Кто-то может возразить, что человека, который о чем-то умалчивает, нельзя назвать лжецом. Но он-то как на исповеди рассказал ей и о своих путешествиях, и об ошибках молодости. И что услышал в ответ? Да ничего! Именно ее стойкое нежелание ответить на его вопросы как раз и выводило Винтера из себя. Он думал, что у нее нет родных, в то время как многочисленная семейка родственников преспокойно жила в пяти милях от Остинпарка. Более того — старая норманнская церковь с ее остроконечными шпилями, куда они пришли сегодня утром, находилась на земле графа Поттербриджского, родного дяди Шарлотты.
Винтер улыбнулся беззубой старушке, глазевшей на него крайне недружелюбно. Но его обаяния оказалось мало. Пожилая леди продолжала сверлить его взглядом, благовоспитанно сложив на коленях ручки в перчатках мышиного Цвета и гордо вскинув головку в черной шляпке, аккуратно Пришпиленной к седым волосам.
— Да, весело здесь, — тихонько сказал молодой человек на ухо Шарлотте.
Та промолчала. Винтер окинул взглядом ее хрупкую фигурку. Никогда прежде девушка не была так хороша — грациозно, с достоинством она несла себя, несмотря на тяжелые доспехи из накрахмаленных юбок, спрятанных под серым шерстяным платьем. О чем она думала? О том, что при благоприятном стечении обстоятельств отец ее воспитанников мог и не узнать о позорных событиях девятилетней давности, бросивших тень на всю ее последующую жизнь. Но каждый из присутствующих в церкви знал все до мельчайших подробностей.
На спинках большей части скамей висели таблички с фамилиями и прихожане восседали на них с таким видом, будто по воскресеньям они приходили в эту церковь уже целую вечность и данная скамья была здесь поставлена исключительно для них. Дух всеобщего осуждения витал в воздухе. Казалось, даже святые со своих витражей взирали на Шарлотту с укоризной.
Детям тоже было не по себе. Лейла сунула обтянутую перчаткой ручку в руку отца. Робби придвинулся поближе к Шарлотте, взяв девушку под руку, словно пытаясь защитить ее от невидимой опасности. Винтер гордился сыном: у мальчика хорошо развита интуиция. Молодой человек спрашивал себя, как долго Шарлотте удалось бы водить его за нос, если бы не болтливый язык леди Говард? Отдавая должное ее умению владеть собой, можно было предположить, что он бы и умер в неведении.
Конечно, Винтер не настолько глуп, чтобы поверить каждому слову этой лживой ведьмы, леди Говард. При первой же возможности он «припер к стене» дорогую матушку и задал ей массу вопросов. И совершил ошибку. После беседы с Адорной, которая достигла замечательных высот в искусстве ведения дипломатических переговоров, сыну оставалось только догадываться, о чем еще она «забыла» ему рассказать. Теперь он спрашивал себя: что мать пытается от него утаить? Раньше эта мысль не приходила ему в голову — еще бы, он так старался скрыть от нее свои намерения относительно Шарлотты! В том, что прошлое его избранницы окутано покровом тайны, молодой человек уже не сомневался.
Маленькая компания не спеша двигалась вдоль прохода к скамье в первом ряду. Места виконта Раскина и его семьи, помнилось Винтеру, находились слева от прохода. А справа с незапамятных времен или, по меньшей мере, со времен Вильгельма Завоевателя восседал граф Поттербриджский. Именно он, граф Поттербридж собственной персоной, и сидел на привычном месте с краю скамьи. А справа от него вытянулись в цепочку жена и восемь из четырнадцати отпрысков. Винтер видел графа в профиль. Тот сидел неподвижно, вперив недовольный взгляд в кафедру, будто повинуясь его немому велению, там мог возникнуть священник. Всем своим видом он излучал нетерпимость. От этого человека за версту разило богатством и… плохими манерами. Седеющие волосы и брови были тронуты помадой, на нижней челюсти красовалась вишневая отметина от бритвы. Сюртук был сшит лондонским портным, но плечи графа не стали от этого шире, и брюшко никак не хотело ужаться до размеров жилета. Воистину, он являл собой яркий пример жалкого, слабохарактерного тирана, взвалившего на себя титул, до которого явно не дорос. В своем немом созерцании граф мог бы и не заметить их появления, но по мере того, как Винтер, Шарлотта и дети продвигались вперед, шепот прихожан смолкал.
— Святые небеса! — ахнула леди Поттербридж, и в воцарившейся тишине ее голос прозвучал подобно грому.
Впрочем, на этот эффект она и рассчитывала. Винтер сразу разглядел в графине женщину, любившую подбросить ближним повод для ссоры, чтобы хоть как-то раскрасить эмоциями свою серую жизнь. Бедняжка!
Лорд Поттербридж медленно повернул голову, следя за тем, чтобы не смять накрахмаленный воротник и не испортить узел на атласном галстуке. Какое-то время он бесцеремонно пялился на Винтера, так и не узнав его. Но тут его взгляд упал на Шарлотту, и граф вмиг сделался пунцовым. Куда и девалась аристократическая бледность! Соскользнув с подставки для ног, ботинки лорда гулко шлепнулись о каменный пол.
Винтеру было достаточно одного взгляда на спокойное, бледное лицо Шарлотты, чтобы осознать свою ошибку. Что бы ни произошло девять лет назад, он не должен был бросать эту женщину на съедение волкам. Дорогой родственничек и так причинил ей много зла. А теперь, ткнув в нее пальцем, дядюшка проревел:
— Ты!
Отношения между девушкой и ее дядей выходили за всякие рамки приличий, тем более не имели никакого отношения к приличиям чувства Винтера к Шарлотте. Он решил во что бы то ни стало ее защитить. Однако она не отступила, не взяла Винтера за руку, — словом, не сделала ни единого жеста, естественного для женщины, нуждающейся в защите. Девушка не двигалась с места, дрожащая, но с виду спокойная, и смотрела, как на нее катится, словно бочка с порохом, ненавистный родственник.
Одним плавным движением Винтер шагнул ему навстречу и, словно вырвавшееся минуту назад восклицание Поттербриджа было обращено к нему, сказал:
— Да, милорд, это я. Я тоже рад вас видеть и приятно удивлен, что вы меня помните, ведь с момента нашей последней встречи прошло столько лет!
Граф остановился, но можно было бы поручиться, что, не будь Винтер на две головы его выше, он сбил бы его с ног.
Поттербридж не стал рассыпаться в любезностях, а вместо этого рявкнул:
— Кто, черт возьми…
— Я Раскин, милорд, — молодой человек взял руку графа и прилежно потряс ее. — Ваш сосед из Остинпарка. Я вернулся из Эль-Бахара. Нам есть, что рассказать друг другу, но вернемся к беседе после службы. Глядите, святой отец идет, — тот и правда со всех ног спешил на кафедру, не желая скандала в своем приходе. — Присядем, подадим хороший пример прихожанам.
А они, надо сказать, нуждались в примере, ибо едва из одежды не выпрыгивали, наблюдая за разыгравшимся перед их жадными взорами представлением.