— Итак, — уже совершенно другим голосом сказал Лаврик. — Ты своими глазами, как несколько человек до тебя, включая меня, грешного, убедился: серьезной береговой обороны в тех местах организовать нельзя. Местность не позволяет. Снесут любую оборону артиллерийским огнем с кораблей, и не только — в составе эскадры, выделенной для операции «Кальмар», еще и два ракетных фрегата класса «Хоул». И, кроме той авиаподдержки, что нагрянет с севера, за пределами территориальных вод будет отираться еще и авианосец. Чтобы не допустить высадки, остается одно — мины.
— Но тральщики...
— Обсерутся тральщики, — сказал Лаврик. — Наша эскадра подойдет только завтра — ну, это не страшно, у нас примерно неделя в запасе, а то и побольше. Зато в порту уже три дня стоит мирный такой океанографический кораблик типа незабвенного «Сириуса» — с потайным шлюзом для выпуска аквалангистов... Ага, не удивляйся. Не все в свое время порезали на иголки и обменяли на «Сникерсы». И в трюме у этого мирного океанографа — ровным счетом тридцать «Ракурсов». Как тебе?
— Так это ж совсем другое дело! — воскликнул Мазур.
Действительно, «Ракурс», скорее подводная крылатая ракета, чем традиционная мина — штука страшная. Лежит себе на морском дне в контейнере, который не обнаружит ни один современный тральщик — а, получив команду, оживает и прет к цели, в отличие от торпеды, глубоко под водой. Когда его засекут, будет слишком поздно, времени не останется на то, чтобы перекреститься...
— Если ничего другого не останется, ты с местными ребятками их живописно разложишь на дне, — сказал Лаврик. — Они, как меня заверили, подготовлены хорошо, справятся. В своих территориальных водах можно делать все, что угодно. Это у янкесов положение будет склизкое. Согласно международному праву, действия военного корабля, вторгшегося в территориальные воды другой страны без объявления войны, приравнивается... К чему?
— Не ребус, — сказал Мазур. — К пиратским. Но, Лаврик... «Ракурсы» — это серьезно. Всю эскадру, конечно, не потопим, но придется ей хреново. Вот тогда... Третьей мировой, конечно, не случится, но шуму будет много в прямом и в переносном смысле. Шуму, вони, визгу...
— Кто бы спорил... — серьезно сказал Лаврик. — Но, во-первых, брань на вороту не виснет. Ни у нас, ни у президента. А во-вторых, я же сказал: «Если ничего другого не останется». Есть еще и такой нюанс. Вполне может оказаться, что это уже будут территориальные воды не республики Санта-Кроче, а республики Месаудеро. Где все мы будем уже не зваными гостями, а персонами нон грата...
— Значит, на этот раз все серьезно?
— Крайне, — сказал Лаврик. — Вот, полюбуйся...
Кривя губы, он достал из внутреннего кармана легкого бежевого пиджака прямоугольный кусочек материи размером с носовой платок: две сине-красных горизонтальных полосы, и на верхней, синей, в уголке какая-то черно-золотая эмблема.
— Видел такие в Тукуманье?
— Видел несколько раз, — кивнул Мазур. — И на антеннах машин, и на стенах были нарисованы, а в одном баре такой вообще на стойке стоял, такой же примерно величины. Эго и есть...
— Ага, — кивнул Лаврик. — Флаг сепаратистов, то бишь независимой и суверенной республики Месаудеро. Его еще в первый раз поднимали, и во второй тоже, вот и теперь решили соблюсти традицию. Между прочим, при доне Астольфо, найдись у кого такой флажок или поймай кого рисующим его на стене, загремел бы персонаж автоматически на остров Пикомайо, самую жуткую тогдашнюю каторгу. Оно, конечно, методы дона Астольфо были бесконечно далеки от гуманизма и давно осуждены прогрессивной общественностью, но что было, то было — сепаратисты при нем сидели тихо, как мыши, а кто высовывался тем или иным манером, куда-то пропадали... Сейчас, увы, ситуация другая. Ты у себя в отделе сводки на этот счет не читал?
— Не до них было, — сказал Мазур. — Была куча других забот, да и никто мне не поручал уделять внимание Месаудеро.
— Ну, тогда кратенькая лекция... Янкесы там готовят классическую «цветную революцию», в точности по учебнику умнющего мудака Шарпа. Очередной Майдан. Мотивировок две. Первая — та самая, на которую уже многих поймали, в том числе, увы, и нашу Империю в девяносто первом. Практически все нефтяные месторождения, которые активно разрабатывают на территории Месаудеро. Те, что за ее пределами, пока что только разведаны. Нужно объяснять, какие отсюда проистекают лозунги?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Все ясно, как божий лень, — сказал Мазур. — «К чему нам кормить столицу и всю остальную страну?» «Санта-Кроче, голодранцы и лентяи, нас безбожно грабят». «Отделимся — и будем жить, как второй Кувейт или Саудовская Аравия!» Сколько раз проходили...
