— Мы и не такое ели! — Джонс с треском разорвал один из пакетов и засунул туда лапищу. — М-м-м! Двадцать пять лет такого не ел!..
— А настоящей еды нет? — Кузьма достал из холодильника бутылку, изучил этикетку, поставил на место, взял другую…
— Сколько угодно. Но она в морозильных камерах, там надо размораживать, готовить… Потерпите полчасика.
— Да хоть час! — Джонс уже открывал бутылку, тщательно отобранную другом из числа многих.
— Пойдем, — Антон потянул Князева-младшего в коридор, — налюбуешься еще, успеешь.
Братья двинулись по коридору дальше.
— Как это все сохранилось? — изумлялся Игорь на каждом шагу.
— Как? Обычно, — пожимал плечами Антон. — Строили, вероятно, с расчетом на будущую ядерную войну, с большим запасом прочности — вот все и уцелело.
— А электричество? Наверху же ничего не работает! И в метро — тоже.
— В целях автономности, кто мог знать, что произойдет, — бункер оборудовали собственным источником энергии. Может быть — атомным реактором…
— А ты не проверял?
— Рад бы, да не могу, — улыбнулся разведчик. — Папина карточка дает допуск только на этот этаж. На всех остальных — загорается красный глазок и звучит запись: допуск недействителен. Двери же такие, что не вскрыть. Да ты видел наверху. А жаль — где-то, на одном из этих этажей, должна располагаться библиотека. И архив. Но когда-нибудь я до них все равно доберусь — вот увидишь…
Они остановились перед еще одним «аквариумом», только из матового, полупрозрачного стекла. Той же карточкой Антон отпер дверь, открыв Игорю уютную комнату с большим рабочим столом, заваленным бумагами и радужными дисками в прозрачных коробочках и без, слепым квадратом большого плоского монитора, книжными шкафами и полками…
— Это рабочий кабинет нашего отца. Большой ученый был.
— Он ведь биологией занимался, — вспомнил Игорь, оглядывая стены, увешанные грамотами, паспортами и сертификатами медалей и международных премий.
— Биохимией и генетикой, — поправил его Антон, усаживаясь в мягко просевшее под ним кожаное вращающееся кресло профессора Князева. — Творца всего этого. Одного из творцов, — поправил себя он.
— Чего именно? — Игорь осторожно взял с полочки над столом большую цветную фотографию в рамке и бережно стер пыль со стекла.
На него с ничуть не потускневшего за минувшие четверть века снимка глядела счастливая семья: довольно молодой, улыбающийся мужчина с удивительно знакомым лицом, серьезный мальчик лет восьми, чинно положивший ладони на коленки, и яростно выворачивающийся из рук отца карапуз. И очень красивая женщина, обнимающая мужчину и рассыпавшая длинные золотистые волосы по его плечу…
— Кто это? — перебил он продолжающего что-то говорить брата.
— Это? — Антон встал и взял из рук Игоря рамку. — Это мы с тобой, наши мама и папа. Я сначала хотел забрать ее с собой, но потом решил оставить все как есть. Хочешь еще посмотреть? Тут у отца в столе целый альбомчик — мама, мы с тобой, бабушка…
— Ты что-то говорил про отца. — Князев-младший стряхнул наваждение. — Что-то там про творца.
— Я говорил, что отец был одним из тех, кто сотворил все это, — указал пальцем в потолок старший брат.
— Этот… институт?
— Нет. То, что наверху. Понимаешь, Игорь, — Антон отвел глаза и принялся выравнивать растрепанную пачку исписанной бумаги на столе, — здесь создавалось оружие. Ho передовое.
— Но ведь не оно же разрушило город?..
— Вряд ли. Возможно, отчасти. Основные разрушения конечно же нанесли ядерные боеголовки, химическое оружие… Но ведь никакая радиация не способна вызвать такие чудовищные мутации в такой короткий срок. И тридцати лет не прошло, а природа изменилась до неузнаваемости…
— Но какое отношение наш папа…
— Наш папа, — мрачно улыбнулся Антон, — разрабатывал биологическое оружие. Вирусы, способные менять ДНК животных. Такие разработки в других странах тоже велись…
— Что это значит?..
— Это значит, что папа играл в Бога. Лепил новую жизнь. И породил чудовищ.
— Ты хочешь сказать… — Игорь смотрел на брата с недоверием.
— Я хочу сказать, что именно вирусы, над созданием которых работали в этом институте, привели к тому, что мутации фауны пошли с такой сумасшедшей скоростью. Часть их разработок попытались вывезти, конвой попал под бомбы, вирусы вырвались на свободу. Потом с перелетными птицами…
— Наш отец? — перебил Игорь. — С какой стати ты решил, что это делал именно наш отец?
