— Я о другом. Мне не нравятся показания приборов. Не знаю, как ты, а я жару переношу неважно. Особенно когда воздух больше, чем наполовину, состоит из водяных паров.
Я рассмеялся.
— Ну, тогда тебе нужно ехать отдыхать на север, например в Гренландию.
Онкс поморщился. Не говоря ни слова, он протянул мне бюллетень Института погоды.
— Вот читай про Гренландию…
Я прочитал:
«Пятое января. Восточное побережье Гренландии +10…» — Чудесно! Скоро там зацветут магнолии!
— Не знаю, зацветут ли. Только на памяти человечества такого еще не бывало.
Продолжая что-то бормотать, Онкс побрел вдоль набережной, то и дело вытирая платком потную шею.
К шести часам я вернулся в свою комнату и уселся у видеотелефона. Олла должна была вот-вот появиться на матовом экране прибора.
Так я просидел до ужина. Вызова из Москвы не последовало. Я пошел в столовую.
Олла позвонила мне только в двадцать три часа, когда я начал дремать, почувствовав облегчение от жары после трех часов работы регулятора микроклимата.
— Что случилось? — воскликнул я, всматриваясь в лицо сестры. Оно было каким-то странным и чужим. — Что случилось, Олла? Где Корио?
Олла жалко улыбнулась. Я видел, как дрожали ее губы.
— Ты плачешь, милая? Ты плачешь?! — закричал я.
Я никогда не видел свою сестру плачущей. Никогда. Только в те времена, когда она была совсем-совсем маленькой. Я вообще никогда не видел плачущих людей!
Олла отрицательно покачала головой, пытаясь что-то мне сказать.
— Нет, ты плачешь! Немедленно говори, что случилось!
Она посмотрела мне прямо в глаза, и я видел, что они блестят от слез. Мое сердце разрывалось на части. Люди плачут только тогда, когда на них обрушивается большое несчастье или когда они испытывают страшную боль.
— Только что я почти попрощалась с Корио, — наконец сказала Олла шепотом.
— Он?..
— Нет, он жив и чувствует себя прекрасно. Но мы с ним на всякий случай попрощались…
— Он тебя не любит? Он тебя больше не любит?
Олла опустила голову и странно улыбнулась.
— Не знаю… Это все так непонятно… Я ничего не понимаю в том, что произошло…
У меня перехватило дыхание. Если бы Олла была рядом со мной, я бы добился от нее ответа. Но она была далеко — на расстоянии полутора тысяч километров, и я мог лишь беспомощно наблюдать, как она страдала.
— Милая моя, расскажи все по порядку. Я должен тебе помочь. Тебе все должны помочь.
— Мне никто не сможет помочь. Никто.
Олла отбросила прядь волос со лба и, сжав зубы, процедила:
— Скоро не будет Корио…
Я ухватился за металлическую раму экрана.
— Ведь ты же сказала, что он жив и чувствует себя хорошо…
— Да… Но…
Я видел, как сестра не выдержала, слезы брызнули из ее глаз, и, закрыв лицо ладонями, она исчезла. Я продолжал звать ее, кричал в трубку, грозился пожаловаться на операторов. Наконец на экране появилось строгое лицо девушки, которая сказала:
— Ваш корреспондент закончил разговор.
По местному телефону сообщили мне, что первый магнитоплан отправляется в Москву завтра в пять утра.
II
Поднимаясь в сумерках по трапу в самолет с магнитным двигателем, я нечаянно толкнул локтем пассажира, шедшего впереди меня. Он обернулся, и я узнал Онкса Фелитова.
— Итак, тебе надоел юг? — спросил я безразлично, думая совсем о другом.
— Как бы не так, — проворчал старик. — Получил телефонограмму срочно выехать в Совет.
— Появилась необходимость кого-нибудь за что-нибудь срочно раскритиковать? — спросил я.
— Какое-то важное дело. Ты ведь знаешь, по пустякам из отпуска не вызывают.
Когда мы заняли места рядом, Онкс наклонился ко мне и прошептал:
— Я, кажется, догадываюсь, в чем дело.
— Ну?
— В этой проклятой погоде. Перед отъездом из Москвы у нас в Совете говорили о том. что началось интенсивное таяние льдов в Антарктиде и в Гренландии.
Я вопросительно посмотрел на Фелитова.
— Это грозит большими бедствиями. Представляешь, что будет, если уровень воды в Мировом океане поднимется метра на четыре!
— Для этого необходимо, чтобы растаяли всё льды Гренландии и Антарктики.
— А если они действительно растают?
— Не вижу оснований, — сказал я и углубился в свои мысли.
Вначале заревели обычные реактивные моторы, а когда самолет поднялся на высоту около двадцати тысяч метров, были включены магнитные двигатели, и в салоне воцарилась тишина, пронизываемая едва уловимым свистом выбрасываемого из магнитной ловушки мощного потока ионизированного газа.
Магнитоплан рассекал разреженный воздух со скоростью пяти тысяч километров в час, а я то и дело поглядывал на ручной хронометр: мне казалось, что машина приближается к Москве слишком медленно. Только один раз я посмотрел вниз и заметил, что на необъятных просторах Земля была не белой, как обычно зимой, а грязно-серой. Таял снег, таял в январе. А над магнитопланом простиралась пурпурная бездна, пронизываемая оранжевыми полосами из-за горизонта, где поднималось солнце.
Я удивился, когда обнаружил, что моя квартира заперта. Постучал — дверь открыли. Олла бросилась мне на грудь и зарыдала. Как бы извиняясь, она прошептала:
— Я заперлась, чтобы кто-нибудь случайно не вошел и не увидел, что я плачу…
— А теперь ты мне все объяснишь по порядку, — сказал я, усаживая почти насильно сестру в кресло против себя.
Олла глотнула из стакана какую-то жидкость, наверное лекарство.
— Случилось большое несчастье, Авро… Несчастье, которое грозит всем нам, всем людям…
Она встала и подошла к стеллажу с книгами.
— Вот смотри, — протянула она мне листок бумаги, на которой были нарисованы четыре линии — красная, синяя, зеленая и желтая.
— Это мне оставил Корио. Он сказал, что ты все поймешь. Красная линия показывает рост среднеземной температуры по дням. Синяя — рост влажности в атмосфере. Зеленая — интенсивность ультрафиолетового излучения Солнца. Желтая — интенсивность инфракрасного излучения. Смотри, как круто кривые ползут вверх. С каждым днем активность Солнца увеличивается…
Я посмотрел на кривые. На горизонтальной оси было отложено девяносто интервалов, соответствующих девяноста дням. На вертикальной оси были показаны результаты измерений температуры, влажности и интенсивности радиации. За последние три месяца кривые круто поднялись вверх, почти в три раза превысив значение измеряемых величин вначале. Я с удивлением посмотрел на Оллу.
— Все это пока держится в большом секрете. Но ты сам должен понять, что случится, если так будет продолжаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
