Долина Хеврон в Южной Иудее находится на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря, и прежде чем сельское хозяйство начало разрушать ее (судя по недавним исследованиям Уолтера Клея Лоудермилка в Палестине, ее уровень понизился на три фута), она наверняка была весьма плодородна. Доктор Чейн вряд ли знает эту поэму Гвиона, содержание которой может иметь лишь иудейский источник, не испорченный вавилонской эпохой, повлиявшей на иудеев, и трудно сказать, кому он мог принадлежать, кроме ессеев, особенно если учесть, что Гвион поясняет: книги, из которых он черпает свою мудрость, были сначала даны Адаму из Хеврона ангелом Рафаилом. В Книгах Товита и Еноха о Рафаиле сказано, что он ангел врачевания, следовательно, он — покровитель терапевтов-ессеев. «Еммануил» — ссылка на пророчество Исайи, касающееся рождения Девой Святого Младенца: Иисуса — Геракла.
Рассказ об Адаме, который залез по шею в Иордан и постился, есть в ирландской книге десятого века «Saltair na Rann» и раннесредневековой «Жизни Адама и Евы», на которой основана «Saltair». Когда Адам постился, как говорит «Saltair», Бог простил его. Однако никакой источник не донес до нас сведений о мудрости, дарованной Моисею с помощью трех воскресных веток. Возможно, это говорит о некоей традиции ессеев, ибо для ессеев воскресенье было великим днем, и напоминает о трех рябиновых ветках в манускрипте Иоло. Сэр Джон Рис считает этот манускрипт подлинным:
Потом Мену ап Тайргвайт взял три рябиновые ветки, что росли возле Айниган Гаур, и познал все науки и учения, написанные на них, лишь ИМЯ БОГА, СОСТАВЛЯЮЩЕЕ ТАЙНУ БАРДОВ, осталось неведомым ему, да будет благословен тот, кто знает его. Конец поэмы, начиная со строфы 27, - это отдельное произведение, не относящееся к сочинению Гвиона и датирующееся примерно 1210 годом, когда — во время правления короля Хлевелина ап Иоверта — король Иоанн Английский вторгся в Северный Уэльс и получил над ним временную власть.
Доктор Айфор Уильяме выразил удивление по поводу того, что посреди «Cad Goddeu» Гвиона встречается Триада:
Три величайших потрясенья нам сулятПотоп, Распятие и Страшный Суд.
Похоже, это — один из вариантов строк, которые я приводил в переводе Нэша и которые дважды встречаются в поэме:
А один рассказываетИсторию ПотопаИ распятия Христова,И скорого Судного дня.
Версия доктора Уильямса делает совершенно явственной историю из «Boibel-Loth»-алфавита о Геракле, плывущем по волнам в золотой чаше, принесенном в жертву на горе и ставшем судией и царем. Апостольский Символ Веры, в общем-то, та же старая история — «зачат Святым Духом, рожден Девой Марией — страдал, был распят — придет судить живых и мертвых».
Возможно, что апостольский Символ Веры, раннюю латинскую версию которого цитировал Тертуллиан во втором веке, на самом деле был составлен неким гностиком-христианином в Египте, синкретически смоделировавшим ее по Геракловой формуле. Ибо «зачат Святым Духом», если читать в свете гностицизма, имеет прямое отношение к Потопу. Согласно учению гностиков, впервые появившихся как секта в первом веке до нашей эры, Иисус явился в разуме Святого Духа Бога, который на еврейском был женского рода и, судя по Бытию (1:2), «носился над водою». Дева Мария стала физическим сосудом (женщиной), в котором эта идея получила воплощение, кстати, «Мария» у гностиков значит «из моря». Святой Дух мужского рода является продуктом латинской грамматики — spiritus мужского рода — и раннехристианского недоверия к женским божествам или полубожествам. Мужской принцип здесь алогичен, и это единственный пример подобного рода во всей литературе на латинском языке. Превращению Святого Духа в субстанцию мужского рода способствовала фраза из Первого послания святого Иоанна, в которой Иисус выступает как ходатай за человека перед Богом Отцом. В Евангелии святого Иоанна сам Иисус обещает, что Бог пошлет людям утешителя после его ухода, и этот утешитель (мужского рода), воспринимаемый как мистическая эманация Иисуса, был неправильно отождествлен с древним Духом, который «носился над водою». Гностики, которые говорили на греческом языке, отождествляли Святой Дух с Софией, то есть Мудростью, а Мудрость — женского рода. Поначалу в христианской Церкви Символ Веры произносился только во время крещения, ибо это была церемония посвящения в христианскую тайну и она предназначалась для взрослых людей. Крещение участников также являлось предварительной стадией в греческих мистериях, из которых возникало христианство, и в друидических мистериях.