— Я сказал — один из творцов. Разумеется, над этим работали и другие люди. Множество людей.
— И куда они делись? Неужели спасся только папа?
— Нет, конечно. Работали тут посменно. Когда случилась Катастрофа, отец, к счастью, был не в институте. Потому и выжил.
— Я тебя не понимаю. Ты же сам говоришь: здесь электричество, пища, вода, свежий воздух. Да это место зарыто в землю глубже, чем Первомайская!
— Точно. Глубже. И тем не менее, все, кто здесь оставался, — погибли. Несколько десятков человек.
— Заболели?
— Нет. Отец вел какое-то подобие дневника. Наверное, просто выплескивал на бумагу наболевшее, свои мысли, радости, страхи…
— Так что же случилось с остальными?
— Ну, папа упоминал об этом вскользь… Я понял так, что охрана института имела приказ уничтожить весь персонал в критической ситуации. Ведь следом за атомной бомбардировкой здесь вполне могли высадиться вражеские военные.
— И что? Они выполнили приказ?
— Неукоснительно. Военных… или сотрудников спецслужб — отец не уточнял — было всего несколько человек. По крайней мере — на этом этаже. И они сначала перебили всех от ученых до последнего техника. Методично, профессионально… Я видел несколько тел, до сих пор лежащих в одном из рефрижераторов. Все убиты выстрелами в затылок. Из пистолета. Скорее всего, они даже не подозревали, что их ведут на убой.
— Несколько? Ты говорил о нескольких десятках.
— Их и было несколько десятков. Зачистив персонал, палачи начали уничтожать трупы. Здесь есть свой крематорий. Вернее — большая электрическая печь. Лаборатории-то были биологическими — оставалось много отходов. Трупов. Все это нужно было надежно уничтожать. Лучше всего подходило сожжение. Но для сожжения человека нужно много времени. А печь у них была всего одна. Ты представляешь себе людей, которые только что убили тех, кого хорошо знали, с кем общались по много раз на дню, здоровались, шутили… Тысячу рублей до получки у кого одалживали. А тут пришлось жечь их в печи, выгребать пепел и снова… По расписанию. Выполнять работу.
— Кто-то не выдержал? — догадался Игорь.
— Да. Кто-то из них то ли сошел с ума, то ли заранее должен был уничтожить остальных… Короче говоря, охрану тоже перестреляли. А этого последнего отец нашел запершимся в его комнате. Он вскрыл себе вены и собственной кровью исписал все стены, пол и потолок в помещении. Целая исповедь… Я могу отвести тебя туда и показать.
— Не надо, не хочу. А что отец?
— Отец долгое время оставался в метро, где его застала Катастрофа. Всех нас. Несколько лет. Сначала была паника, и он просто вынужден был взять на себя руководство. Ну, а потом, когда жизнь наладилась, он передал руководство вашему Бате. Тот давно точил зуб на Первомайскую.
— Передал? Батя же организовал операцию, захватил… Мы даже праздник каждый год отмечаем — День Воссоединения…
— Праздник… Они просто договорились. Отец передал власть более подходящему, как он тогда думал, человеку — и все. Надеялся целиком и полностью отдаться работе. Но его не оставили в покое.
Антон встал и прошелся по комнате, трогая кончиками пальцев то корешки книг, то прибор, стоящий на полке.
— Батя с Балагуром как раз служили в охране этого института. Останься они внутри — давно бы их уже не было в живых. Но они успели добраться до метро и спастись. Но что из себя заведение представляет, наверняка знали. Беда в том, что они охраняли комплекс задний снаружи, а за ту первую дверь им хода не было. Рылом не вышли. Потому-то ни у кого из них не было доступа сюда. Но им сюда очень хотелось. Как же — безопасная сытая жизнь и все такое. И как-то раз они выследили отца. Пытали, требуя выдать им коды доступа и ключи. Отец побоялся, что оружие окажется в руках этих солдафонов, и отказал. Его запытали и убили.
— Откуда ты знаешь?..
— Я тоже не мог поверить, когда узнал. Батя такой обходительный. По-отечески заботливый…
— Откуда?!
— Знающий человек говорил. Я ведь целое расследование провел, пока до правды докопался… Один из тех, кто все видел сам. Сказал мне, что не участвовал, а просто смотрел. Может, соврал. Соврал, наверное. После того, как он мне обо всем рассказал, меня и сцапали.
— Но Батя? Президент?
— Он только приказы отдавал. Отца резал на кусочки Балагур и второй еще… Федотов.
