– Лучше в яму, – посоветовал он таким жутко спокойным голосом, что она бездумно юркнула в то самое покинутое звериное логово, куда даже смотреть не хотела. – Это недолго…
И хотя вроде бы успокоил, но она с ужасом ощутила, что послушалась моментально, безропотно, даже не пикнула, куда и делась ее женская независимость, достоинство принцессы, и сразу же возненавидела его страстно и люто, ну не может тупой невежественный пастух иметь над нею больше власти, чем она позволит! Вообще не должен иметь власти…
Ютланд медленно переходил от дерева к дереву, в руке дубинка, другой отводит от лица ветви. Мелизенда затаилась в ямке под огромным упавшим деревом, согнувшись в три погибели, а над ней возник хорт и предостерегающе оскалил зубы. Конь еще дальше, неподвижный, словно причудливо раскоряченное дерево с вросшими в землю ветвями, но в отличие от деревьев даже не раскачивается под порывами внезапного ветра.
С высоты донесся скрипучий крик, жуткий, полный голодной ярости. Мелизенда затряслась, ее помимо воли скрючило в комок, а Ютланд, оглянувшись, сказал тихим голосом:
– Не двигайся.
– Я даже не дышу, – прошептала она.
– И не чешись, – напомнил он. – Принцессы не чешутся.
Она зло оскалила зубки, но смолчала, сейчас этот мальчишка выглядит мужчиной, суров и уверен, взгляд прямой, брови сдвинуты, весь в готовности к схватке.
Голодный вой раздался ближе, Ютланд вышел из-за дерева и выпрямился в полный рост. Мелизенда замерла, а напротив Ютланда раздвинулись темные кусты, на залитую лунным светом поляну из черноты вышел громадный волк.
Он и выглядел как сама тьма, только белые зубы блестят да раскрытая пасть похожа на ковш с раскаленными углями, а Ютланд перед ним совсем мальчишка…
Волк прыгнул, Ютланд чуть сдвинулся в сторону. Мелизенда успела увидеть его вытянутые навстречу зверю руки, чересчур тонкие, чтобы остановить.
Оба упали, покатились, Ютланд обхватил чудовище, так они докатились до дерева и уперлись в ствол. Гарчание быстро перешло в хрип, Ютланд поднялся, отряхнул ладони и проговорил слегка задыхающимся голосом:
– Больше не побеспокоят…
Она вскрикнула, не веря в случившееся:
– Но их много! Еще воют…
– Это был вожак, – объяснил он. – Стая без вожака либо разбредается, либо начнет выбирать другого.
– А если другой…
– Это будет не сегодня, – оборвал он. – Ты спать собираешься?
Она хотела сказать, что после такого не заснешь, но он выглядит слишком уж надменным и заносчивым, и сказала с пренебрежением:
– Ну конечно! А что ты так долго возился? Подумаешь, какой-то полудохлый волк…
– Тогда ужинаем, – сказал он таким непререкаемым голосом, что она ощутила желание прибить его на месте, – и спим. Хорт и конь посторожат.
– А они что, – съязвила она, – еще и никогда не спят?
Он отмахнулся от ее вопроса, как от назойливой мухи, взялся за прут с нанизанным ломтиком мяса. Она ощутила одуряюще ароматный запах и, чтобы не ронять достоинство принцессы, поспешила закрыть глаза и сделать вид, что уже спит.
Ютланд проснулся на рассвете, свежий, бодрый и сразу настороженный, как чуткий зверь. Везде тихо, в ветвях дерева вовсю горланят хорошо выспавшиеся птицы, по стволу пробежала, часто цокая коготками, крупная белка с орехом за щекой.
Мелизенда лежит у самого костра, свернувшись в клубочек, маленькая и жалобная, совсем не та надменная и тупая дура, что донимала его вчера придирками. Пухлое детское личико осунулось, капризно надутые губы стали еще капризнее, но, пока молчит, это даже мило, румяные щеки потеряли цвет, сейчас просто бледно-серые…
Хорт принес здоровенного барсука, еще брыкающегося, Ютланд похвалил шепотом, быстро разделал тушку и заканчивал жарить на углях, когда Мелизенда вздрогнула и подняла веки с такими громадными длинными и загнутыми ресницами, что просто жутко. Глаза после сна показались ему еще огромнее, а синева в них ярче, чем в небе.
Говорить ему не хотелось вообще, а с этой капризной дурой тем более, но вспомнил, что он, как старший и как мужчина, должен быть приветлив и любезен, порылся в памяти и буркнул:
– Ну, что снилось?
Она посмотрела с ненавистью.
– И не надейся!
Он пожал плечами.
– Не хочешь есть – не ешь.
– Что? – вскрикнула она с негодованием. – Это почему решаешь за меня? Или решил уморить меня голодом?
Он буркнул:
– Но ты же… вчера…
Она проговорила с непередаваемой надменностью:
– Вчера я не изволила! У меня не было аппетита. Я была занята высокими и печальными размышлениями о королевстве!
– Чего? – перепросил он. – Ты?
– А что? – отпарировала она. – В семье королей детей с колыбели приучают заботиться о королевстве и его подданных.
– Ага, – сказал он, – ну ладно, тогда заботься обо мне.
Она задумалась, во взгляде появилась нерешительность, затем победно сказала:
– Ты сам признался, что не наш подданный!
– Верно, – согласился он. – Так что мы на равных. Я не подданный, а ты никакая не прынцесса. Для меня. Хочешь есть – ешь. Не хочешь – уговаривать не буду.
Она посмотрела сердито, еще с минуту выжидала, то ли надеялась, что он с поклоном подаст, то ли подумывала вообще отказаться, но голод пересилил, она протянула руку и величественно взяла прутик с нанизанным на него жареным кусочком мяса. Одуряющий запах давно уже тревожил ноздри, а сейчас просто шибанул в них, она почти всхлипнула и с трудом удержалась, чтобы жадно не вгрызться, забывая о манерах.
Он наблюдал хмуро, как она брезгливо прикусила ровными красивыми зубками первый ломтик.
– Скажешь, – предупредил он, – что плохо прожарено, в следующий раз готовь сама.
Она в удивлении вскинула красиво очерченные брови.
– Я что, повариха?
– Я тоже не повар.
– Простолюдины все одинаковы, – заявила она, – и должны делать любую работу.
– Вот и делай, – сказал он равнодушно.
– Что-о?
Он пояснил злее:
– Я сдуру пообещал довезти тебя до Вантита. Я это сделаю быстрее, чем любой другой.
Она буркнула:
– На этом худом коне с его торчащими ребрами?
– Он показался тебе медленным?
Она хотела сказать, что да, просто черепаха, но решила, что это будет чересчур, конь несся, как ветер, и сразу будет видно, что она врет и говорит назло.
– Нет, – ответила она, – не такой быстрый, конечно, как у нас в Вантите все кони… но для этих диких земель… терпимо.
Он сказал раздраженно:
– Так вот, отвезу, но я не обещал кланяться. Если будешь дурить – просто придушу и поеду дальше. У меня своих дел хватает.
– А закопаешь в лесу? – спросила она ехидно.
Он удивился:
– Зачем закапывать?
Она умолкла, ела молча, хорошие манеры время от времени давали трещину, и тогда жадно вгрызалась в сочнейшее мясо, глаза блестят, щечки порозовели, видно же, что не просто ест, а жрет, но когда вспоминала, что она – принцесса, тут же напускала на себя надменный вид, выпрямляла спину и начинала откусывать с гримаской отвращения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
