– Перед смертью она успела оставить тайное послание для Марка – всего лишь несколько значков в своем молитвеннике, но так он мог узнать ее группу крови.
– Да, мы понимали, что здесь кроется опасность. Роналд брал кровь на анализ у нас троих. Однако после смерти Эвелин нам уже нечего было больше беспокоиться.
Наступила затяжная пауза. К мосту с противоположной стороны приближалась маленькая группа туристов.
– Как ни печально, – сказала мисс Лиминг, – но Роналд никогда не любил сына. Дед его обожал, что верно, то верно. Половину своего состояния он сразу отвалил Эвелин, а потом эти деньги автоматически отошли к ее мужу. Другую половину должен был получить Марк по достижении двадцатипятилетия. Но нет, Роналд не любил Марка и мне запрещал. Я издали наблюдала, как он растет и взрослеет, но проявлять свою любовь к нему мне не давали. Я связала для него множество свитеров. Бедный Марк думал, наверное, что я чокнутая – странная женщина, неудачница, без которой его отец не мог обойтись, но на которой никогда бы не женился.
– Кое-какие его вещи остались в коттедже. Что мне с ними делать?
– Отдайте кому-нибудь, кто в них может нуждаться.
– Хорошо, а как быть с его книгами?
– Избавьтесь и от них как-нибудь. Я больше в том коттедже не появлюсь. Распорядитесь всем сами, пожалуйста.
Туристы подошли теперь совсем близко к ним, но не обращали на двух женщин никакого внимания, поглощенные собственной болтовней. Мисс Лиминг достала из кармана небольшой конверт и протянула его Корделии.
– Здесь я написала краткое признание. Ни слова ни о Марке, ни о том, чем закончилось ваше расследование. Это заявление, что я застрелила Роналда Кэллендера сразу же после того, как вы от него вышли, а потом принудила вас поддержать версию о его самоубийстве. Положите это в надежное место. Кто знает, может быть, когда-нибудь этот листок бумаги сможет вам пригодиться.
Корделия не стала вскрывать конверт.
– Поздно, – сказала она. – Если вы сожалели о том, что сделано, нужно было признаться раньше.
– Ни о чем я не сожалела. Я и теперь рада, что мы поступили именно так. Только подумайте, вдруг следствие будет возобновлено?
– Но ведь дело закрыто! Об этом говорилось в следственном заключении.
– Не забывайте, что у Роналда были очень влиятельные друзья. Они обладают властью и время от времени любят ею пользоваться хотя бы только ради того, чтобы убедиться в своем могуществе.
– Следствие они возобновить не могут. Если не ошибаюсь, вердикт можно теперь отменить только указом парламента.
– Да, но они могут начать задавать вопросы. Начнут нашептывать здесь и там, пока не раздуют это дело вновь. Такие уж это люди.
– У вас огонька не найдется? – спросила вдруг Корделия.
Не говоря ни слова, мисс Лиминг открыла сумку и протянула Корделии элегантную серебристую зажигалку. Корделия не курила, и зажигалка сработала в ее руке только с третьего раза. Она слегка перегнулась через ограждение и подожгла уголок конверта.
В ярком солнечном свете огонек зажигалки был почти невидим. Бумага быстро занялась, и когда пламя стало подбираться к ее пальцам, Корделия их разжала, и конверт, описав спираль, окунулся в реку.
– Ваш возлюбленный застрелился, – сказала Корделия, – и это единственное, что нам с вами следует навсегда запомнить.
* * *
Обратно они возвращались молча. Корделия оставила «мини» на стоянке прямо у ограды часовни, «ровер» мисс Лиминг был припаркован дальше по улице. Она пожала Корделии руку и попрощалась так небрежно, словно обе жили в Кембридже и встречались чуть не каждый день. «Встретимся ли мы когда-нибудь еще раз?» – думала Корделия, глядя ей вслед. Ей трудно было осознать, что они и виделись-то всего четыре раза. Между ними практически не было ничего общего, и в то же время они без колебаний вручили свои судьбы в руки друг друга. Бывали мгновения, когда их общая тайна потрясала Корделию своей огромностью, но случалось это все реже и реже. Со временем она перестанет казаться ей такой уж важной. Жизнь будет продолжать свое течение. Конечно, совсем такие вещи не забываются. И может быть, когда-нибудь, натолкнувшись друг на друга в фойе театра или в ресторане и все вдруг вспомнив, они с недоумением будут думать: неужели все это случилось с нами на самом деле? Уже сейчас, всего через четыре дня после окончания расследования, смерть Роналда Кэллендера начинала в сознании Корделии занимать какую-то нишу в пусть и недалеком, но прошлом.