Самыми знаменитыми были Элевсинские мистерии в городе, названном якобы в честь аттического царя Элевсина. Элевсин означает «пришествие», и этим словом в христианских мистериях обозначалось прибытие Святого Младенца. В английской традиции это — Рождество и четыре предшествующих ему недели. Матерью Элевсина была «Дэйра, дочь Океана», или «Мудрая из моря», которая отождествлялась с Афродитой, минойской богиней-голубкой, каждый год девственницей восстающей из моря возле города Пафоса, что на острове Кипр. Царь Элевсин — еще одно имя бога зерна Диониса, о чьей жизни повествовали великие мистерии, праздники урожая в конце сентября. Иногда его отцом называют Огигуса или Огигеса, царя Фив, во время правления которого случилось страшное наводнение и были затоплены плодородные земли Беотии. Поначалу во время ежегодных Элевсинских мистерий мистагоги, одетые как пастухи, выносили празднующим Священного Младенца, сына Мудрой, которая вышла из моря. Его сажали в liknos, или ивовую корзинку. Судя по сходным мифам о Моисее, Талиесине, Хлеве Хлау и Ромуле, мистагоги заявляли, что нашли его на берегу реки, куда он приплыл в этой самой корзинке, законопаченной осокой. Нужно сказать, что liknos использовалась не только для сбора урожая, как кормушка или люлька, но и как веялка. Непровеянное зерно сгребали лопатой, а сильный ветер, задувавший в щели между прутьями, отвеивал мякину. Наверное, мистерии вначале были праздником провеивания зерна, ибо они происходили через несколько недель после сбора урожая, когда наступает равноденствие и дуют ветры.
Эти мистерии довольно интересно дошли до нас в виде майоркских xiurell, белых глиняных свистулек, разрисованных красной и зеленой краской и изготовленных исключительно ручным способом в виде русалок, сложившейся кольцами змеи, мужчины с головой быка, женщины в длинной юбке и круглой шляпе с ребенком на руках или цветком вместо ребенка, или же с лунным диском на коровьих рогах, мужчины в высокой шляпе и поднятыми вверх руками, карлика на безрогом ушастом длинноногом животном с очень короткой мордой. Они участвуют — вместе с ветками айвы и рябины — в церковном празднике в деревне Бонанова возле Пальмы, когда деревенские жители восходят на гору в ночь на первое воскресенье после 12 сентября (праздник Святого Имени Девы Марии) или 23 сентября по старому стилю. Наверное, когда-то свистульки делались, чтобы призвать северо-восточные ветры для провеивания, которые, согласно местным записям, начинают дуть как раз в это время и в конце месяца сгоняют дождевые тучи с Атлантики и поливают посеянную чуть раньше пшеницу. Теперь об этом забыли. Зерно провеивают в любое время и никаким праздником это не отмечают. Русалка, которую тут называют «сиреной», наверняка представляет Дэйру (Афродиту), луну-мать Элевсина (бога зерна Диониса, которого изображали младенцем вместе с ней в свистульках). Мужчина с головой быка — это взрослый Дионис. Мужчина в шляпе — учитель, или grаn таsсаrа. Карлик, вероятно, тоже Дионис, но в чем смысл его длинноногого «коня» — непонятно. Ветки айвы и рябины, белая глина посвящены Богине — теперь Деве Марии, Змей — ветер. Поскольку только в это время на Майорке радуются ветру (здешние жители, занимающиеся в основном выращиванием деревьев, как дьявола боятся сирокко и говорят, что их кошельки висят на ветке дерева), то и свистульки обычно слышны на острове только тогда. Пахарь поет, когда ведет своего мула, а школьник — когда бежит домой из школы, а в другие часы furbis, flabis, flebis («чем пронзительней свист, тем дольше плач»). Остальную информацию о Белой Богине и свисте вы найдете в двадцать четвертой главе.
«Царь Огигус» — имя, придуманное для того, чтобы объяснить, почему Элевсина называли «огигиадом». На самом деле такого царя, как Элевсин, вовсе не существовало. Элевсин означает «пришествие Священного Младенца». Но Младенец не был сыном Огигуса. Он был сыном царицы острова Огигия, то есть Калипсо. А Калипсо была Дэйрой, или Афродитой, Мудрой из моря. Духом, «который носился над водами». Дело в том, что, подобно Талиесину, Мерлину, Хлеву Хлау и, возможно, поначалу Моисею[92], Элевсин не имел отца. У него была только мать-девственница, и это говорит о том, что он появился, когда еще не возник институт отцовства.
