Не успев прийти к власти, они тут же издали «Закон о борьбе с антисемитизмом». Постановление было принято на заседании СНК 25 июля 1918 года по предложению Ленина, опубликовано в газете Известия № 158 от 27 июля и в газете Правда № 156 от 27 июля.
Привожу его в таком виде, в каком нашел в сборнике документов:
«По поступающим в Совет Народных Комиссаров сведениям контрреволюционеры во многих городах, особенно в прифронтовой полосе, ведут погромную агитацию, последствием которой были местами эксцессы против трудового еврейского населения. Буржуазная контрреволюция берет в свои руки то оружие, которое выпало из рук царя.
Самодержавное правительство каждый раз, когда ему нужно было отвести от себя гнев народный, направляло его на евреев, указывая темным массам, будто все их беды от евреев. При этом еврейские богачи всегда находили себе защиту, а страдала и гибла от травли и насилий еврейская беднота.
Теперь контрреволюционеры возобновили травлю против евреев, пользуясь голодом, усталостью, а также неразвитостью наиболее отсталых масс и остатками вражды к евреям, которая была привита народу самодержавием.
В Российской Советской Федеративной Республике, где провозглашен принцип самоопределения трудовых масс всех народов, нет места национальному угнетению. Еврейский буржуа нам враг не как еврей, а как буржуа. Еврейский рабочий нам брат.
Всякая травля какой бы то ни было нации недопустима, преступна и позорна.
Совет Народных Комиссаров объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью для дела рабочей и крестьянской революции и призывает трудовой народ Социалистической России всеми средствами бороться с этим злом.
Национальная вражда ослабляет наши революционные ряды, разъединяет единый, без различия национальностей, трудовой фронт и на руку лишь нашим врагам.
Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона.
Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин).
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Вл. Бонч-Бруевич.
Секретарь Н. Горбунов».{116}
20 января 1918 года был образован Центральный комиссариат по еврейским национальным делам («Еврейский комиссариат»). В дальнейшем была развернута система Еврейских секций внутри ВКП (б). Влияние этих секций было значительно больше, чем любой другой национальной секции. Фактически евреи оказались в привилегированном положении уже по закону.
О том, сколько именно евреев оказалось в составе правительства и верхушки администрации СССР в 1920-е, спорят до сих пор. Конкретные цифры в слишком большой степени зависят от позиции авторов, чтобы их можно было принимать всерьез. Я однажды использовал списки из книга Андрея Дикого, и потом меня (вернее, нас с Диким, двух Андреев) уличали в невежестве… И что обидно — уличали не «обиженные» политические евреи (эти на любую мою книгу реагируют истериками), а эдакие… сочувственные антисемиты… В духе: «Ты их здорово, конечно, того… Андрюха… но вот, понимаешь, именно этот — точно говорю, молдаванин…»…
Так что приведу цифры из разных источников и как будто самых надежных (к тому же еврейских).
По данным на 1 января 1927 года, доля евреев в аппарате Советов равнялась 10,3 %, в органах юстиции — 7,8 %, государственной торговле — 13,2 %, в общественных организациях — 19,3 %. В Московском комитете партии в начале 1926 года работало 11 % евреев, а в составе Политбюро ЦК ВКП(б) (члены и кандидаты в члены) — 20 %.{117}
Только с 1926 по 1934 год в СССР было издано 64 книги и брошюры против антисемитизма.{118}
Постепенно процент евреев уменьшался, но и с 1 января 1935 года по 1 января 1938 года евреи возглавляли более 50 % основных структурных подразделений НКВД, а в областных УНКВД на 1 марта 1937 года служило 1776 евреев, или 7,6 % всех работавших там сотрудников.{119}
В 1937–1939 годах закрываются национальные школы, в том числе и те, где языком обучения был идиш. К 1938 году в РСФСР (за исключением Еврейской АО) не осталось ни одной еврейской школы. То же самое происходило в Украине и в Белоруссии. Например, были закрыты еврейские школы в Гусятине, Чемировцах и Лянцкоруне — местечках Каменец-Подольской области в Украине{120}. Правда, несколько еврейских школ в Белоруссии и в Украине работали до начала Великой Отечественной войны.
Были ликвидированы многие национальные издательства, газеты, ограничен выпуск литературы на национальных языках.
