А потом вновь вернулась тьма.
Я снова очнулся, будто бы вынырнув из колодца видений. На этот раз не ощущалось никакой легкости или лености мыслей. Впечатление было такое, будто счастливо спавшего меня вдруг окатили ледяной водой.
Резко открыв глаза, я попытался мгновенно сесть, но безуспешно. Тело отказалось повиноваться, даже не подумав принять сидячее положение. Более того, я вообще его не чувствовал. Будто бы у меня не было ни рук, ни ног, ни туловища. Одна голова, в которой, наверное, какой-то дятел поселился. Ой, как в висках стучит…
Медленно ворочая головой, я попытался осмотреться.
Простая комната. Многочисленные лампы, бьющие мне в глаза острыми как иглы лучами ослепительного света. Какие-то шкафы. Двери. Окон я не заметил.
Вот черт! И что бы это все значило?
Я снова попытался сесть. И даже смог кое-как приподнять руку. Все тело было как будто чужим.
Единственное, чего я добился своими никчемными потугами, так это появления в комнате трех жлобов с непроницаемыми физиономиями. Они быстренько подняли меня, усадили в некое подобие инвалидной коляски, оснащенной держателями для рук и ног, и встали неподалеку.
Потом будто из пустоты возникла молоденькая медсестричка, с которой я был бы не прочь познакомиться поближе, если бы не был женат и не оказался в столь идиотском положении. Она выкатила меня вместе с моим нынешним троном из комнаты и повезла куда-то по длинному выстланному коврами коридору. Трое головорезов топали рядом.
Я с мрачным любопытством приговоренного к смертной казни озирался вокруг.
Картины на стенах. Резная мебель, вполне вероятно даже и антикварная, – я в этом не разбирался. Ковры. Да, Обновленное Братство живет гораздо лучше, чем Старое. В московском штабе я чувствовал себя новым русским, а здесь мог бы ощущать себя королем. Если бы только ноги и руки мне развязали…
Двери, двери, двери. И ни одного окна. Такое впечатление, что мы находимся где-то под землей.
Еще одни двери, которые услужливо распахнулись перед нами. Небольшая комната с кнопками на стене. Лифт. Мы загрузились туда и поехали.
Кольцо… Колечко, отзовись! Эгей! Сделай хоть что-нибудь. Я желаю сбежать отсюда.
И ничего. Впечатление такое, будто все мои предыдущие подвиги случились не в жизни, а во сне. Но не могло же мне присниться все это безумие! На такое никогда бы не хватило всей моей фантазии.
– Кто-нибудь желает поведать мне, куда мы едем?
Полная тишина. До ответа никто не снизошел.
– Эй, ребятки, может быть, все-таки поговорим?.. Ну не хотите и не надо.
Лифт остановился, двери открылись, и мы снова покатили по коридору, ничуть не отличающемуся от предыдущего. Ковры, мебель, даже картины будто бы точно такие же. У них что, воображения на большее не хватает? Везде одно и то же, так ведь и крыша сползти может. А может, уже сползла? Только у кого? У меня или у них?
Одна из дверей открылась, выпустив в коридор разодетого как павлин Рогожкина, который немедленно пристроился справа от меня. Синяк на его скуле почти исчез, оставив только едва заметное желтоватое пятно.
Сколько же я здесь провалялся? Какое сегодня число? Где я?
Открылась еще одна из дверей, но оттуда никто не вышел. Зато туда вошли мы. Я даже на мгновение преисполнился гордости: подумать только, какая процессия ради меня одного. Вот только мгновение оказалось очень и очень коротким. А потом мне стало просто не до праздных размышлений.
В комнате находилось еще одно инвалидное кресло, точно такое же, как у меня. Присутствовали даже зажимы для рук и ног. И это кресло было занято.
Я не смог сдержать гримасу отвращения. Да разве это существо можно было называть человеком? Это… Это же какой-то монстр из фильма ужасов!
Абсолютно лысая и безобразно сморщенная голова, в которой узкой щелью выделялся безгубый лягушачий рот. Утонувшие глубоко внутри черепа глаза, полнейшее отсутствие носа в том смысле, в котором я его представляю у людей, и какой-то сморщенный холмик вместо него. Все это безобразие каким-то чудом держалось на тонкой шее и по сравнению с остальным телом казалось излишне большим и неестественно раздутым. Тела я не разглядел под одеждой и пледом, укрывающим ноги этого безумного творения свихнувшейся природы. Но общие очертания вполне угадывались.
А еще были видны руки. Точнее ручки. А если еще точнее, то одна ручка. Правая. Левая заканчивалась жалкой култяпкой чуть выше локтя и была укреплена в специальном зажиме на подлокотнике колесного кресла. Кроме того, в эту же руку входили иглы от двух капельниц, висевших у этого получеловека за спиной.
