- Пожалуйста, дорогая, разогрей пока мотор, ладно? Белый "Рено", слева за углом. Я не задержусь.
Она только улыбнулась в ответ, взяла ключи и запахнула ворот мехового пальто. Я поднялся к себе на лифте. Баум прежде всего извинился: оказывается, он хотел, чтобы я присутствовал, когда доставят задержанных.
- Никаких проблем.
- Значит, завтра в шесть тридцать в моем кабинете.
Взрыв прогремел именно в тот миг, когда я положил трубку. В комнате он прозвучал так, будто рухнуло что-то огромное и следом послышался знакомый звон: сыпалось разбитое стекло. Странно, что за секунду до взрыва у меня не было никакого ощущения надвигающейся беды, а тут я сразу понял, что случилось. И одновременно возникло невыносимое чувство вины, раскаяния, тошнотворное сознание собственной профессиональной непригодности. Господи, как я мог!
Я выбежал в коридор, бросился вниз по лестнице. Возле того, что осталось от машины, уже стояли какие-то люди, хотя обычно здесь пустынно. Чьи-то лица белели за окнами дома напротив. Куски искореженного металла, стекла... Клубы черного дыма мешаются с сырым холодным воздухом - горит бензин. Жар не позволяет приблизиться... Все кончено, все бесполезно...
Кажется, я плакал, проклинал все на свете, орал на молчаливых зрителей. Не помню, как прошел через все формальности, когда, наконец, прибыла полиция. Одно только осталось в памяти: полное ужаса лицо паренька из "скорой помощи", когда они вдвоем с напарником поднимали изуродованное тело Изабел на носилки. "Спокойно, мой мальчик, спокойно, - сказал напарник, - ещё и не к такому привыкаешь на этой работе". И накинул простыню на то, что совсем недавно было прекрасным женским лицом.
Дом номер 88 на улице Сан-Дени оказался одним из тех ветхих строений, которые того и гляди рухнут, - в другом городе его бы давно снесли и построили на этом месте что-нибудь путное. Но здесь его спасали нищие жильцы-иммигранты, по пятеро-шестеро в каждой комнате, - хозяева, не стесняясь, брали с них плату и из года в год откладывали ремонт.
В нижнем этаже помещался кинотеатр, где показывали порно. С улицы в дом вела всегда распахнутая дверь, по узкой лестнице можно было попасть на верхние этажи. Все было пропитано удушливым запахом вареной баранины и каких-то специй.
Я ещё долго стоял, глядя на одинокий погребальный костер - машина догорала, люди разошлись, полиции я был уже не нужен. Потом выпил подряд три рюмки коньяка в бистро - они помогли справиться с нервами, но не добавили душевного равновесия. Странная вещь физиология - я был спокоен, только не мог унять слез. Так и пришел на улицу Сан-Дени - с мокрым от слез лицом и с револьвером тридцать восьмого калибра в кармане пальто.
Сейчас, оглядываясь на тот вечер, не могу представить свое тогдашнее состояние. Наверно, я помешался. Во всяком случае, утратил способность размышлять. Я ведь не только собирался нарушить закон, но и попросту забыл священные правила своей профессии
Мне следовало бы первым делом позвонить Альфреду Бауму и сообщить, что случилось. И уж конечно, врываться в дом, где полно незаконно проживающих в Париже арабов, чтобы совершить скорый суд над кем-то из них, было чистым безумием и беззаконием. Я не верю в праведность народного гнева. И не сторонник концепции "Око за око". Вообще я совсем не кровожадный человек. А тут стоял и стискивал ствол револьвера, будто руку единственного друга. И притом рассудок мой был ясен, как никогда, и дьявольски изобретателен. В таком состоянии, полагаю, люди и совершают убийства. Итак, я пересек безлюдную улицу и пнул ногой обшарпанную дверь - она отворилась с грохотом.
Никто в доме, по счастью, этого не услышал: арабы люди шумные, ложатся поздно, радио включают на полную катушку - из тускло освещенных коридоров неслись заунывные восточные мелодии, все разные - настоящая какофония. Я счел это добрым знаком и с силой постучал в первую же дверь. Открыла толстая сонная девица в красном халате.
- Где живет Махмуд Бен Рифка?
- Connais pas - не знаю.
Я вытащил из кармана стофранковую банкноту и помахал ею, ухватив за уголок:
- Знаешь-знаешь.
- Он жуткая дрянь, - сказала девица, - Второй этаж, комната слева. Ее пальцы скомкали банкноту, дверь захлопнулась. Я тут же заколотил в неё снова, и она немедленно распахнулась.
- Раз он такая дрянь, помоги мне. Он мне деньги должен. Услышит мой голос - не откроет ни за что.
- Мне-то какое дело?
На свет появилась следующая стофранковая банкнота.
- Тебе он откроет. Скажешь, приятель разыскивает.
Толстуха перевела взгляд с денег на мою физиономию, в ней боролись жадность и осторожность.
