Что касается поклонниц тех лет, то о них надо сказать особо. Таких теперь уже нет… Я помню, как целые толпы их стояли около служебных входов почти всех театров и концертных залов в ожидании выхода своих любимцев. Были у нас просто поклонники оперетты, общие для театра, но в основном в этой толпе были поклонники (вернее, по большей части поклонницы) какого-то конкретного актера или актрисы. В этих группах существовала своя иерархия, свои правила, кипели страсти — ревность, зависть, если кому-либо из них удавалось подойти ближе других к своему кумиру, удостоиться нескольких слов или разговора, получить иной знак внимания…
Конечно, в поведении поклонниц были неизбежные издержки, но, если отбросить их излишнюю восторженность, порой даже экзальтированность, все же надо признать, что это было особое явление в тогдашней театральной жизни, своеобразная и неотъемлемая ее часть. Бесспорно, люди эти по-своему были интересные, преданные театру или определенному актеру, знавшие все не только о его творчестве, но и о частной жизни. Кто-то из старых театралов может с иронией вспоминать или пересказывать легенды о «лемешистках» и «козловитянках», почитательницах С. Я. Лемешева и И. С. Козловского, и об их соперничестве и конфронтации. Но ведь что удивительно — уже в наши дни в передачах, посвященных этим великим певцам, звучат не только исполненные ими оперные партии, но и воспоминания их поклонниц. И надо сказать, что такому знанию творчества кумиров прошлых лет, которым обладают эти уже пожилые женщины, может позавидовать любой искусствовед.
Многие из тогдашних поклонниц приходили в театральные залы совсем юными и потом, не изменяя своей привязанности к тому или иному актеру или актрисе, взрослели и старились вместе со своими кумирами… Жаль, что теперь уже нет таких почитателей. Жаль потому, что не было людей, более преданных театру, чем они. Жаль потому, что тогда люди были более открытыми, более отзывчивыми, они жили сердцем. Это сейчас почему-то стали чуть ли не стыдиться своих чувств, противопоставляя их холодному рассудку. Конечно, чувства — они из области иррационального. Сейчас же все стараются быть прагматичными, порой даже излишне прагматичными, забывая, что при этом обедняют себя эмоционально. Но разве чувства и разум исключают друг друга?
Хотя в те годы многие наши актеры и актрисы не были обделены вниманием публики и их после спектаклей поджидали около театра поклонники, все же самой большой популярностью пользовался тогда, как я уже упоминала выше, Николай Рубан. И было это вполне заслуженно. Николай Осипович — прирожденный артист оперетты, подвижный, органичный и при этом с невероятным обаянием. Отменные внешние данные, прекрасный голос удивительного тембра, драматический талант… Стоило Рубану появиться на сцене, как зал сразу попадал под воздействие его игры. В «Сильве» он был пылким и мужественным Эдвином, в «Летучей мыши» — легкомысленным Айзенштейном, в «Веселой вдове» — ироничным, скрытным графом Данилой… В этих ролях Николай Осипович и внешне был великолепен — он как никто умел неотразимо элегантно носить фраки. Но при этом Рубан не был просто опереточным «фрачным героем» — он замечательно исполнял и характерные, и комические роли. За одну из них, Миколы в «Трембите», он, как известно, получил в свое время Сталинскую премию.
И в жизни Николай Рубан был человеком привлекательным. Веселый, жизнерадостный, доброжелательный, всегда с улыбкой, большой выдумщик, обожал разного рода розыгрыши. Излишне говорить, что в труппе его любили. Но вот так вышло, что этот замечательный актер, премьер, вдруг ушел из театра. Ушел в зените своей популярности.
Произошло это во времена Канделаки. Николай Осипович был не просто талантливый актер, у него были способности и к режиссуре. И вот однажды он предложил Канделаки свой вариант либретто, кажется, «Марицы», чтобы тот дал ему возможность поставить новый спектакль. Но Канделаки отказал Рубану (точной причины я сейчас не помню). И Николай Осипович написал заявление об уходе. Думаю, что в то время он внутренне уже был готов уйти: с женой, нашей пианисткой, они тогда часто выступали с концертами на эстраде. Так что уход из театра не повлиял на популярность Рубана — он стал артистом Москонцерта и работал там интенсивно, много гастролировал. Продолжал пользоваться прежним успехом, его записи постоянно звучали и по радио…
Через много лет, в конце семидесятых годов, я снова встретилась с Николаем Осиповичем на сцене. Мне предстояли очередные гастроли по некоторым городам. Выступления должны были проходить с оркестром легкой музыки МГУ под руководством Анатолия Кремера. Но сначала необходимо рассказать об этом замечательном коллективе, который в 60—70-е годы был заметным явлением в музыкальной жизни Москвы. Мои знакомые, в свое время учившиеся в старом здании университета на Моховой улице, рассказывали, как они даже сбегали с занятий, чтобы послушать «оркестр Кремера», когда он давал концерты в Доме культуры гуманитарных факультетов МГУ на улице Герцена, как всеми правдами и неправдами попадали в зал, потому что билетов на всех не хватало.
Хотя оркестр не был профессиональным и музыканты играли в нем в свободное от учебы или работы время, но по своему уровню это был высококлассный коллектив. Здесь собрались не просто любители, владевшие тем или иным инструментом, а настоящие музыканты, когда-то учившиеся или закончившие специальные музыкальные учебные заведения, но потом выбравшие другие профессии. Одно время концертмейстером оркестра была талантливая скрипачка Инна Берхина, выпускница Центральной музыкальной школы в Ереване. И таких, как она, в оркестре было немало. Помню, какой у них был потрясающий трубач Саша, игравший так, что ему могли бы позавидовать музыканты из профессиональных оркестров.
Оркестр легкой музыки МГУ был создан в конце 50-х годов, и тогда же им стал руководить Анатолий Кремер. Работая дирижером в театрах — у нас, потом в Театре Сатиры, — он отдавал университетскому оркестру очень много времени и посвятил ему около двадцати пяти лет. За эти годы состав, естественно, менялся, кто-то уходил, приходили новые музыканты, но неизменным оставался высокий уровень исполнения. Выступления оркестра всегда имели успех — и не только в Москве, но и в других городах.
Пригласили их выступить и в Германии. И вот перед тем как выпустить за рубеж любительский оркестр, его пришла слушать целая комиссия — композиторы, известные музыканты. В ее составе был и Утесов. После прослушивания Леонид Осипович подошел к Анатолию Кремеру и сказал: «Как я вам завидую! Я всю жизнь работаю с «лабухами», и у меня никогда не было, чтобы оркестр играл с такой отдачей, чтобы музыканты «ели меня глазами», чтобы они ловили каждый мой жест так, как ваши». Услышать подобное признание из уст самого Утесова!.. Его слова были не просто словами поддержки молодых музыкантов — это было признанием их действительно прекрасной игры. Я могу судить об этом на собственном опыте, потому что мне не раз приходилось выступать с этим коллективом во время гастролей. Наши концерты обычно строились так: в первом отделении оркестр и его солисты выступали со своей программой, а во втором к нему присоединялась я со своими партнерами. Помню, как я боялась выходить во втором отделении: после успеха оркестра выступать было непросто — надо было теперь уже тебе завоевывать зал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
