… Перед глазами плясали яркие пятна. Тёплый влажный язык последний раз бережно слизнул кровь с моей кожи. Сердце испуганно трепетало в горле, рвясь наружу. Открыв глаза, я несмело, боясь даже шевельнуться, взглянула на Эдуарда. Его губы были чёрные от крови, тоненькой струйкой стекавшей от уголка рта до подбородка. Ким, обнимавшая парня за шею, тихо и успокаивающе прошептала ему на ухо несколько слов и слизнула алый потёк. Её глаза тоже горели, хотя у неё в привычку не входит хоть чем-то намекать о своей нечеловечности.
Но как бы то ни было, они оба сидели передо мной — Лэйд и Жаниль. Как я в первый момент не рухнула в обморок — не знаю. Дальше — проще. Безразличие опять заполнило всю мою внутреннюю пустоту.
Длинные тонкие пальцы Кимберли погрузились в волосы четверть-оборотня, и тот повернул к ней голову. Тогда она просто поцеловала его и поднялась на ноги. Эдуард же как ни в чём ни бывало смочил клок ваты в спирте и протёр мой укус.
Ледяная игла вонзилась мне в рану. Было ужасно больно, но ещё больше — неприятно. Гадая, блевану — не блевану на парня, я бросила взгляд на потолок.
— Чаю? — осведомилась Ким.
— Нет, — просто ответила я. — Кофе.
Четверть-оборотень выдернул шприц, швырнул мне пропитанную спиртом ватку и похлопал меня по щеке со словами:
— Вскоре я приду по твою душу, должничок.
— А пошёл ты на… — вяло бросила я ему вслед, протёрла куском мокрой ваты ранки и невольно зашипела от жжения.
Дождь за окнами начинал стихать. Но в комнате было по-прежнему темно. Попросить, чтобы свет включили? Или не надо?.. По-моему, лучше не надо. Ещё не хватало сейчас сидеть и щуриться от яркого света, а потом видеть мир в его истинных красках. Например, что залившая мою одежду кровь всё-таки вишнёво-красная, а не чёрная. Пусть лучше чёрная.
Согласившись с этой мыслью, я попыталась подняться с помощью стены. Если смогу держаться на ногах, значит, буду жить, а если нет… соответственно. Мне просто нужно это знать, чтобы действовать потом согласно обстоятельствам.
Поначалу, несмотря на лёгкое головокружение, у меня всё получалось неплохо, даже хорошо: я сумела сесть на корточки. Подержалась так несколько секунд, а потом, опираясь на стену, попыталась выпрямить ноги…
Хмыканье.
У-у-у чёрт!!!
Вся та шаткая конструкция, которую я пыталась из себя воздвигнуть, покачнулась и рухнула на тёмно-серый ковёр лицом вниз. Тело беззвучно вскрикнуло и ударило водой в глаза: было по-настоящему больно. Очень больно. Чертовски больно. Как если бьёшь без конца по одной и той же шишке.
— Ты козёл, Эдуард… — просипела я, злясь от боли (великая штука
— боль!), — тупица со смазливой харей! Даже у моего медвежонка больше мозгов!
— Наверное, он был величайшим гением… — с лживой философской задумчивостью изрёк белокурый парень, не переставая наблюдать за мною.
— Ага, был. Зато ты — тупая мразь. Все девчонки клюют только на твою внешность, — бросила я, снова усаживаясь. Это оказалось непросто так как я, хоть ты расшибись, слабее котёнка и хуже всякого синяка. Голова не переставала кружиться, с каждым поворотом усиливая ком тошноты в моём горле. В жизни иногда бывают моменты, когда хочется сдохнуть. Этот — один из них. Этот меня и злит, что само по себе чудесно: ко мне возвращается жизнь.
— Ну-ну, — кивнул Эдуард в знак того, что внимательно слушает, и удобно разлился в том кресле, что было ко мне поближе.
— Что нукаешь? — зло посмотрела я на него снизу вверх (это ярило меня ещё больше). — Скажешь, не так? Кто-нибудь когда-нибудь делал комплимент твоему интеллекту?
— Нет, — флегматично пожал плечами парень и лениво зевнул. — Чтобы делать комплименты чужому интеллекту, нужно сначала иметь свой собственный.
— А все твои поклонницы — безмозглые дуры. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — я желчно фыркнула, горячась оттого, что у меня беспрестанно кружится голова, а поделать ничего нельзя. — Ну вот объясни, почему мне ты не нравишься? А?
— Потому что я не хочу тебе нравиться, — как дважды два — четыре. Аксиома стереометрии, блин.
— Вот как? — сегодняшней ночью я почти удивилась его наглости и спокойному тону. — Но даже если бы захотел — не смог.
Это тоже аксиома. Как и то, что Земля имеет форму эллипса.
— Хочешь сказать, что ты сможешь мне понравиться, если захочешь? — четверть-оборотень косо взглянул на меня, моргнул, а потом зашёлся гомерическим хохотом. Нет, Ким определённо права: что-то он не в себе. Чтобы Эдуард — и так ржал? Что-то в лесу сдохло…
Ну да, это ж был Синг…
При одном воспоминании о мёртвом Короле меня затошнило.
— Сумасбродная идея — понравиться тебе, — отгоняя воспоминания, дёрнула я щекой и стала дышать глубже. — Но на твой вопрос отвечу: да. Если захочу — понравлюсь.
Вот это уже теорема. Вроде теоремы о трёх перпендикулярах. Терпеть не могу их доказывать, да и математику не люблю в общем, но… Но сегодня у меня было очень плохо с головой. Она кружилась так сильно, и так громко хохотал с меня Эдуард, что я неожиданно даже для себя самой гордо задрала нос и бросила:
— Спорим?!
Парень, всхлипнув от смеха, резко умолк, будто кто-то отключил звук, и в мёртвой тишине приподнял голову с мягкого подлокотника. В изумрудных глазах загорелся неподдельный интерес, даже скорее азарт. Киске показали рыбку.
— Спорим, что я закадрю тебя и не попадусь в твои сети? — с вызовом глянула я на него, всё дальше засовывая голову в капкан, осознавая это, но продолжая гнуть своё.
— Спорим, — задумчиво кивнул Эдуард и мягко соскользнул с кресла. Оказавшись на расстоянии слегка большем, чем полметра, он протянул мне руку со словами:
— Если выиграю я, твой долг возрастёт в ещё два раза.
О-го-го!!!
Но этой ночью меня было уже не пронять:
— А если выиграю я, то мой долг нахрен исчезнет.
— Согласен.
— Аналогично.
Жаниль, держа в руках чашку с кофе, изумлённо замерла на пороге комнаты. Обычно в такие моменты полагается уронить всё, что у тебя в руках, но самообладание у молодой тигрицы было явно покрепче моих мозгов.
— Ким, — попросила я, — разбей.
Неодобрительно покачивая головой, девушка поставила чашку на пол и легко ударила по нашим рукам. Я с облегчением привалилась к стене, но даже от такого лёгенького пинка тело ухнуло, и рассудок покрыл меня самым отборным матом. Передвигалась — опять болит голова, а уж кружится…
Жаниль некоторое время наблюдала за мной, меланхолично тянущей горький кофе, и Эдуардом, смотрящим куда-то в окно. Её взгляд скользил с него на меня и обратно. Ежу понятно, что она прикидывает в уме некоторые варианты. Почему-то мне совсем не хочется знать, какие именно. И без того башка трещит…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
