Смотритель только развел руками, а Эшмуназар захихикал:
– Шутки шутишь, почтенный! Купец Баал-Хаммон тот еще выжига! В богов твоих он не верует, а за серебро всех сыновей продаст, тех, что есть, и тех, что будут!
– Истинное слово, – подтвердил Бен-Кадех. – А еще я знаю, что Баал-Хаммон в большой чести у тирского владыки, и тот за него заступится. Потому наш князь не хочет пускать тебя в город и с тобой встречаться. Если ты уплывешь в Египет, наш владыка скажет: послал я людей схватить египтянина, а он уже сбежал, и не нашли его мои люди. Что я мог поделать? Приди Гискон ко мне ночью, а не утром, поймали бы разбойника… Но не пришел, промедлил… Гискон и виноват!
Услышал я слова смотрителя, понурился головой и решил, что, кажется, было бы мудрее войти пустым к Закар-Баалу, чем с этим тирским серебром. И еще подумал, что Бедер, князь Дора, дал мне коварный совет, и попался я с ним, словно утка на вертел. Кто знает, вдруг возмечталось Бедеру поссорить Тир с Библом! Или, может, не хотел он этого, а все получается именно так…
Но что сделано, то сделано, и сожалеть тут не о чем. Много ли стоит пыль пустыни? Ровно столько, сколько мои сожаления!
Я поднял голову и посмотрел на Бен-Кадеха. А тот вскинул свой посох, ударил им о землю и произнес:
– Буду я приходить к тебе во всякий день и повторять слова владыки: египтянин, покинь гавань Библа! И буду делать это, пока не прикажет мой повелитель явиться сюда со стражами и прогнать тебя силой или пока не охватит твое сердце печаль, не почернеет твоя печень и не захочешь ты сам уйти. Ведь здесь не твоя родина, Ун-Амун, и нет здесь у тебя господина, нет дома и нет семьи!
Сказав так, Бен-Кадех удалился, а с ним и молодой Эшмуназар.
БИБЛ. БЕРЕГ И ХРАМ
Здесь не твоя родина, и нет здесь у тебя господина, нет дома и нет семьи, сказал Бен-Кадех, и это было верно. Далеко моя родина, далеко мой повелитель Херихор и Фивы, где дом мой, мои женщины и дети. Все это так, но со мною Амон! Вот он, мой бог, стоит в шатре и смотрит на меня то грозно, то милостиво. Грозно – когда я помышляю о том, не сесть ли на корабль и не вернуться ли в Танис, а когда думаю я, что должен исполнить порученное, взор бога милостив. Ибо не обойтись Амону-Ра без священной ладьи, а без кедровых бревен ладью не выстроишь. И потому я здесь, что бы ни говорил Бен-Кадех и что бы ни приказывал правитель Библа.
Бен-Кадех являлся каждый вечер, иногда один, иногда с Эшмуназаром или с мальчишкой, тащившим вино и хлеб, и всякий раз повторял мне те же слова: египтянин, покинь гавань Библа! Сказавши это, он опускался на землю, и мы начинали беседовать. Он рассказывал о Библе, о странах Джахи и Хару, об их городах и князьях, а я – особенно если приходил Эшмуназар – делился памятью о Та-Кем, о Танисе и Фивах, о нашей огромной Реке, что рождалась в неведомых южных землях и несла свои воды в Великую Зелень.
Вот чудо, говорил я: каждый год в месяц фаофи воды Реки начинают прибавляться, менять свой цвет и заливать берега на много шагов, и так продолжается в месяц фаофи и в месяцы атис, хойяк и тиби. Потом вода отступает, оставляя на полях плодородный ил, и все зеленеет, растет и цветет, даруя зерно и плоды в месяц мехир, и в месяц фаменот, и в месяцы фармути и пахон. А за пахоном приходит месяц пайни, зной усиливается, Река мелеет, иссякают каналы, трескается от жара земля, горячие вихри кружат песок, и так – в пайни, эпифи, месори и тот. Жизнь замирает, люди шатаются, как пьяные, и говорят об этом времени: когда начнет дуть ветер пустыни, познаешь вкус смерти на своих губах… Но вот приходит месяц фаофи и все повторяется вновь, расцветает и плодоносит земля, люди сыты и довольны, люди празднуют и благодарят богов… Разве это не чудо?..
Чудо, соглашались Эшмуназар и Бен-Кадех, воистину чудо, и нет подобного ему в странах Хару и Джахи. Реки здесь маловодны и текут с гор по камням, плодородных земель немного и удобрять их приходится бычьим навозом, удобрять, и вскапывать, и поливать, а это великий труд. В горах не растут зерно, лоза и пальмы, только деревья, те, за которыми, Ун-Амун, ты приехал, как ездили предки твои из речной Долины. Так было неисчислимое множество лет: мы вам – деревья, вы нам – зерно и плоды. В каждой стране чего‑то больше, а чего‑то меньше; так свершилось по соизволению богов, чтобы люди не сидели в своих краях, а строили корабли, грузили товар на ослов и верблюдов и ездили друг к другу. Боги знают, что делают: Та-Кем дарованы Река и зерно в изобилии, Джахи – море, горы и кедры.
Потом спрашивал Эшмуназар, спрашивал, сколько племен живет в Та-Кем и есть ли у каждого племени свой город и своя земля, особый язык и обычай. И я отвечал, что в Обеих Землях, Верхних и Нижних, живет один народ, что называем мы себя роме, что язык наш и обычаи всюду одинаковы, всюду славим мы Амона и других богов и уходим в урочный срок в Страну Заката на суд Осириса. Наши города, словно бусины ожерелья, нанизанные на речной поток, и живут в них роме под властью единого владыки – да будет он жив, здоров и вечен! Но, конечно, служат ему князья и семеры, знатные воины и писцы, ибо Та-Кем велик, и нужно много глаз, чтобы присмотреть за народом и землями. Тем более что приходят в Долину люди из других племен, с юга – кушиты, с запада – ливийцы, а с востока и севера – ханебу, жители Хару, Джахи, Иси, Ретену и прочих мест.
«Да, ханебу – это мы, – соглашался Эшмуназар, кивая. – Но у нас в Джахи не так, как в вашей стране, мы не единый народ, хотя говорим на одном языке и молимся одним богам. Мы сидоняне и тиряне, жители Библа и Арада, Симиры и Берита, и нет над нами иной власти, кроме владык городов. Прежде были мы под Египтом, а ныне сами по себе, и это внушает страх. Ибо есть в мире сильные, и туда, откуда ушел Египет, придут другие, явятся с мечом и копьем, подвергнув нас разорению и смерти. И станет край наш пепелищем».
Говоря такое, обращался Эшмуназар лицом к востоку, а Бен-Кадех мрачнел и пояснял, что восстает там новая держава, чьи воины злые и хищные, точно голодные львы. Носят они железный доспех и железный шлем, дерутся яростно на колесницах и пешими, пускают стрелы, бьют копьями и рубят мечами. И я, слушая те истории, невольно думал: вдруг явится войско это в Та-Кем, явится в годину слабости, и никто его не остановит, ни владыка наш Рамсес, ни Херихор, ни князь Таниса. Воистину, случись такое, лишь на Амона была бы надежда! А чтобы бог не гневался, положено всему идти, как завещали предки: богослужения в храмах, жертвы, гимны и прочие таинства. Конечно, и ладья Амона должна быть такой, чтобы не разъехались гнилые доски и не рухнула в Реку статуя бога. Эти мысли укрепляли мое сердце, и решил я, что буду сидеть под стенами Библа, пока не сморщится от старости лицо и не призовет меня Осирис.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
