Ее хладнокровие против бешенства отца… Исход заранее был очевидным. От смерти короля спасло лишь чудо, и вмешательство королевы. Она закрыла Ангуса телом и крыльями.
Очнувшись, Ангус изгнал дочь. И обязал всех докладывать о ее появлении. Несколько недель он болел. Раны гноились и плохо затягивались. Свой клинок Сольвейг редко мыла. Король ходил мрачным. Избегал жены и дочерей. Но, потом, все как-то успокоилось. Несколько лет мы жили просто замечательно. Обрывки слухов о кровожадной валькирии, конечно, доходили до белых гор. Но тут она не появлялась. С людьми мы стали жить в относительном мире. Вроде бы все утряслось….
Но вот, в один прекрасный момент, Хаук принес недобрую весть. Король побелел от злости и гнева. Но старик упросил его не вмешиваться, пока Сольвейг не покинет стен твоего дома. Чтобы сдержать обещание, которое дал.
С того дня мы не спускали глаз с тебя и твоего дома. И, наконец, Сольвейг совершила ошибку.
Ну, а что было дальше, мы с тобой наблюдали уже стоя по разные стороны. Стыдно признавать, но я в восторге от того, как ты бился. От смертного такого мы ну никак не ожидали.
После боя, король начал нести какой-то бред. Однако, после чудесного исцеления, бред его не отпустил.
— И вы сразу решили меня навестить?
— Да. Он настоял. Хотел грехи искупить.
— Не получилось?
— Нет. Во мне еще бурлила злоба. Единственное, чего я хотела, увидев тебя — нагрубить. Я сделала то, что просил король, чтобы он успокоился.
— Моя кровь не похожа на кровь отца?
— Нет. Лишь отдаленно. Да и я давно оплакала свое дитя. Все прошло. Я смирилась. Этого точно не должно было быть.
— Тогда, что же изменилось?
— Я перестала спокойно жить. Беспокойство поселилось в душе. Чувство гнетущее, мучительное, которое сложно подавить. Что-то важное не сходилось. Ты был слишком похож на Олафа. Вкус крови сильно отличался, но, все же, был знакомым. После бессонной ночи я решила сходить к старейшинам. Покаяться и все им изложить….
Меня выслушали. Прониклись вопросом, и указали на одну, очевидную вещь: хотя мужские гены доминируют чаще, ребенок и от матери многое берет.
— Вот оно как…. — Сказанное ею начало обретать смысл..
— Да. Внешне ты копия своего отца. Но в жилах твоих течет моя кровь. Немного другая, но… все же моя.
— Проснулся материнский инстинкт?
— Это было дикостью, но с момента последней встречи, меня стало необъяснимо тянуть к тебе. Сначала, я приняла это за плотское влечение. Но это не типично для меня…. На самом деле, сердцем, я сразу поняла, кто ты есть. Лишь вдохнув твой запах. Ты вырос, возмужал…. Но для меня ты пахнешь точно так же, как и тогда. Закутанный в пеленки, и мерно сопящий рядом со мной. Беда в том, что я привыкла жить разумом, но не сердцем. А он все отвергал.
Арон вздохнул, вспомнив дела едва минувшие.
— Прости за губу — Уна довольно заулыбалась — Но ты заслужил.
Арон отмахнулся.
— И что теперь? Будем ходить друг к другу в гости?
— Почему бы нет? Ты ведь не был в белых горах?
— Нет.
— Пойдем со мной? Ангус сказал, что хороший кузнец всегда пригодится.
— Помню. Заманчиво, конечно, но, не сейчас… — в голосе Арона сквозил плохо скрываемый сарказм.
— С семьей познакомишься?
Арон в недоумении поднял на нее глаза.
— У тебя есть родня. С моей стороны, — пояснила она.
— Как… — такого поворота он совсем не ожидал — И много?
— Много? — валькирия улыбнулась его простоте — С десяток наберется. Помнишь, мы долго живем.
— Я мог догадаться. Просто… это плохо вяжется в уме.
— Я и семья? — улыбнулась она — Ну да… Но они не все такие как я. Есть нормальные.
— Ты уже сказала им?
— Нет. Пока рано. Я в себе не разобралась. А они и подавно. Кое-кого из них, ты чудом не убил.
— Это не чудо — признался кузнец — Дело в Сольвейг.
— Вот даже как…? — Уна осеклась, позабыв, о чем говорила секунду назад.
