— Ну и чертовка. — Расстелив у костра ее одежду, Хантер снова пристроился рядом с другом.
— Да уж, она с перчинкой. Лично мне это нравится.
— В ней не столько перца, сколько уксуса, и ни зернышка здравого смысла. Лучше бы она продолжала при виде меня клацать зубами от страха.
— Ты и впрямь грубиян, — сказал Быстрая Стрела серьезно.
— В тот день, когда я перестану ей грубить и начну во всем потакать, она сделает какую-нибудь глупость и лишится жизни.
На этом разговор иссяк. Хантер постарался выбросить из головы и Фиалковые Глаза, и ее мокрую одежду, не мешая ей заниматься ребенком, доить козу, путешествовать к ручью и обратно, наполняя водой большое ведро, согревать его у огня и при всем при этом то и дело помешивать суп. Он заметил, что она успела умыться (по крайней мере на лице уже не было такого количества засохшей грязи). Однако через полчаса, когда Фиалковые Глаза направилась в чащу с кучкой одежды в руках, Хантер не выдержал.
— А ну стой! — гаркнул он.
Фиалковые Глаза сделала вид, что этот окрик ее не касается. Тогда он бросился следом, при этом больно ушибив о булыжник большой палец ноги. То хромая, то прыгая на одной ноге, он догнал ее и развернул за плечи:
— Чтоб тебя разразило, женщина! Не смей покидать лагерь.
— Это еще почему?
— Мы находимся на индейской территории. В лесу может бродить кто угодно, — объяснил он, не решившись полностью высказать свои подозрения.
— Совсем недавно вас больше волновала моя простуда, — возразила Фиалковые Глаза, глядя на него с терпеливой улыбкой, какую обычно адресуют деревенскому дурачку. — Обратите внимание, я все еще насквозь мокрая.
— Да, действительно, — признал Хантер, внимательно (даже слишком внимательно) оглядев забрызганную кровью рубаху.
— Как же я переоденусь в сухое, если не выйду за пределы лагеря? — спросила она, поспешно стягивая шаль у самого горла.
— Ты вполне сможешь переодеться здесь. Мы с Кристофером отвернемся.
— Послушайте, мистер Мак-Кракен, будьте же благоразумны!
— Вот что, женщина: или переодевайся здесь, или ходи в мокром! — отрезал Хантер, терпение которого иссякло.
Он круто повернулся и заковылял к костру, не обращая внимания на острые камешки и ветки, попадавшиеся под ноги. И за что Бог наказал его самой сварливой из женщин во всех штатах? Подумать только, она готова простудиться и умереть, лишь бы не переодеваться рядом с мужчинами, повернувшимися к ней спиной!
Сэйбл впилась ненавидящим взором в спину удаляющегося Мак-Кракена, сожалея, что не может прожечь в ней две здоровенные дыры. Грубый, бесчувственный чурбан! В ботинках противно хлюпало, ноги не превратились в куски льда только благодаря постоянной ходьбе туда-сюда. Она стояла в нерешительности, продолжая сверлить взглядом рассевшегося у костра Мак-Кракена.
Быстрая Стрела взглянул сначала на одного из них, потом на другую, вздохнул и пошел к своим мешкам. В одном из них нашлось великолепное одеяло, расшитое индейскими узорами. Пристроив его между двумя деревьями, он отвесил Сэйбл изящный поклон со словами:
— Ваша гардеробная, мадам!
В его голосе не было и намека на веселость, хотя он никогда в жизни так не развлекался, как в этот вечер. Сэйбл рассыпалась в благодарностях и уже собралась укрыться за одеялом, как вдруг Маленький Ястреб заплакал. Бросив охапку одежды на землю, она устремилась к нему.
— Похоже, ты задался целью подорвать мой авторитет. Учти, он и без того не слишком крепок, — с укором обратился Хантер к приятелю.
— Ты сам только и делаешь, что подрываешь его, — усмехнулся Быстрая Стрела, но поймал предостерегающий взгляд и понизил голос. — Чего ради ты все так усложняешь? Такое ощущение, что прошли годы с тех пор, как ты в последний раз находился в обществе молодой леди.
— В обществе леди? Да уж, с тех пор прошли годы.
Разгоревшийся костер весело трещал, в котелке побулькивало густое варево. Слегка сдвинувшаяся крышка позволяла аппетитному аромату просачиваться наружу и распространяться по всей поляне. У Хантера буквально слюнки текли, и он бессознательно придвигался все ближе и ближе к котелку, делая гримасу каждый раз, когда пустой желудок сжимал голодный спазм. Наконец он не выдержал и схватился за коробку с табаком. Привычным жестом скрутив и прикурив самокрутку, он перебросил принадлежности для курения Быстрой Стреле. Табачный дым несколько притупил муки голода.
Глубоко затягиваясь, с намеренной медлительностью выпуская дым, Хантер думал о словах приятеля. Да, он долгие годы не был в обществе леди. Женщины, с которыми приходилось иметь дело, воняли дешевой выпивкой и мужчинами, с которыми они проводили ночи. Речь их была незатейлива, мысли убоги. Впрочем, это были женщины на несколько часов, в крайнем случае на ночь. Он уже забыл, когда проводил столько времени подряд рядом с человеком какого бы то ни было пола, тем более с женщиной. Сколько же дней он живет бок о бок с Фиалковыми Глазами?
«Как я могу вести себя любезно и предупредительно, если приходится постоянно нервничать?»
Хантер сделал очередную глубокую затяжку и выпустил дым кольцами. Он не привык заботиться о ком бы то ни было, а его собственная жизнь могла оборваться когда угодно — ему было безразлично. Бывали ночи, когда он подумывал о том, чтобы оборвать ее своими руками. Он был не вполне безумен, чтобы пойти на это, но и не достаточно нормален, чтобы находиться рядом с прекрасным созданием вроде Фиалковых Глаз. Тем не менее она и ее мальчишка стали серьезной причиной для того, чтобы еще на какое-то время продлить свое бессмысленное существование.
Хантер посмотрел на другую сторону костра. Там стояла она, прижимая к себе ребенка и целуя его в темноволосую макушку. Невольная улыбка смягчила суровую линию его рта. Фиалковые Глаза что-то ворковала, и лицо ее буквально сияло любовью. С бесконечной нежностью она уложила малыша и укрыла вторым одеялом, накрыв сверху еще и куском меха.
Когда она подобрала одежду и выпрямилась, Хантер заметил, как сильно ее трясет: даже узел на голове распустился и жалко свисал на одно ухо. Что-то из вещей выпало из охапки, и он вскочил на ноги, чтобы подобрать.
Почувствовав прикосновение к локтю, Фиалковые Глаза настороженно обернулась.
— Вот, ты уронила. А теперь иди, пока совсем не окоченела.
— Ниче-чего со мной не случи-чи-чится, — стуча зубами, ответила она.
Жизненная позиция «не-нуждаюсь-я-ни-в-чьей-помощи» в один прекрасный день сослужит ей плохую службу, подумал Хантер со вздохом. Он начал снимать свою овчинную куртку, но вдруг заметил, с каким страхом следят за его действиями лавандовые глаза. Проклятие! Кончится тем, что он вообще разучится испытывать желание.