Вместе с тем, несмотря на всеусиливающиеся великодержавные шовинистические тенденции, ощутимой замены евреев в высшем партийном аппарате не происходило. В марте 1939 года число евреев в ЦК ВКП(б), состоявшем из 71 человека, даже возросло по сравнению с февралем 1934 года — с 10 до 11. Правда, в высших органах государственной власти число евреев заметно уменьшилось. Так, если в 1935 году в составе ЦИК СССР из 608 избранных членов было 98 евреев (16 %), то уже в декабре 1937 года из 1143 депутатов Верховного Совета СССР евреев было лишь 47 (4 %).{121}
Произошли изменения и в различных наркоматах. Так, в центральном аппарате НКВД к 1 января 1939 г. осталось только 6 % евреев, а к началу 1940 года их число сократилось до 189 человек (5 %).{122}
Большевики прекрасно понимали, какое впечатление производит состав слоя, правящего Россией.
В ноябре 1926 года М. И. Калинин, выступая на встрече с участниками съезда ОЗЕТ (Общество по земельному устройству трудящихся евреев), говорил весьма откровенно: «Почему сейчас русская интеллигенция более антисемитская, чем при царизме? В первые дни революции, когда значительная часть русской интеллигенции отхлынула, испугалась революции, как раз в тот момент еврейская интеллигенция хлынула в канал революции, заполнила его большим процентом по сравнению со своей численностью и начала работать в революционных органах управления».{123}
Еще более четко рассказал о причинах волны… Ну не смею сказать, антисемитизма, а скажем так — напряженности в национальных отношениях, еврейский публицист-эмигрант И. М. Бикерман: «Русский человек никогда прежде не видел еврея у власти; он не видел его ни губернатором, ни городовым, ни даже почтовым служащим. Теперь еврей — во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе Красной Армии… Он видит, что проспект Св. Владимира носит славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск в Слуцк.
Русский человек видит теперь еврея и судьей, и палачом; он встречает на каждом шагу евреев не коммунистов, а таких же обездоленных, как он сам, но все же распоряжающихся, делающих дело советской власти: она ведь всюду, от нее уйти некуда. Неудивительно, что русский человек, сравнивая прошлое с настоящим, утверждается в мысли, что нынешняя власть еврейская и что потому именно она такая осатанелая. Что она для евреев и существует, что делает еврейское дело, в этом укрепляет его сама власть…».{124}
А поведение евреев? Не всех, разумеется, но той части народа, которая чувствовала себя призванной варить жуткое варево «построения нового мира». О них пишет плоть от плоти, кровь от крови, еврейский писатель.
«В российской еврейской среде крепко бытует… миф о том, что якобы перед Второй мировой войной хотя национальное существование евреев было притушено, но с антисемитизмом советская власть покончила, антисемитов преследовали, евреи занимали выдающееся, завидное положение в обществе и государстве и пользовались не только равными со всеми гражданскими правами, но даже привилегиями. Только после переворота 1937–1938 годов, а особенно после приказа начглавПУРа А. Щербакова в 1942 году об удалении евреев с политических, юридических и т. д. постов, в армии началось якобы попятное движение, возвращение в Россию былого антисемитизма с ограничениями, травлей и прочим. Высшей точкой этой антисемитской волны, инспирированной сверху, было, мол, «дело врачей» 1953 года, потом наступил некоторый спад в 1950-е — в первой половине 60-х годов, и наконец, новая волна антисемитизма надвинулась на нас после 1967 года…».
Таковы основные исторические контуры этого мифа, почти что общепризнанные… Но мой личный опыт, опыт одного из советских евреев, лично пережившего все эти «эпохи» и «волны», шепчет мне на ухо, что эта версия неверна в своей основе.
Возможно, взрослым людям, защищенным полицейским законом сталинского государства, действительно до войны казалось, что они — свои в этой огромной стране, что антисемитизм гнездится только в душах нескольких пьяных хулиганов, что власть их любит, а они служат первой опорой своей власти. Нагловатые, самоуверенно-довольные, распевали взрослые евреи на «красных праздниках» и на свадьбах: «Там, где сидели цари и генералы, теперь сидим там мы, они сидят под нами…». Не мешало бы им вовремя вспомнить конец царей и генералов и потом не жаловаться на злую еврейскую судьбу. Пока они самозабвенно токовали, в толщах униженной, измученной, репрессированной, оскверненной массы накапливался великий гнев, который в первую очередь готов был плеснуться на них, на чужаков, говоривших с неприятным тягучим акцентом, тормозивших спокойную крестьянскую жизнь с раздражавших аборигенов торопливым темпераментом «делашей», не понимавших ни чуждых им национальных ценностей, ни чуждых устоев. Накопленный этот гнев использовал Сталин, чтобы сокрушать сторонников троцких-бронштейнов и каменевых-розенфельдов, использовал его и Гитлер, чтобы сокрушать сталинских «жидов-политруков», и снова использовал Сталин, который отмежевался от этих политруков, чтобы гнать своих солдат тенями Суворова и Кутузова».{125}