- Он, если узнает, отметелит меня. Матери моей так врезал по лицу нос сломал. Из-за пятнадцати франков, представляешь?
- Я ему сам врежу. Увидишь.
- Это ты-то? - девица смерила меня взглядом, в котором читалось, что я в подметки не гожусь Махмуду Бен Рифке.
- Ладно уж, тебе могу сказать - я из полиции, - на сонном лице проступил страх.
- У нас с матерью бумаги в порядке. Вид на жительство есть. Сейчас покажу.
- Да не надо пока, - сказал я. - Вы мне не нужны. Меня Бен Рифка интересует. Хотя, если не поможешь мне...
- Откуда мне знать, что ты и правда из полиции? - эти восточные красавицы не так уж глупы, как кажутся. Я пошел напролом:
- Читать умеешь?
Она отрицательно покачала головой.
- Видишь, вот документ - раз уж ты такая придирчивая.
У меня оказалась при себе официального вида бумага - на бланке с печатью и подписью. Это было предписание для меня, которое Изабел получила в мое отсутствие. Никому оно было не нужно, но я вечно таскаю в карманах всякую ерунду. Теперь бумажонка пригодилась.
- Ты его арестуешь? И он не вернется?
- Через неделю красавчик будет гулять по улицам Касабланки.
Фраза возымела действие.
- Так ему и надо! Ублюдок чертов.
Вторая банкнота перекочевала в карман халата. Девица затопала вверх по лестнице, я за ней. Этажом выше мы остановились у двери, за которой звучала громкая музыка - бесконечные, однообразные переливы.
- Послушай, - сказал я, - мне плевать, что ты ему наплетешь, лишь бы он открыл. А ты тут же смывайся. Беги вниз. Бегом беги, понятно? И запрись у себя.
Она застучала в дверь кулаком. Музыку чуть прикрутили, мужской голос отозвался по-арабски. Моя спутница ответила - я понятия не имел, о чем речь. Кто её знает, может, расовая солидарность превысит желание отомстить?
Они довольно долго переговаривались через дверь. Наконец, мужчина, видимо, решил сам разобраться, в чем дело. Звякнул в замочной скважине ключ, девицу как ветром сдуло. Я вознес молитву, чтобы дверь не оказалась на цепочке, и молитва была услышана. Дверь отворилась внутрь и выглянул хозяин - его трудно было рассмотреть в тусклом свете лампочки без абажура, свисавшей с потолка. Похоже, он там один.
Я втиснулся в комнату и выхватил револьвер. Глаза мужчины уставились на оружие. Тут я увидел и второго - на низком диване за столом, на котором стояли чайные чашки.
- Сядь рядом с ним! - крикнул я. Открывший дверь медленно двинулся в глубь комнаты. Тот, что сидел, приподнялся ему навстречу.
- Еще шевельнешься - стреляю без предупреждения. Кто ты? Имя!
- Салек. Али Салек.
- Значит, Бен Рифка - ты?
В ответ глухое ворчание. Бен Рифка, успевший сесть на диван, подался вперед, будто собираясь взять чашку.
- Не двигаться!
Оба застыли на диване. Первым заговорил Бен Рифка:
- Чего тебе надо от нас? Кто ты такой?
- Сам прекрасно знаешь. Ты давно за мной охотишься.
- Да не знаю я тебя. Псих, ворвался сюда, угрожаешь. А мы простые рабочие.
Левой рукой я дотянулся до проигрывателя и усилил звук до отказа жест, отлично знакомый людям их профессии. В глазах Салеха мелькнул ужас.
- Я не привидение, не думайте. Ваша бомба сработала, только меня-то в машине не было. Вы убили мою девушку, а она никому не причинила зла, ей бы ещё жить и жить... Теперь читайте свои молитвы.
Я не узнавал собственного голоса - будто кто-то другой произносил слова. Так, видно, случается, когда стресс больше, чем ты можешь вынести, В жизни бы не подумал, что вступлю в разговор с двумя небритыми парнями в драных джинсах - выходцами из Северной Африки, из самых грязных её кварталов. Безмозглые, злобные - они всего-навсего орудие в руках приличных с виду господ, не желающих марать руки грязной работой.
- Прошу, не стреляй, - глухо произнес Бен Рифка, - Можем договориться. Чего ты хочешь? Я тебе расскажу все. Договориться всегда можно...
- Ничего нет такого, что ты знаешь, а я бы не знал. Хочу только убедиться - кто отдал приказ?
- Жюль, человек Шавана.
- Сколько вам заплатили?
- Пять тысяч вперед. И потом ещё пять обещали.
- Ну, их вам уже не получить. Молитесь, я сказал.
Музыка сотрясает стены, могут прийти соседи. Я обхватил левой рукой запястье правой и выстрелил сначала в лицо Бен Рифки, потом в лицо Салека. Тела их обмякли, привалились друг к другу. Я прикрутил звук и вышел, притворив за собой дверь. Никто не встретился мне на лестнице. Очутившись на улице Сан-Дени, я внезапно снова заплакал.
