состоянию здоровья осенью Зиберт был уволен из армии и снова вернулся в имение князя Шлобиттена. 4 августа 1940 года ему был вручен Железный крест 1-го класса, 26 августа — знак отличия раненого.
После нападения Германии на Советский Союз Зиберта снова призвали, однако до полного выздоровления предложили нестроевую должность чрезвычайного уполномоченного хозяйственного командования в прифронтовых областях. Так Зиберт попал в «Викдо». Одновременно его аттестовали обер-лейтенантом. В его обязанности входило обеспечение фронта лесом по маршруту Чернигов — Киев — Овруч — Дубно — Ровно…»
* * *
В реальных ситуациях Кузнецов допускал, если того требовала обстановка, некоторые серьезные отклонения от этой легенды. Так, освоившись в Ровно, он должен был рассказывать знакомым немцам, что участвовал в боях под Москвой, где якобы получил ранение. «Родной» дивизией Зиберта командовал в описываемое время генерал-лейтенант Максимилиан де Ангелис. Его подпись, в частности, украшала свидетельство Зиберта о награждении Железным крестом. Таким образом, обер-лейтенанту обеспечивалась репутация боевого, а не интендантского офицера, которых фронтовики, мягко говоря, недолюбливали.
Но вот что интересно. Когда в феврале 1943 года радисты отряда приняли текст сообщения Совинформбюро о разгроме немцев под Сталинградом, где было уничтожено свыше 30 немецких дивизий, среди них оказалась и… 76-я дивизия, командиром которой тогда был уже генерал-лейтенант Карл Розенбург. Некоторые знакомые немцы, знавшие о его службе в этой дивизии, потом говорили ему: «Вам повезло, Пауль, что не попали в этот ад…»
Для легенды о службе Пауля Зиберта в 76-й дивизии был разработан целый комплект соответствующих документов и фотографий, исполненных на немецкой фотобумаге, для наклеивания их на соответствующие удостоверения. Документы были сделаны так качественно, что при многочисленных проверках, в том числе офицерами личной охраны Эриха Коха, ни разу не вызвали никаких подозрений. В этом огромная заслуга австрийского политэмигранта Георга Мюллера и капитана госбезопасности Павла Георгиевича Громушкина — советского разведчика, художника-портретиста. Это он изготавливал документы для таких знаменитых разведчиков, как Рудольф Абель, Джордж Блейк, Александр Феклисов, Павел Судоплатов и других советских бойцов невидимого фронта. Эти документы не вызывали подозрения у проверяющих разных стран, в том числе в гитлеровской Германии и на оккупированных немцами территориях СССР.
Когда «Колонисту», теперь ставшему на время «Пухом», привезли домой повседневную форму обер-лейтенанта немецкой армии Пауля Зиберта, в которой он должен был показываться в Ровно, он тут же облачился в «фельдграу» мышиного цвета. Этот цвет немецкой полевой формы в спектре от серого до светло-коричневого сохранялся с 1907 по 1945 год.
И вот Кузнецов стоит перед зеркалом, и на него смотрит офицер вермахта в хорошо подогнанном обмундировании. Офицерские узенькие погоны, пуговицы из алюминия, ремень с пряжкой, над правым карманом серебристый орел, сжимающий в когтях венок со свастикой. На левом кармане приколот Железный крест 1-го класса, в петлю второй пуговицы продернута черно-бело-красная ленточка 2-го класса. Ниже кармана — знак тяжелого ранения. Кстати, люди часто интересуются, что означает эта лента. Ее называют лентой-колодкой, которую носили те, кто получил медаль — «Крест за военные заслуги» 2-го класса или медаль «За зимнюю кампанию на Востоке 1941/42».
«Неужели это я? — размышлял Николай. — Так преобразился, что даже хотелось возмутиться, глядя на этого офицера с холодным взглядом из зазеркалья. Даже захотел в него стрелять, но потом успокоился — это мой панцирь, мой щит и мой меч, разящий тех, кто не пришел, а варварски ворвался на нашу землю и продолжает ее опустошать. Боже мой, как долго я ждал этой минуты!..»
Оставались последние дни перед полетом на Запад, но он продолжал штудировать легенду и особенно боевой путь «своей» 76-й пехотной дивизии. Знакомился со статьями в последних немецких газетах, каким-то чудесным образом добываемых нашими разведчиками и дипломатами. Выучивание легенды было для Николая не зубрежкой, а осмыслением тех фактов, которые он будто и правда пережил на самом деле, а теперь только припоминал картины и события своего прошлого. Он постепенно входил в образ, в роль немецкого офицера, каких он видел в Красногорске и с которыми часто общался. А еще он рвался в священный бой тайной войны…
Общение с братом Виктором
Откровенно говорить о наших недостатках мы можем лишь с теми, кто признает наши достоинства.
Андре Моруа
Родной брат Виктор после мобилизации некоторое время служил под Москвой. Изредка наведывался к «старшенькому» — Николаю, с которым последний раз виделись в июне 1942 года. 25 июня Виктор, случайно оказавшись в Москве, не застал Николая дома, но оставил ему открытку со своим новым адресом — город Козельск Калужской области, номер войсковой части. В тот же день Николай ответил брату письмом, в котором писал:
«Дорогой братец Витя!
Получил оставленную тобой открытку о переводе в Козельск.
Я все еще в Москве, но в ближайшие дни отправляюсь на фронт. Лечу на самолете.
Витя, ты мой любимый брат и боевой товарищ, поэтому я хочу быть с тобой откровенным перед отправкой на выполнение боевого задания.
Война за освобождение нашей Родины от фашистской нечисти требует жертв. Неизбежно придется пролить много своей крови, чтобы наша любимая Отчизна цвела и развивалась и чтобы наш народ жил свободно. Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорого — своей жизни.
Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов за то, чтоб я вернулся живым. Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое правое дело, за настоящее и цветущее будущее нашей Родины.
Мы уничтожим фашизм, мы спасем Отечество. Нас вечно будет помнить Россия, счастливые дети будут петь о нас песни и матери с благодарностью и благословением будут рассказывать детям о том, что в 1942 году мы отдали жизнь за счастье нашей горячо любимой Отчизны. Нас будут чтить и освобожденные народы Европы.
Разве может остановить меня — русского человека, большевика — страх перед смертью? Нет, никогда наша земля не будет под рабской кабалой фашистов. Не перевелись на Руси патриоты, на смерть пойдем, но уничтожим дракона!
Храни это письмо на память, если я погибну, и помни, что мстить — это наш лозунг, за пролитые моря крови невинных детей и стариков. Месть фашистским людоедам!
Беспощадная месть. Чтоб в веках их потомки наказывали своим