— Ага, вот именно. Затрепанный штамп, но ведь работает до сих пор. Очень человек бесится, если внушить ему, что его безбожно грабят, что он кого-то кормит... Есть и вторая мотивировка, тоже довольно убедительная. В Месаудеро шестьдесят с чем-то процентов населения составляют протестанты, потомки юропо — ну, так исторически сложилось. Здесь уже агитация идет иначе: пора освободиться от щупалец Ватикана, за столетия запачканных кровью. Припоминают в первую очередь зверства инквизиции — вот только как-то забывают уточнить, что в свое время протестанты сожгли на кострах столько народу, сколько не во всякой стране инквизиции удавалось. В общем, сочетание двух довольно убедительных мотивов: экономический и идеологический, Первый отлично действует главным образом на людей попроще — бедняку вдумчиво объясняют, что он бедняк оттого, что столица его грабит, зато при новой власти нефтяные денежки будут делить на площади и по-честному. Ну, а когда он поймет, что его в очередной раз накололи, будет уже поздно... Второй мотив предназначен для людей пообразованнее и поразвитее — и тоже эффективно работает. Словом, заговор катит на всех парах, и известно о нем до сих пор не так уж много — во всяком случае, недостаточно, чтоб объявлять военное положение и вводить войска. Парламентская оппозиция все заболтает, а разгон парламента с имиджем Васкеса категорически не сочетается, никак он не может на такое пойти...
— Конкретность есть?
— Немного. Главным образом качаем на косвенных, на прецедентах. Начнет молодежь, ясноглазые мальчики и девочки с цветами в волосах и чистыми улыбками... как не раз бывало, многие из них никем не куплены, идут митинговать совершенно искренне, от сердца... Что, как сам знаешь, ситуацию осложняет до предела... Когда на улицы высыпает взбунтовавшаяся пехота при оружии, даже заядлым либерастам трудно протестовать, когда на них бросают танки и лупят по ним с вертолетов. Ясноглазые мальчики и девочки — совсем другое. Их даже при доне Астольфо старались не трогать. По демонстрациям взрослых частенько стреляли и пускали броневики, наплевав на мировое общественное мнение, шахтерские митинги, случалось, без зазрения совести разгоняли пулеметным огнем. Но когда выходили студенты или старшеклассники лицеев, их полиция рассеивала со всей возможной во времена дона Астольфо деликатностью. Потом, правда, иные студенческие вожаки куда-то пропадали, но уже не на публике, и не под камерами иностранных репортеров... Так что президент в цейтноте. Ну, а чуть погодя объявятся крепкие молодые люди уже совершенно другого плана, отнюдь не ясноглазые, с оттопыренными карманами и куртками, разбитые на пятерки и десятки, с хорошими дирижерами, четко знающие свой маневр. Наверняка окажется, что так и не обнаруженные злобные правительственные снайперы стреляли по толпе тех самых ясноглазых, с цветами в руках я в волосах. Покажут крупным планом очередную юную девочку. лежащую на тротуаре с пробитой головой. Ну, сам знаешь, как это бывает... И вопли: «Каратели диктатора убивают наших детей!» Тут уже подключаются взрослые, сначала штатские, а потом и в погонах. Два пехотных полка, что дислоцируются в Месаудеро, опять-таки больше чем на девяносто процентов — из местных уроженцев, как и полиция, жандармы, гражданская гвардия. Само собой вся прогрессивная мировая пресса бьется в истерике, начнутся истерики на трибуне ООН... Финал — очень быстро развевается эта тряпка, — он взмахнул флажком, — как чертик из коробочки, выскакивает временное революционное правительство, жаждущее демократии и свободы, как старая лева — изнасилования, просит помощи и зашиты от геноцида у всех демократических миролюбивых сил. А миролюбивые силы долго звать не надо, они вот они, у границ территориальных вод идиллически плавают. Случайно тут оказались и не сумели остаться в стороне, когда каратели убивают детей и душат гражданские свободы, давят право народа на самоопределение... Пожалуй, за пределы Месаудеро они и не пойдут — упаси боже, они не агрессоры, они независимость молодой республики отстаивают, и не более того... А заодно и независимую нефть от диктатора Васкеса... — Лаврик взял бутылку каньи и плеснул немного в оба стакана, детскую, можно сказать, дозу. — Конечно, в значительной степени все это — основанные на прецедентах реконструкции, но и кое-какая информация от агентуры есть. Ну, а что касается эскадры, практически уже сформированной для операции «Кальмар», тут никаких догадок нет — стопроцентно верная информация. В основном от разведспутников, но и агентура, я так подозреваю, работает, хотя в подробности меня, конечно, никто не посвящал — ну, я ж не дите малое... С уверенностью можно сказать: у президента... то есть и у нас с тобой есть примерно неделя. Потом они начнут, и маховик раскрутится как бешеный... И ничего уже не удастся остановить. Так что наша задача гораздо сложнее, чем разбросать по дну «Ракурсы». Будь дело только в этом, никто и не беспокоился бы... Подумаешь: эй, сей веселей, вправо сей, влево сей... Пожалуй, и нас с тобой не стали бы на старости лет сюда выдергивать, тут и полковники из молодых справились бы, а то и майоры... Молодая смена подросла, и зубастая... Но ситуация такая, что старики-разбойники понадобились... Имперской выучки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
