Я обхватываю ее лицо и большими пальцами пытаюсь вытереть немного ее слез. — Я со всем разберусь.
Она снова медленно качает головой, выглядя потерянной и ошеломленной.
— Но что мне делать?
— Ничего, детка. Предоставь все мне и просто… разберись с тем, что произошло.
— Как? — Слово с трудом вырывается из ее горла, прежде чем новая волна слез захлестывает ее.
Я снова обнимаю ее и, проводя рукой вверх-вниз по ее спине, говорю:
— Просто поплачь, детка. Выпусти все это.
— Макс, — стонет она, от невыносимого горя ее голос становится хриплым. — Я не могу потерять своего отца. Он — все, что у меня есть.
Нет. У тебя есть и я.
— Я здесь, — говорю я с обещанием, что никогда не уйду, омрачая свой тон. — Ты не одна. У тебя есть я. Я помогу тебе пройти через это.
Мои слова, кажется, не доходят до нее, когда она истерически рыдает:
— Он не может умереть. Почему? Почему они убили его? Нет, он не ушел.
Все, что я могу сделать прямо сейчас, это обнять ее, когда она срывается.
— Я держу тебя, Ками, — продолжаю повторять я.
И я никогда тебя не отпущу.
Глава 28
Ками
Не могу поверить, что папа мертв.
Мои глаза опухли, а губы пересохли от всех этих слез.
Макс звонит, чтобы узнать, что происходит. Кладя телефон на кофейный столик, он кладет руку мне на спину и наклоняется вперед, чтобы видеть мое лицо.
— Я снова разговаривал с директором Козловым, и он заверил меня, что твоей жизни больше ничего не угрожает.
— Это не имеет значения, — огрызаюсь я, внезапно охваченная волной гнева. — Что ты узнал о моем отце?
Он придвигается ближе ко мне, притягивая меня обратно к своей груди.
— Он был объявлен мертвым на месте преступления. Он был убит выстрелом в голову. Он не страдал.
Мое лицо искажается.
— Он не страдал, — повторяю я слова, хотя они не приносят никакого утешения. — Папа, — выдыхаю я, чувствуя, как опустошающая душевная боль пронзает меня.
Воспоминания о папе всплывают в моем сознании, и каждое из них сжимает мое сердце до тех пор, пока не остается ничего, кроме невыносимой боли.
Его улыбка.
Его смех.
То, как он смотрел на меня со всей любовью в мире.
Горе захлестывает меня, и каждый мускул в моем теле напрягается. Неконтролируемые рыдания вырываются из меня, и я пропитываю рубашку Макса своими слезами.
Как мне жить дальше без тебя, папа?
— Детка, — стонет Макс, моя боль эхом отдается в его голосе. — Мне так чертовски жаль. Скажи мне, что делать. Как я могу облегчить это для тебя?
Впервые я слышу панику в его голосе.
— Это так больно, — всхлипываю я. — Мое сердце. Такое чувство, что кто-то пытается вырвать его из моей груди.
Макс крепко сжимает меня в объятиях до боли. Он непрерывно осыпает поцелуями мое лицо и волосы.
Кажется, проходит вечность, прежде чем боль снова превращается в тупую пульсацию. В остальном я чувствую оцепенение. Как будто вся моя воля к жизни покинула это царство вместе с моим отцом.
Когда я отстраняюсь, Макс смотрит на меня с беспокойством, глубоко запечатленным на его лице.
— Я знаю, что сейчас это кажется адом, но просто держись, детка. Эта неделя будет самой трудной, но я буду с тобой на каждом шагу. Ты не одна.
Я вижу, что он говорит так из-за своего опыта, и понимаю, что он имеет в виду свою собственную семью, которую потерял.
— Не могу поверить, что его больше нет, — признаюсь я. — Что изменилось? Почему они выбрали его, а не меня?
— Потому что я с тобой, Ками. Они знали, что не смогут добраться до тебя. У них оставался только один вариант.
Осознание этого опускается в мой желудок, как раскаленные угли. Поскольку у меня был Макс, папа стал мишенью.
— Твой отец любил тебя больше всего на свете, детка, — бормочет Макс.
— Я знаю, — хнычу я, душераздирающие слезы снова захлестывают меня.
Пока один ассасин защищал меня, другой отнял жизнь у моего отца.
_______________________________
Макс позаботился о нашем возвращении во Францию, потому что я не могла думать ни о чем, кроме папы.
Возвращаясь домой на частном самолете, я чувствую, что застряла в вечной душевной боли. Никакие слезы не могут облегчить мою боль.
Как мне пережить смерть моего отца?
Как мне жить дальше без него?
Как мне попрощаться?
Я не могу вспомнить наш последний разговор. О чем мы говорили? Говорила ли я ему, что люблю его?
— Ками, — говорит Макс, беря меня за руку.
Я поднимаю глаза к его лицу, и мне кажется, что я нахожусь в трансе, когда бормочу:
— Да.
— Мы приземлились. — Он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к себе. — Думаю, нам следует заехать в больницу, чтобы тебе дали что-нибудь от шока.
Я ненавижу больницы, но, зная, что не смогу справиться с этим самостоятельно, киваю.
— Пойдем, детка.
С тех пор как на папу сегодня было совершено покушение, тон Макса стал мягким, и это заставляет меня плакать.
— Не говори со мной таким тоном, — говорю я. — Твой тон всегда властный. От мягкости мне становится только хуже. — Я поднимаю на него глаза. — У меня нет сил, Макс. Ты нужен мне.
На его лице появляется властное выражение, затем он говорит:
— Возьми у меня все силы, которые тебе нужны.
Его рука сжимает мою, как тиски, когда мы выходим из самолета. Затемненный внедорожник ждет нас, а за ним кортеж с группой охраны.
— Они из Академии Святого Монарха, — сообщает мне Макс.
Мы подходим к мужчине, который, похоже, возглавляет кортеж. Он кивает мне, затем говорит:
— Сожалею о вашей потере, мисс Дюбуа. — Его взгляд перемещается к Максу. — Меня зовут Данил. Какие будут приказания, мистер Левин?
Он русский.
— Мы направляемся в больницу, прежде чем отправимся в дом мистера Дюбуа.
Мне столько всего нужно сделать. Организация похорон. Последняя воля моего отца.
Филипп! Наш шеф-повар вообще знает, что моего отца убили?
Уверена, что знает.
Макс открывает заднюю дверь и подталкивает меня вперед. Когда я забираюсь внутрь, он садится рядом со мной, а Данил садится за руль.
Пока нас везут в больницу, я прислоняюсь к Максу. Я стараюсь сосредоточиться на том, что он рядом, а не на том, что сегодня я понесла тяжелую утрату.
Боже, я не знаю, что бы делала, если бы его здесь не было.
Случайная мысль выбивает воздух из моих легких — если угроза моей жизни исчезла,
