– Пролт, милая, вставай же, ну, вставай!
Она отвела руку Ксинка и болезненно прищурилась. Несмотря на тесную близость, в глубине души она все еще побаивалась его: несколькими словами неудовольствия или насмешки он мог разрушить все, что она приобрела, ввергнуть ее в прежнее ничтожество. То, что он ни разу не сказал ей грубого слова, не сделал ничего, что могло бы ее уязвить, не погасило этот страх.
– Прости, что бужу тебя, – сказал он. Теперь она уже видела его лицо, как всегда великолепное, обрамленное гривой темных волос. – Но иначе нельзя, голубка моя. Вставай, пойдем.
Она встала с кровати. Он уже был одет и протягивал ей ее одежду.
– Что… Что происходит?
Он выглядел странно смущенным – словно его застигли за чем-то непристойным, но упрямо встряхнул головой:
– Я должен отвести тебя кое-куда.
– Куда?
Она встревожилась. Что случилось? Почти половину месяца все шло так хорошо, так ровно. Казалось, прошла целая вечность, пока она работала над заданием мэтра Хонниса, Ксинк выполнял поручения мэтресс Цестрелло, а ночи они проводили вдвоем… Что теперь будет? Он решил оставить ее? Сердце тяжело забилось под грудями, к которым прикасался он, только он один.
– Куда? – снова спросила она, но Ксинк отвернулся и промолчал.
Пролт оделась. Ее била мелкая дрожь. Ей казалось, что все в ней сжимается, новорожденная женственность увядает. Ксинк вышел из комнаты и двинулся по коридору Синего флигеля. Она шла следом, не спуская с него глаз. Ноги у нее подгибались; она обхватила руками плечи, словно защищаясь от холода.
Она любит его! Неужели что-то плохое может случиться между любящими? А он – любит ли еще? Он говорил это много раз, но…
Отчаянно пытаясь избавиться от этих ужасных мыслей, она стала вспоминать карты сражений и походов, с которыми так много работала в последнее время.
Мэтр Хоннис мог гордиться ею. Да, это было важно для нее и сейчас. Хотя важнее было дарить Ксинку счастье – столько счастья, чтобы они могли всегда оставаться вместе. Да, выполнять задания старины Хонниса, оставив все прочие академические дела, чтобы сохранить это положение навсегда, оставаться с Ксинком в их прекрасной комнате, посвящать дни войне с Фельком, а ночи….
Они вышли из коридора на лестницу и спустились в слабо освещенное подвальное помещение, где Пролт не бывала никогда. Только теперь она остановилась. Слезы заливали ей глаза. Ксинк подошел, положил свою крепкую руку на ее плечо и, ощутив, как она сжалась, сказал мягко:
– Пожалуйста, милая… пожалуйста, не плачь, Пролт, не бойся. Сейчас придет Хоннис. Тебя позвали для дела. Ну же, пойдем!
Его дыхание коснулось ее щеки. Она позволила повести себя дальше, не поднимая глаз. Все было кончено, она уже поняла. Но она пойдет за ним, к чему бы это ни привело.
От земляного пола тянуло сыростью. Потолок выгибался куполом, внизу по его окружности темнели арки входов. Все выглядело ужасно старым. Камень был щербатым и крошился. Медные листы облицовки купола сильно потемнели. Обширное помещение было совершенно пусто – никаких признаков мебели. Многие входы под арками были небрежно заложены кирпичом, но даже и эти стенки казались древними.
Пролт слыхала, что Университет в Фебретри был построен на месте развалин какой-то допотопной крепости, но не нашла никаких достоверных подтверждений, и потому сочла все это досужими домыслами.
Они шли уже довольно долго, и ее слезы высохли. Ксинк пока не бросил ее. Затем он внезапно отступил на шаг, протянул руку, предлагая ей выйти вперед, и поклонился, словно представляя девушку кому-то.