Этакая сморщенная мумия ребенка с огромной башкой.
Существо смотрело на меня и только на меня, игнорируя всех остальных в этой комнате. Безгубый рот открылся, обнажив черный провал рта, в котором напрочь отсутствовали зубы.
– Здравствуй, Зуев Антон Васильевич. – Голос мумии оказался вполне человеческим и, можно было даже сказать, исполненным какой-то скрытой силы. – Добро пожаловать в мой скромный дом. Приношу свои извинения за тот способ, которым тебя сюда доставили, но ведь простого приглашения ты бы не принял.
Смешок, похожий на скрип несмазанной двери.
Мумия оторвала взгляд от меня и соизволила взглянуть на моих стражей. Троица мордоворотов моментально вытянулись в струнку, даже Рогожкин, казалось, напрягся. И только медсестричка полностью проигнорировала этот бездонный взгляд, стоя как монумент возле моего плеча.
– Оставьте нас.
– Но… – Мордовороты, казалось, смутились. – Как же…
– Или вы полагаете, что я нуждаюсь в охране? – Линия рта искривилась в какое-то подобие иронической улыбки.
Те типы просто повернулись и вышли, не произнеся больше ни слова.
Рогожкин оказался покрепче:
– Шеф, вы все-таки поосторожнее. Этот человек опасен. Он чуть не вышиб мне мозги тогда, в поезде…
– Вот и прими к сведению. – Мумия усмехнулась и, кажется, даже изобразила нечто похожее на подмигивание. – Учись, Федор. Ты готовился принять кольцо двадцать лет, а этот мальчишка едва не одолел вас вместе с Олией в первой же стычке.
Как приятно. Меня считают ужасно опасным. Но при этом называют сопливым мальчишкой.
– Мы просто недооценили степень риска. Иначе у него не было бы ни единого шанса.
– Вот в этом-то и состоит главная и самая опасная ошибка среди носящих кольца – недооценка степени риска. И приходится после этого резать тела в морге, чтобы достать из них кольца вероятности. Иди, Рогожкин, иди и подумай об этом. А потом мы с тобой поговорим о невыполнении приказов. Рекомендую придумать какую-нибудь отговорку получше.
– Да, шеф…
Что-то энтузиазма в его голосе малова-ато. Бедняга Федор. И где же он нарушил приказ? В чем провинился? Хотя, собственно, мне-то какое дело…
Рогожкин кивнул и бесшумно выскользнул за дверь.
– А ее вы убрать не хотите? – Я хотел ткнуть пальцем в сторону медсестры, но рука, естественно, не поднялась. Пришлось ограничиться кивком.
Мумия некоторое время молча смотрела на меня, будто прикидывая, стоит отвечать или нет. Потом открыла свой лягушачий рот:
– Пусть остается. Она все равно ничего никому не скажет. Да и не запомнит. Правда ведь, Леночка?
Леночка промолчала, даже не шелохнувшись. Я поднял голову и извернулся, пытаясь заглянуть в ее лицо. Спокойное и невозмутимое. Пустой взгляд. Впечатление такое, будто девица под кайфом. Я не замедлил задать вопрос на эту тему.
Мумия расхохоталась. Если только этот скрежет можно было назвать смехом.
– Да нет. Она по жизни такая. Официальный диагноз – слабоумие.
– И зачем вам нужна эта тупая идиотка?
– Но-но. Поосторожнее на поворотах. Не обижай мою любимицу. Мозги – не всегда самое главное. Иногда нужны еще и руки.
Леночка внезапно шагнула вперед и поправила плед на коленях у мумии.
– Она – мои руки.
Я ничего не понял, но счел за лучшее промолчать. Любовница она ему, что ли?
– Но что-то мы увлеклись. – Мумия прервалась на некоторое время, пока Леночка делала ей укол. – Болтаем о пустяках, когда стоило бы поговорить о деле. Но прежде не мешало бы познакомиться.
– Мне кажется, вы со мной уже знакомы, – буркнул я.
– О да! Я сильно-сильно заинтересовался тобой, еще когда ты только начинал свой путь как носящий. В подробности я посвящу тебя немного позднее. А сейчас позволь представиться. – Он куртуазно махнул своей маленькой ручкой. – Роман Долышев к твоим услугам. – И расхохотался, глядя, как я ошалело хлопаю глазами.
Я смотрел на криво усмехающуюся мумию и не видел ее. Роман Долышев. Тот самый непризнанный гений, разработавший план развития человечества на два века вперед. Человек, породивший трещину в монолите Братства, теперь грозящую стать истоком новой мировой войны.
А перед глазами у меня стояла старая черно-белая фотография. Поджатые губы и напряженный взгляд человека. Человека, а не какого-то порождения ночных кошмаров. Что же случилось с Романом Долышевым? Как простой парень смог превратиться в это?..
