— МОЛЧАТЬ!
— Слушаюсь, сэр.
— Рыщет в моем саду, пытаясь связаться с сообщником. Кто он? Не я же.
— Надеюсь, Балбес.
— Не Уильям. Не этот мальчишка, который тут был…
— Откуда ты знаешь? Я бы смотрел за ним и смотрел.
— Видимо, не Реджинальд, поскольку Реджинальд — он. Остаетесь вы.
— Ну что ты, Балбес! Почему ты думаешь, что она пыталась с кем-то связаться? Скорее бедное созданье искало приюта на ночь в каком-нибудь амбаре или стойле, что бы ни значили эти слова.
— Ха-ха, бедное созданье! И шла бы в стойло, а то рыщет…
— Таится, сэр.
— Ма-алчать! Рыщет под окнами музея. Ясно, из шайки. Я их выведу на чистую воду! Вот вы, например, докажите, что вы Планк.
Лорд Икенхем приятно улыбнулся:
— Что ж ты раньше не сказал? Пожалуйста. Тебе недостаточно, что я зову тебя Балбесом?
— Могли откуда-то узнать.
— Тогда вспомним то, чего не узнаешь без постоянного общения. Кто стащил пирожки с джемом в школьной лавке? Кто всунул перо в стул француза? Кто получил шесть раз по заду за измывательства над младшими? Кстати, помнишь хрупкое златовласое дитя, которое смотрело на тебя, словно на небожителя? Ты измывался над ним, Балбес, ты ему угрожал, словно ассириец, ты драл его за волосы, ты выкручивал его нежную ручку. Но тут он вырвал ее и дал тебе в глаз — приятно было посмотреть. Через десять минут, препроводив тебя в постель, мы узнали, что этот мальчик — чемпион в легчайшем весе, которого отец перевел к нам, чтобы он дышал деревенским воздухом. А вот еще…
Он остановился. Речь его прервали странные и страшные звуки, словно закудахтал индюк с больным горлом. Констебль смеялся редко, пытался себя сдержать, но не сумел.
— Ык, ык, ык, — промолвил он, и сэр Эйлмер кинулся на него с яростью златовласого чемпиона, которому выкручивают руку.
— ПОТТЕР!
— Сэр?…
— Вон отсюда! Что вы тут торчите? Искали бы ту женщину, если сдуру упустили.
Укор отрезвил Гарольда Поттера.
— Да, сэр, — сказал он.
— Что «да»?
— То есть нет, сэр. В общем, пойду искать. А чего там? Сразу увижу — она, простите, голая, — вывел он со свойственной ему ясностью мысли.
Учтиво поклонившись, он ушел, и сэр Эйлмер решил последовать его примеру.
— Пойду спать, — сказал он. — Уже часа два.
— Больше, — сообщил лорд Икенхем, взглянув на часы. — Как бежит время! Пойдем и мы, пора.
Он взял под руку племянника, дышавшего так, словно у него поднялась температура, и пошел с ним наверх.
2
Спальня, отведенная лорду Икенхему, выходила окнами в парк, и он усадил Мартышку в шезлонг у самого бал кона.
— Отдохни, — сказал он, подкладывая подушку. — Ты напоминаешь мне моего нью-йоркского друга по имени Брим Рокметеллер, когда ему четвертого июля подложили шутихи под стул. Такой самый вид. Казалось бы, все в порядке, разобрались в этой истории с Эдвином Смитом, а ты горюешь.
Мартышка сел прямо, опять растопырив ноги во всех направлениях.
— Ну-ну! — заметил лорд Икенхем, приводя их в порядок. — Ты человек или осьминог! Просто хоть связывай.
— Дядя Фред, — тихо сказал Мартышка, не внемля упреку, — может быть, ты не знаешь, что от тебя нет никаких сил. Где ты — там разорение и гибель. Жизнь, свобода, счастье исчезают как тени. Словно черная смерть, ты косишь народ тысячами.
Пыл его и слог немного удивили лорда Икенхема.
— Дорогой мой, что же я сделал?
— Объяснил про эти бега.
— Ну, знаешь! Я хотел помочь. Если бы я не вмешался…
— Если бы ты не вмешался, я бы стоял насмерть.
Лорд Икенхем покачал головой:
— Ничего бы не вышло. Видит Бог, я всегда за то, чтобы не сознаваться, тридцать лет так живу, сколько женат, — но тут не подходит. Балбес поверил бы Поттеру. Он бы решил, что ты вор.
— А кто я теперь? Что скажет Гермиона? Узнает — разорвет помолвку.
— Ты думаешь?
— Просто вижу, как она пишет письмо.
— Что ж, и прекрасно. Я бы радовался.
— Чему тут радоваться? Я ее боготворю. До сих пор…
— Знаю-знаю. Не умел любить. На мой взгляд, нельзя связывать судьбу с воспитательницей детского сада, которая будет всю жизнь бить мужа лопатой. Но сейчас не до бесед о браке. Есть дела поважнее.
— Какие это?