Теперь не было ничего, что удерживало бы ее в коттедже. Она сделала там тщательную уборку, хотя знала, что туда никто не войдет, может быть, много месяцев. Она наведалась в сарай и снова встала перед проблемой, что делать с кастрюлей и бутылкой с прокисшим молоком. Сначала ею овладел порыв спустить все это в унитаз. Но все-таки это были доказательства. Ей они не понадобятся, но разве это основание их уничтожать? Поэтому в конце концов она решила прежде сфотографировать оба этих предмета с их содержимым, установив их на кухонном столике. Эта операция ей самой казалась бессмысленной и даже странной, и она была рада, когда дело было закончено. Под конец она тщательно вымыла бутылку и кастрюлю и поставила в шкаф.
В последнюю очередь она собрала свою сумку, снаряжение и вместе с вещами Марка уложила в багажник «мини». При этом она вспомнила неожиданно о докторе Глэдвине – вот кому могли действительно пригодиться теплые шерстяные свитеры! Но нет – подобный жест имел право сделать только сам Марк.
Она заперла дверь и положила ключ под большой камень рядом с ней. Ей не хотелось встречаться вновь с мисс Маркленд или с кем-то еще из этой семьи. Вернувшись в Лондон, она напишет им письмо с изъявлением признательности и объяснит, где найти ключ. Отъезжая от коттеджа, она не оглянулась. Дело Марка Кэллендера было окончено.
Глава VII
На следующее утро она пришла к себе в контору ровно в девять. С того дня в Лондоне установилась необыкновенная жара, и, когда она открыла окно, дуновение теплого воздуха подняло со стола облачко пыли. Ее ждало только одно письмо в удлиненном конверте с адресом адвокатов сэра Роналда Кэллендера:
«Уважаемая леди! – говорилось в нем. – К сему прилагается чек на 30 фунтов стерлингов в качестве компенсации издержек, произведенных Вами при расследовании по поручению сэра Роналда Кэллендера обстоятельств смерти его сына, Марка. Если сумма Вас устраивает, подпишите и вышлите нам, пожалуйста, квитанцию в ее получении».
Что ж, как верно сказала мисс Лиминг, это поможет ей уплатить штраф. На оставшиеся у нее деньги она может содержать агентство еще месяц. А потом, если заказов больше не будет, придется снова становиться стенографисткой и искать временную работу. Об этой перспективе она подумала без всякого энтузиазма.
Усевшись за машинку в предбаннике, она решила распечатать двадцать рекламных писем, которые нужно было разослать последним из лондонских юристов и адвокатов, значившихся в их списке. Текст навел на нее удручающую тоску. Составил его Берни, исчеркав и скомкав листов десять бумаги, и тогда он показался им обоим вполне приемлемым. Теперь, после смерти Берни и расследования дела Марка Кэллендера, на многие вещи она смотрела иначе. Помпезные фразы о «профессиональных услугах высочайшего класса» и «опытных детективах при умеренных расценках» казались ей сейчас не только глупостью чистой воды, но и глупостью опасной. Она силилась вспомнить, нет ли в административном кодексе пункта, карающего за введение клиентов в заблуждение. Впрочем, что касается умеренных расценок и гарантии сохранения тайны, то это святая истина. Как жаль, подумала Корделия, что она не может взять рекомендательное письмо от мисс Лиминг: «Создаем фальшивые алиби, помогаем убийцам уйти от ответа со стопроцентной гарантией, за лжесвидетельство – отдельная плата по двойному тарифу!»
Хотя телефон зазвонил негромко, она вздрогнула. В конторе стояла такая тишина, что как-то не верилось, что сюда могут позвонить. Она несколько секунд с суеверным страхом смотрела на аппарат, прежде чем сняла трубку.
Голос звучал спокойно и уверенно. В нем не было ни тени угрозы, но Корделии показалось зловещим каждое слово:
– Это мисс Корделия Грей? Вас беспокоят из Нового Скотленд-Ярда. Не могли бы вы найти время, чтобы заглянуть к нам сегодня во второй половине дня? Комиссар Далглиш хочет с вами встретиться.
* * *
Десять дней спустя Корделию вызвали в Новый Скотленд-Ярд уже в третий раз. Этот железобетонный бастион на Виктория-стрит был ей теперь хорошо знаком, но все же, входя в него, она по-прежнему чувствовала, что оставляет снаружи какую-то частичку самой себя, как оставляют обувь при входе в мечеть.
Личность комиссара Далглиша не наложила на его кабинет почти никакого отпечатка. Здесь рядами стояли книги, но все это были справочники и своды законов, сборники парламентских указов и словари. Единственным украшением стен была огромная акварель с пейзажем лондонской набережной в серых и охряных тонах. Как и в первые два ее визита, на его столе в вазе стоял букет цветов – настоящих садовых роз, а не магазинных, лишенных всякого аромата и как будто неживых.
