императрица, — говорит он, понижая голос, чтобы сохранить наш разговор в тайне от своих братьев, пытаясь скрыть тот факт, что глубоко внутри он не тот бессердечный солдат, которого стремился создать его отец. — Это будет нелегко. Мне нужно дотронуться до тебя, и я повалю тебя, прижму к себе, схвачу точно так же, как я это делал
той ночью. Тебе это наверняка не понравится. Ты закричишь и скажешь мне, чтобы я отвалил на хрен, но я не собираюсь этого делать, и это заставит тебя ненавидеть меня еще больше.
Я качаю головой, моя решимость берет верх над всем остальным.
— Я не буду, — настаиваю я.
— Будешь, — говорит он мне, его тон не меняется, когда он делает быстрый шаг ко мне.
Он вытягивает руку, и его пальцы обвиваются вокруг моего горла, прежде чем притянуть мое тело ближе к себе. Страх сковывает меня, и громкий, оглушающий крик обжигает мое горло, как никогда раньше. Мои руки бьются о его крепкие тиски, а паника пронзает меня, как пуля.
— ОТПУСТИ МЕНЯ, — кричу я, моя грудь сжимается, когда в горле образуется острый комок.
Роман немедленно отпускает меня и просто смотрит на меня понимающим взглядом, без намека на обычное самодовольство, когда он доказал свою точку зрения менее чем за секунду.
Маркус вбегает, становясь между мной и Романом, когда я отступаю на несколько шагов, образы и воспоминания проносятся в моей голове, как рой шершней-убийц, уничтожая все на своем пути. Я прерывисто вздыхаю, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, в то время как мои руки отчаянно трясутся по бокам.
— Нет, — говорит Маркус, с презрением глядя на своего брата, прежде чем медленно повернуться ко мне. — Ты не готова. Вместо этого я буду тренировать тебя.
— Не будь гребаным идиотом, — говорит Роман. — Один пропущенный удар в грудь, и ты упадешь, как мешок с дерьмом. Я этого не допущу. Она тренируется со мной. Ей просто придется подождать, пока она не сможет находиться рядом со мной без приступов паники.
Я хмурюсь, когда я обхожу Маркуса.
— Ни хрена подобного. Я же сказала тебе, мы начинаем это прямо сейчас. Я хочу учиться.
Роман качает головой.
— Этого не случится. То, что я только что сделал, схватив тебя вот так, — ерунда, и ты не смогла вынести моих прикосновений. Что произойдет, когда я схвачу тебя за лодыжку и потащу через комнату? Ты обмочишься и начнешь орать как сука, думая, что ты снова в той пещере? Посмотри фактам в лицо, Шейн. Ты не готова.
Я подхожу к нему ближе, вызывающе вздергивая подбородок, страх перед повторением истории сильнее, чем память о прошлом.
— Я могу это сделать, — выплевываю я, мой голос срывается от беспокойства и нервозности, в то время как решимость в моих глазах сияет намного ярче. — А теперь тренируй меня.
Роман и Маркус наблюдают за мной долгое, напряженное мгновение, прежде чем Маркус, наконец, отходит и возвращается в другой конец комнаты с Леви, они оба наблюдают за мной слишком пристально, но не они привлекают мое внимание.
Роман просто стоит там, его взгляд задерживается на моем жестком взгляде. Он снова делает шаг ко мне, и мои колени начинают дрожать, потребность отступить пронзает меня. Прошлой ночью в его комнате все было по-другому. Я знала, что он не собирается прикасаться ко мне, и чертовски хорошо знала, что он не причинит мне вреда, но прямо сейчас я дала ему разрешение прикасаться ко мне любым способом, который он сочтет нужным, и то, что он собирается со мной сделать, скорее всего, повторит те ужасные вещи, которые он уже делал.
— Хорошо, — наконец говорит он низким и угрожающим тоном, заставляя страх разливаться по моей крови, как свинец. Он обходит меня, не сводя с меня взгляда ни на секунду. Я чувствую, как он останавливается прямо у меня за спиной, и страх от того, что он стоит там, почти сводит с ума.
— Урок номер один, — говорит он, бросаясь ко мне, его рука обвивается вокруг моей шеи, когда он тянет меня в удушающий захват, другая его рука опускается на мой рот, не давая мне возможности закричать. — Никогда не поворачивайся спиной к своему врагу. Когда я обхожу тебя, ты идешь со мной. Всегда оставляй себе преимущество.
Затем просто так он отпускает меня, слегка подталкивая, чтобы оттолкнуть от себя, зная, что мне нужно личное пространство. Я хватаю ртом воздух, но не потому, что он загородил мне доступ к нему. Я разворачиваюсь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу в тот момент, когда моя паника взята под контроль. Я смотрю Роману прямо в глаза.
— Сделай это снова, — говорю я ему, с трудом сглатывая комок в горле. — Так, как Лукас Миллер схватил меня в клубе и как приспешник твоего отца схватил меня перед тем, как взорвалась машина. Научи меня, как выбираться из этого.
Роман наблюдает за мной, в его глазах мелькает сомнение.
— Ты уверена? — спрашивает он, когда Леви медленно начинает приближаться к нам.
Я киваю.
— Я уверена.
Проходит мучительный момент, прежде чем он, наконец, соглашается и указывает на пространство перед собой.
— Иди сюда, — говорит он низким голосом, изо всех сил стараясь, чтобы в нем не прозвучала угроза, в чем он явно не очень силен.
Мои колени дрожат, когда я медленно становлюсь обратно перед Романом, и на этот раз он медленно подходит в плотную ко мне. Он обхватывает рукой мое горло и сжимает ровно настолько, чтобы я почувствовала это, другая его рука зажимает мой рот, оставляя мне достаточно места, чтобы закричать, если понадобится.
Я чувствую его дыхание на своей коже возле уха, когда его тело прижимается к моему.
— Хорошо, — говорит он. — Если кто-то держит тебя вот так, он, более чем вероятно, попытается тащить тебя назад.
Я киваю, навязчивое воспоминание кружит в моей голове, как колесо обозрения на сомнительной городской ярмарке.
— Что мне делать? — Спрашиваю я робким и нервным голосом, приглушенным его рукой.
Он проводит мизинцем по моим губам.
— Хватайся за него, — говорит он. — Я собираюсь обнять тебя крепче, и когда я это сделаю, ты отдернешь мой палец так далеко, как только сможешь, одновременно ударяя локтем мне в живот. Ты измотаешь нападающего, и в большинстве случаев он будет вынужден отпустить тебя. Когда это произойдет, беги вперед и кричи о помощи.
Я киваю, прокручивая в голове свои шаги.
Мизинец. Локоть. Бежать.
Это не так уж сложно.
— Ты готова? — спрашивает он.
Я киваю, и он, не колеблясь,