Да, они были не одни в этом огромном подвале, пропахшем землей и крысиным пометом. Пролт увидела плащи, кольчуги, оружие в ножнах. Человек десять, а может, и больше. Несколько рук держало факелы, но они давали мало света. Среди этих странных людей стоял и мэтр Хоннис, такой знакомый, но кажущийся недоступным. А рядом с ним – высокая статная фигура с рыжевато-золотыми волосами.
– Пролт!
Ее имя отразилось эхом от стен. Мэтр Хоннис произнес его, но не обращаясь к ней, а возвещая ее приход. Она заморгала, осматриваясь – и растерявшись еще больше теперь, чем в тот момент, когда Ксинк разбудил ее.
– Что с ней такое?
Этот голос был сильнее, богаче, чем у Хонниса. Он прозвучал негромко, но разнесся по всему пространству под куполом. Говорил высокий статный незнакомец. Он был одет во что-то… присмотревшись, Пролт решила, что это военный мундир. Но выглядел он скорее как парадное придворное одеяние.
Мэтр Хоннис взглянул на нее. Он казался напряженным, даже возбужденным – а может, и испуганным… Нет. Это невозможно. Хоннис внушал страх, а не испытывал его.
– Она нервничает, – сказал ее старый темнокожий наставник.
– У нее есть на это причины?
Ксинк отступил в темноту и исчез из виду. Теперь здесь не осталось никого в университетских мантиях, кроме нее самой и Хонниса. Только эти… солдаты. И человек с рыже-золотыми волосами – несомненно, их начальник.
Он сделал шаг к ней; его движения были столь же уверенными, как и голос. С виду ему можно было дать примерно пять десятков зим, хотя издали судить сложно. Он, казалось, излучал несокрушимое самообладание. Да, конечно, именно он здесь главный.
– Думаю, что обстановка может казаться ей непривычной, – ответил он сам себе, рассматривая девушку, но не приближаясь больше к ней. – Так вы уверяете, что она ничего не знает?
– Только передвижение и маневры войск, которые она успешно предсказывает уже долгое время, – ответил мэтр Хоннис с обычной для него брюзгливостью.
По ряду солдат, стоявших у них за спинами, прошел шепот.
Под сводами купола раздался сухой смешок. Отблески факелов колыхались на далекой медной облицовке купола.
– Осмелюсь предположить, почтенный мэтр, что если бы я не удрал отсюда, чтобы хоть чего-то достичь в жизни, то и до сих пор огребал бы от вас порядочно брани за каждую попытку бросить учебу, не дойдя до степени мыслителя. Насколько я помню, наше расставание было… Право, не знаю, как лучше выразиться…
– Радостным? – подсказал Хоннис.
– Да. Притом взаимно. Мы просто не могли дождаться, когда избавимся друг от друга.
– Ты был не бездарен – но небо, как ты меня утомил!
– Мэтр, а уж как вы меня утомили…
Пролт следила за разговором, ожидая, когда же в нем – и в этой ночной сцене – забрезжит хоть какой-то смысл. Она надеялась, что все это окажется сном и вскоре можно будет проснуться в своей постели, ощущая тепло спящего рядом Ксинка.
Обменявшись колкостями, они наконец-то подошли к Пролт. Мэтр Хоннис действительно казался несколько взволнованным, костлявые пальцы его были крепко стиснуты. Но Пролт смотрела на другого, незнакомого. Рослый, широкий в плечах и груди, он казался как будто еще крупнее из-за своей властной повадки. Его лицо было изрезано морщинами и обрамлено рыжевато-золотой бородой с заметной примесью седины – но это было лицо человека, занимающего высокий, а может, даже высший пост. Глаза, синие и особенно яркие на бледном лице, блестели даже в этом скудном свете. Шевелюра его казалась настоящей гривой, гуще и пышнее, чем даже роскошные локоны Ксинка. Пять десятков зим? Да, по меньшей мере. Скорее больше. Но никаких признаков слабости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
