Наталья откинула волосы с лица. Было уже за полночь.
Сколько им осталось часов? Пять? Шесть? Жалея о каждой минуте, которую Джулиан должен провести со своими родителями, она вошла в освещенный люстрой холл.
Почти тотчас двери гостиной распахнулись, и леди Филдинг быстро направилась к ним, шурша длинной юбкой.
— Мы слышали сообщение по радио, — взволнованно сказала она Джулиану, игнорируя Наталью, словно ее и не было. — Теперь мы в состоянии войны с Германией. — Ее голос слегка дрожал, и это привлекло внимание Натальи. Впервые она слышала выражение эмоций в этом холодном, отчетливом голосе. — Я едва могла в это поверить. Неужели мы действительно будем воевать с немцами? И все из-за этого глупого инцидента на Балканах?
Наталья втянула в себя воздух, и Джулиан поспешно сказал:
— Иди спать, дорогая. Я долго не задержусь.
Впервые за время разговора леди Филдинг обратила внимание на Наталью. При взгляде на распущенные спутанные волосы невестки ее лицо исказилось от отвращения. Наталья все прекрасно поняла. В глазах леди Филдинг она была просто восточноевропейской цыганкой. Одним словом, балканкой. Глаза Натальи вспыхнули, но она промолчала ради Джулиана. Стараясь сохранить самообладание, во что ни ее мать, ни отец никогда бы не поверили, она прошла через холл и поднялась по лестнице, всем своим видом показывая, что она не цыганка, а член королевского дома Карагеоргиевичей.
Позднее в постели Наталья с гневом сказала мужу:
— Я ненавижу твою мать!
— Не надо возмущаться. Это не имеет смысла. — Джулиан лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Его мускулистая грудь блестела от пота после бурных любовных ласк. — Она не хотела унизить кого-либо, говоря о том, что война началась из-за глупого эпизода на Балканах. Кстати, так думают многие англичане, и их нельзя в этом винить. — Свободной рукой он гладил бедра Натальи. — Сербия и Босния для них так же далеки, как звезды.
— Она меня не любит, — настаивала Наталья, злясь оттого, что он пытался снова ее возбудить только ради удовлетворения своей страсти.
— Это правда. — Это было настолько очевидно, что он уже давно заставил себя с этим смириться. — Ты должна понять, дорогая, что мы сделали все не так, как ей хотелось бы. Не было официально объявлено о помолвке, и не было пышной церемонии бракосочетания в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Даже если бы обряд состоялся в соборе в Белграде, она была бы довольна. Среди гостей на церемонии присутствовали бы члены европейских королевских семей. Мои родители были бы гостями в Конаке, и твой отец наверняка произвел бы впечатление на моего своей политической прозорливостью и талантом государственного деятеля, а твоя мать непременно очаровала бы мою. Тогда все было бы иначе.
Его рука легла на ее живот и начала нежно его ласкать, спускаясь все ниже.
— Но так произошло, что моя мать не встречалась ни с кем из членов вашей семьи, и ей трудно поверить в их существование. Она не глупа, но совершенно лишена воображения. Наша свадьба была слишком поспешной и не соответствующей ее представлениям о респектабельности. Отсюда и ее отношение к тебе, как к девушке, не достойной уважения.
Наталья провела ладонями по его груди, внезапно поддавшись сладострастному порыву, который он в ней возбудил. Все ее недовольство матерью Джулиана отошло на второй план и единственным желанием было снова слиться с ним воедино.
— Люби меня, — хрипло прошептала она. — Скорее, дорогой. Ну же, скорее.
Его глаза загорелись ответной страстью, и когда она потянула его на себя, он, оставив попытки объяснить причины враждебного отношения к ней его матери, овладел ею с пылким нетерпением.
* * *
Было пять часов утра, когда Джулиан поднялся.
— Я тебе напишу, — сказал он, одеваясь в гражданскую одежду, возможно, в последний раз, поскольку потом ему придется долгие недели, а может быть, месяцы, носить военный мундир. — В конце недели приедет моя сестра Диана, которая, думаю, составит тебе компанию. Она очень жизнерадостная девушка и наверняка тебе понравится.
Наталья, поджав колени, сидела на кровати в ночной рубашке, отделанной кружевами. Она сомневалась. Если Диана такая же, как ее мать, то вряд ли сможет ей понравиться. Она не хотела общаться с его сестрой, ей нужен был только он.
— Я буду по тебе скучать, — искренне сказала Наталья.
Его пальцы слегка дрожали, когда он застегивал воротник рубашки. Он знал, что она будет скучать, и это глубоко его тронуло, но ему хотелось, чтобы она сказала нечто большее. Он надеялся — Наталья наконец скажет, что любит его.
— Как же теперь я буду узнавать новости из Сербии, если ты не будешь посещать Форин оффис? — спросила она с тревогой. Но не этих слов он от нее ждал.
— Придется положиться на газеты. — Джулиан с трудом скрыл свое разочарование. — Впрочем, новости с фронтов приходят очень редко. Так что не стоит рассчитывать на многое.
Джулиан надел жилет и поправил галстук. Его сумки были уже уложены и ждали в холле. Он не ощущал себя воином, идущим на битву. У него было чувство человека, которого разлучали с женой и толкали на бесчинства жаждущие войны политики, генералы и монархи.
— До свидания, дорогая, — произнес он взволнованно.
Наталья соскочила с кровати, бросилась к мужу и крепко обняла.
— Возвращайся поскорее! — взмолилась она, подумав, как она будет жить в Англии без него. — Возвращайся до Рождества!
Джулиан в последний раз крепко ее поцеловал и быстро вышел из комнаты, чувствуя, что, задержись он еще хотя бы на мгновение, самообладание его покинет.
Наталья стояла замерев и прислушивалась к его удаляющимся шагам. Она слышала, как он легко сбежал по лестнице и пересек холл. Входная дверь открылась и закрылась. Затем донесся звук мотора «мерседеса», который постепенно затих в отдалении. И наступила тишина.
Наталья медленно вернулась к кровати и села на ее край.
Впервые она почувствовала себя совершенно одинокой. Одна среди незнакомых людей. На ее ресницах заблестели слезы. Как жить под одной крышей с враждебно настроенной свекровью?
С кем поговорить? В Лондоне у нее не было ни друзей, ни родственников. Она вспомнила о своих прежних друзьях и смахнула слезы, зардевшись от стыда. Гаврило, Неджелко и Трифко сейчас томятся в австрийской тюрьме. По сравнению с ними она в неизмеримо лучшем положении. Ее охватил патриотизм.
Она тоже должна сделать что-нибудь для Сербии.
У ее ног прыгала Белла, и Наталья взяла собаку на руки и крепко прижала к себе. Лондон — один из крупнейших городов мира, и, вероятно, здесь есть и другие сербы. Она вспомнила, как боснийские и хорватские эмигранты собирались в «Золотом осетре» и в других белградских кофейнях. В какой бы стране ни жили эмигранты, всегда существуют места, где они встречаются. Ей надо найти в Лондоне место, где собираются сербы.