— В это трудно поверить, но… Она просила никого не убивать. Только ранить.
На какое-то время их диалог оборвался. Уне нужно было переварить то, что кузнец сказал.
— Что-то не так? — спросил он.
— Прости, я знала ее другой. — Уна натянуто улыбнулась — Видимо придется заново узнавать.
— Как думаешь, скоро она в себя придет?
— Ну, старейшины говорят, что все хорошо. Иногда открывает глаза. Но она потратила много духовных сил. Поэтому решили дождаться, когда проснется сама. А вот доспехи хорошо бы снять.
— Доспехи? — удивился кузнец — они уцелели?
— Да. Шлем, она сама сняла, а вот остальную броню мы не смогли вскрыть.
— И не вскроете — сообщил кузнец — Пока Сольвейг без сознания, доспех будет ее оберегать.
— Не поняла!?
— Так задумано. Когда придет время, она снимет все сама.
Уна с минуту недоверчиво вглядывалась в его глаза.
— Подстраховался? — наконец, подобрала она нужное слово.
Кузнец не ответил, лишь отвел глаза.
— Она так дорога тебе? — вдруг сменила тему Уна.
Но кузнец и здесь промолчал.
— Но тогда я не могу тебя понять. Ты здесь, она — там. В чем смысл?
— Нужно время. Побыть одному. Чтобы все обдумать. Кое-что понять. И сделать правильные выводы.
— Ты про меня?
— И про тебя тоже… Я не привык жить в семье. Рос один. Только отец был мне дорог. Мне… нужно уйти. Побыть одному.
— Понимаю…И где тебя потом искать?
— Я пойду к чертовым скалам.
— Но… там гиблое место.
— Да. Но не для меня. Поэтому и не советую туда соваться.
— Я поняла… — Уна опустила голову — не веришь до конца.
— Да. Но не в этом дело. Просто, не все в этом мире зависит от меня и от тебя.
Она, молча, кивнула головой.
— Когда я увижу тебя снова? — встревожилась она.
— Увидишь. Просто береги себя и все будет хорошо. Когда придет время, я сам вас найду. А пока…
Арон достал из кармана амулет, он же ключ от корабля и передал его в руки валькирии.
— Я помню это! — оживилась она — У Олафа был такой.
— Пусть пока побудет у тебя.
Немного полюбовавшись небольшим диском, она убрала его в потайной карман.
— Ты… еще побудешь со мной? До скал всего день пути.
— Да. До утра. По чести сказать, я два дня толком не спал.
— Ага… — Уна отвернулась, пытаясь скрыть предательскую ухмылку, но голос ее выдал все равно.
— Ты все видела да? — догадался кузнец.
— Наблюдала… — поправила она.
— И не вмешалась?
— Это был чисто спортивный интерес… Тебе точно ничего не угрожало.
— Кроме позора… — кузнец смущенно потер пальцами глаза.
— Почему же? Ты держался молодцом, — не унималась Уна. — И девочку пристроил, и племени помог…
Ее манеры в целом, мало отличались от поведения Сольвейг. Однако, она был чуть мудрее, и не стала продолжать.
Какое-то время они еще общались. Вопросы возникали сами собой. В основном, Уна спрашивала про детство кузнеца. Про его жизнь. Так же Арон, хоть и нехотя, но рассказал, что связывает его с племенем, которое совсем недавно он защищал. Когда стемнело, новоявленные мать и сын, поужинали чем Бог послал. Вскоре, Арона сморил сон.
Ему снились белые горы, панцирные волки, громадный корпус корабля, зловеще поблескивающий бортами на солнце. Снились скалы с их ровными проходами, вырезанными в породе. Снилась спящая Сольвейг в доспехах, которые почему-то шевелились на ней, словно окутавший ее выводок слепых змей. Снился отец, обнимавший счастливую Уну за талию. И снился огонь, который окутывал его самого, но не обжигал, а придавал сил.
Когда кузнец почувствовал себя отдохнувшим, он, наконец, открыл глаза. Новый день встречал пасмурным небом и мелкой, еле заметной изморосью. Тело казалось легким, и не один мускул не болел. Это было странно, учитывая, что спать пришлось на каменном полу. Арон сел, стащив с себя одеяло, и огляделся. Все вроде было на местах, где-то внизу фыркал застоявшийся на привязи конь. Под навесом, забывшись в угол и укутавшись в одеяло, сидела валькирия. Взгляд ее был испуганным, крылья слегка распущены над головой.