— Дорогой мой, тебе безразлично, что Салли мечется по округе в одной рубашке? Где твое рыцарство? Мартышка опустил голову. Ему было очень стыдно.
— Ах ты, и верно! — сказал он. — Она простудится.
— Это в лучшем случае.
— Ее схватит Поттер.
— Вот именно.
— Чтоб он лопнул!
— Да, и я бы этого хотел. Не констебль, а могучая сила природы. Никогда не думал, что такое рвение умещается в полицейской форме. Что ж, до свидания.
— Куда ты идешь?
— Туда, во тьму, — отвечал пэр, перекидывая через руку цветастый халат. — Мы не знаем, где Салли, но уйти далеко она не могла. Сиди здесь, отдыхай, размышляй.
Он вышел, ступая как можно бесшумней, а Мартышка откинулся в шезлонге и закрыл глаза.
«Размышляй!..» — горько подумал он и безрадостно засмеялся.
Но разум наш способен на многое. Казалось бы, какие размышления, когда мозг похож скорее на вихрь, чем на скопище серых клеток? Однако Мартышка заметил, что он и впрямь размышляет.
В сознании его, словно огненный образ, вставал графин, оставшийся на круглом столике и полный наполовину. Разум услужливо подсказал, что виски приносит пользу именно в таком состоянии. Любой врач, продолжал разум, порекомендует, нет — просто пропишет стаканчик-другой.
Через полминуты Мартышка отправился в обетованную землю, еще через полторы — сидел, задрав ноги, в своем любимом кресле. Спокойствие вернулось к нему.
В гостиной было очень тихо и очень хорошо, точнее — тихо и хорошо минут пятнадцать. К концу их вошел сэр Эйлмер и стало хуже. Поскольку сон его дважды прервали, он тоже вспомнил о графине и потянулся к нему душой. Опыт подсказывал, что самая жестокая бессонница — ничто перед стаканчиком-другим.
Мартышке он не обрадовался. Хотя ему и пришлось отказаться от прежних воззрений, он все же считал его гадом и ничуть не намеревался выпивать с ним в третьем часу. Жизнь, думал он, трудна и так, когда не натыкаешься повсюду на этого субъекта. Если бы после двух дней общения с будущим зятем сэра Эйлмера спросили, каким он хотел бы видеть мир, он бы сказал, что не привередлив и просит только об одном: чтобы в мире не было Твистлтонов.
— Уфф! — сказал он. — Ф-фуф! Опять вы!
Очень трудно на это ответить. Мартышка не придумал ничего, только подпрыгнул сидя, что уже вошло в привычку, а приземлившись, нервно хихикнул.
И зря. Мы знаем, как относился к этому сэр Эйлмер. Да, он не рвал людей на части, но лишь потому, что не хотел связываться с судом. Он посмотрел на Мартышку — и увидел, что тот держит бокал.
— Эй! — вскричал он. — Я думал, вы не пьете.
— А?
— Не пьете!!!
— Именно, не пью.
— Тогда чего ж вы хлещете виски?
— Прописали.
— Что?!
— Врачи рекомендуют. Для здоровья.
Бывают минуты, когда, объяснив все, мы ждем, что из этого выйдет. Такая минута настала. Мартышка искал детского доверия в суровом лице будущего тестя — и тут во шла леди Босток.
Некоторым покажется, что таких совпадений не бывает. Шестеро обитателей Эшенден-Мэнор независимо друг от друга вспомнили о графине, который оставила Джейн! Однако другие увидят в этом ту неотвратимость, которая страшит и пленяет нас в греческой трагедии. Эсхил говаривал Еврипиду: «Неотвратимость — это вещь!», и тот с ним соглашался.
Как бы то ни было, леди Босток тоже привлек графин. Не в силах уснуть после недавней передряги, она подумала, не выпить ли виски, разбавив его водой. Увидев единомышленников, она удивилась.
— Эйлмер! — сказала она. — Реджинальд! Я думала, вы не пьете.
Сэр Эйлмер издал исключительно противный звук, как бы выговаривая носом «Еще чего!».
— Прописали для здоровья, — объяснил он.
— Да?
— Да. Врачи.
Тон его был так глумлив, что Мартышка, расплескавший почти все во время прыжка, не решился налить снова. Теперь ему хотелось не столько выпить на дорогу, сколько оказаться там, где нет ни сэра Эйлмера, ни его жены.
— Э… а… спокойной ночи, — сказал он.
— Уходите? — мрачно прогремел сэр Эйлмер.
— Э… да… спокойной… э…
Супруги тоже пожелали ему спать спокойно. Когда дверь закрылась, леди Босток напоминала лошадь, не очень довольную овсом.
— Ах Господи! — сказала она. — Надеюсь, Реджинальд не пьяница. — Тут она вспомнила: — Слава Богу! Он ведь не Реджинальд. Он мошенник.
— Реджинальд, — сообщил сэр Эйлмер. — Мы тут разобрались, все выяснили. На этих собачьих бегах он дал чужое имя и чужой адрес.
