Сорокин посмотрел на китайского офицера, тот посмотрел на Сорокина, и они сдержанно поклонились друг другу.
– Помогаете по делу убиенной Григорьевой? Это хорошо! Надеюсь на быстрый успех! – сказал он на чистом русском языке, развернулся на каблуках на сто восемьдесят градусов и, подтолкнув солдата, вышел. Сорокин был уверен, что не только он узнал офицера, но и офицер узнал его. Он проводил его взглядом, пока не захлопнулась дверь, и повернулся к Иванову. Тот уже сидел за рабочим столом с дымящейся, зажатой в зубах папиросой и читал какую-то бумагу. Не чувствуя под собою ног, Сорокин опустился на стул.
– Вот так, Михаил Капитонович! – щурясь от папиросного дыма, произнёс Иванов. – Вы увидели спектакль под названием «Приход заморского гостя», надеюсь, вы впечатлены. Теперь вернёмся к делам!
Михаил Капитонович снова взял рапортички филёров, но уже ничего не мог разобрать в их каракулях.
– Я понимаю, я вас удивил, наверное, как тогда, при первой нашей встрече. Я вас тоже не ожидал, я шёл к Вяземскому, и мне даже показалось, что вы бы с удовольствием выбили подпорки из-под штабеля с брёвнами! А?
Сорокин смутился.
– Я чувствую тут себя, знаете ли, как в театре, где на сцене почему-то полно китайцев. Русский город, русские дома, из русского, кстати сказать, кирпича… А тут – китайцы! Даже уже начальники… Так не было! Точнее сказать, до девятнадцатого года тут всё было не так. Поэтому я взял эту роль и играю её, но только в некоторых мизансценах. Советую вам присмотреться к этому повнимательнее. Или я ошибаюсь? Может, вас смутило что-то другое?
Сорокин кивнул, он хотел что-то сказать, но все слова у него где-то застряли.
– Ну-ну, голубчик, давайте! Что же вы? Вдохните и выдохните!
Сорокин понимал, что выглядит глупо, но вот только что до него дошло, почему раньше ему казался знакомым этот солдат, который через день стоит у ворот тюрьмы. И он, по совету Иванова, вдохнул, выдохнул, тряхнул головой и рассказал Иванову о том давнем случае в вагоне.
– Вот как! А я-то думаю, почему этот охранник каждый раз, когда вы проходите мимо него, стреляет вам в спину!
Посмотрите в окно!
Сорокин подошёл к окну и увидел Ли Чуньминя, который в сопровождении старшего тюремного надзирателя и того самого солдата шёл к воротам тюрьмы. Вдруг солдат, он замыкал шествие, оглянулся и вскинул винтовку, увидел в окне Михаила Капитоновича, запнулся и стал на ходу мелко-мелко ему кланяться. Иванов стоял рядом и тоже наблюдал эту сцену, и они с Михаилом Капитоновичем расхохотались.
– Вот этого тоже раньше не бывало! – вытирая слёзы, сказал Иванов.
– Почему? – Михаил Капитонович, как и следователь, не мог успокоиться и вздрагивал от смеха.
– Потому что раньше у нас работали только наши…
Он закурил, какое-то время молчал, а Михаилу Капитоновичу не шли в голову рапортички.
Иванов сел за стол.
– Вижу, вам не читается! Филоните! Правильно я понимаю?
Сорокин согласно кивнул, но тут же отрицательно замотал головой: как только в кабинет вошли офицер и этот солдат, его как будто бы сорвало и потащило снова неимоверным потоком – из забытого прошлого объявился прекрасно говорящий по-русски китайский офицер, пожалевший его и не расстрелявший; как дух из воспоминаний материализовался солдат, стрелявший в него и хотевший убить; то ли в косматое дерево, то ли в чёрную птицу, как крикливая чайка, с машущими руками-крыльями, снова обернулся Иванов. Хотя нет, чайки всё-таки белые, и Иванов снова спокойный, вот же он, сидит за столом.
– Ладно! Я вам потом всё объясню, считайте, что вас приняли на службу в городскую полицию, позже я оформлю прошение. А теперь давайте поразмыслим вслух о том, чем мы располагаем на сегодняшний день!
Сорокин почувствовал, что всё его тело стало спокойным: тёплым и тяжелым, и он согласно кивнул.
– А на сегодняшний день мы располагаем вот чем, первое! Можно с уверенностью предположить, что к убийству и ограблению Григорьевой имеет отношение извоз. То есть в городе есть какие-то люди, которые имеют гужевой транспорт, и он ничем не отличается от того, что есть у других извозчиков, кроме этого они, скорее всего, располагают разрешением от городской полиции, может быть поддельным… – Бляха?
Иванова кивнул.
– Кстати, думаю, что у них пролётка…
– Больше места, чтобы мог заскочить третий?..
– Да! Кучер же не может это сделать, сидя на козлах впереди!
– А нет в городе чего-то вроде открытого кеба, когда кучер стоит на запятках и правит сзади?..
– И лупит пассажира вожжами по ушам… Это вы, Михаил, погорячились, где вы видели открытые кебы?
Михаил Капитонович смутился:
– Вы правы, Илья Михайлович, извините!
– Ничего, это нормально, главное, что вы разбудили свою фантазию, это важное качество для сыщика.
– У меня есть другой вопрос, если позволите! – Сорокин заёрзал на стуле, ему очень не хотелось второй раз попадать впросак, но этот вопрос уже давно не выходил из его головы.
– Задавайте, не стесняйтесь!
– Как они могли убить Григорьеву в самом центре города днём?
Иванов откинулся на спинку стула.
– Да, Михаил Капитонович! Это один из ключевых вопросов!
Сорокин очень внимательно смотрел на Иванова, даже подался вперёд. Иванов почесал в затылке и махнул руками так, как будто отряхивался.
– Есть только половина ответа – Григорьева пришла забирать вещи только через сутки, в первой половине дня 2 сентября!
Сорокин удивился.
– Как? Разве не на следующий день? Не 1 сентября?
– Нет! Именно через сутки. Когда Боули съезжала из номера, её оставшиеся вещи были перенесены в камеру хранения гостиницы…
– А кто заказывал извозчика, гостиничный портье?
– Хм! Михаил Капитонович, голубчик, к тому времени сменилось двое портье, тот, который дежурил 31 августа, и тот, который 1 сентября. А когда она, Григорьева, забирала вещи, был уже третий портье. Он сказал, что Григорьева приехала… а вот его показания!
Из показаний портье гостиницы «Модерн», принявшего дежурство в 10.00 2 сентября, следовало, что Екатерина Григорьева пришла забирать вещи отбывшей Элеоноры Боули в 11 часов 30 минут утра, и носильщик перенёс два чемодана и уложил их в пролётку, которая стояла далеко, в тридцати метрах от входа в гостиницу, поскольку был большой наплыв гостей и посетителей и все места у тротуара рядом с гостиницей были заняты. Носильщик не запомнил ни внешности извозчика, ни каких-либо особых примет что пролётки, что лошади, только помнил, что чемоданы он поставил ближе к кучеру, то есть под козлы.
«Вот откуда пролётка!» – подумал Михаил Капитонович. Иванов встал, понюхал папиросу и положил её в коробку.
– А пойдёмте-ка пообедаем, а то по тюрьме сейчас начнут разносить обед, если можно так это назвать, и отобьют у нас всё желание есть!
В харчевне, куда Иванов приводил Сорокина уже не один раз, следователя хорошо знали. Сейчас Михаил Капитонович обратил внимание на то, что ему кланялись не только подносчики, но и некоторые посетители, которые, вероятно, тоже были постоянными гостями этого заведения. Готовили здесь действительно вкусно, но самое удивительное было то, что в зале для гостей почти не пахло кухней, только иногда доносился запах жарившейся прямо в зале говядины или свинины на тяжёлых железных сковородах, которые приносили раскалённые вместе с сырым мясом и соусами. Кроме того, здесь было чисто, поэтому гостей всегда было много, однако Иванову неизменно доставался свободный стол. Как-то он обмолвился: «Меня тут давно знают!» Иванов заказывал на китайском языке, хотя Сорокин уже знал, что все подавальщики, то есть официанты, вполне понимают по-русски.
Сегодня Иванов провёл Михаила Капитоновича в отдельный кабинет и пригласил сесть за стол с большой круглой деревянной столешницей, в центре которой был круг меньшего размера.
– Сколько вы в Харбине? Полтора года? А такого небось не видали! Сейчас начнётся священнодействие, готовьтесь!
И правда, через несколько минут в кабинет стали заходить по одному официанты и ставить блюда, они ставили их на круг, который, оказалось, ещё и вращается.
– Заметьте! – сказал Иванов. – Все блюда приносят по одному, и они не повторяются, вы вращаете круг, выбираете себе то, что нравится, и понемногу накладываете в тарелку. Много не берите, а сразу ешьте и так – до последнего блюда. Когда мы насытимся, остатки нам завернут и предложат с собой. А теперь приступим, и я вам кое-что расскажу. Тем будет четыре! Кстати, лучше будет, если вы сразу начнёте учиться есть палочками. А водку я заказал самую что ни на есть китайскую, называется «Маота́й» – один из самых древних рецептов и крепкая очень, так что будем пить по-китайски, по глоточку.
Водка была крепкая и противная, но, пробуя еду, роняя её, подбирая и снова роняя, Михаил Капитонович постепенно приноровился и к палочкам, и к водке.
– Тема первая! – сказал Иванов. – Я поздравляю вас с приёмом на работу в полицию! Ваше здоровье! Тема вторая! – Иванов налил. – За здоровье нашего уважаемого начальника Ли Чуньминя. Личность крайне интересная: отпрыск очень богатой шаньдунской купеческой семьи. Его дядька, младший брат отца, держал факторию в Иркутске, и уважаемый Ли Чуньминь своё детство провёл и учился в России. Вы, наверное, обратили внимание на его практически безукоризненный русский язык. Иногда путает рода, но в китайском языке родов практически нет, по крайней мере, они незаметны; и спряжение глаголов, а в китайском языке и спряжений нет. Хотя глаголы есть! Когда мы тут после революции утратили власть, она естественным ходом событий перешла в руки китайцев. К чести их, должен заметить, они почти ничего не изменили, только ввели свое законодательство, почти как наше, и поставили своих начальников. Поэтому как были управления полиции в Новом городе, на Пристани и так далее, так всё и осталось. Человек он, Ли Чуньминь, приличный и хотя не юрист, но с пониманием и, главное, если вмешивается, то не мешает и не старается командовать. В Китае, если вы не знаете, нет как таковой, как у нас, или французов, или в Японии, или в Англии, родовой аристократии. В Китае любой человек может добраться до самых верхов, если он – первое: обучается грамоте и успешно сдает экзамены, или второе: удачный коммерсант и владеет большими деньгами. Отец и дядья Ли Чуньминя именно из этой категории, а теперь продвигают своего отпрыска во власть. У них это так принято! Что называется, рука руку моет! Тема третья!
