— Я не настолько хорошо ее знаю, чтобы делать подобные выводы.
— А главный бухгалтер обращалась к вам раньше с просьбой?
— Какой?
— Спрятать что-нибудь у вас в кабинете.
— Нет.
— Как вы думаете почему?
— Понятия не имею.
— Я-ясно. А между ними были до этого ссоры?
— Между Подкрышкиными?
— При чем здесь он? У вашего главбуха были раньше претензии к продавцу?
— Откуда мне знать? Я не вникаю в чужие проблемы.
— Я-ясно. Значит, проблемы все-таки были.
— Не ловите меня на слове.
— А вы не злитесь, зачем портить себе нервы по пустякам? Я ведь вас ни в чем не обвиняю, только спрашиваю. А вы не хотите помочь следствию, скрытничаете. Вот, например, ваш водитель, — «еж» нацепил очки и уткнулся носом в бумаги, — Петр Сорокин, утверждает, что у Карасевой с начальником был роман, об этом все знали. Это так?
— Послушайте, — разозлилась она, — я не собираюсь копаться в чужом белье ни с вами, ни с кем-то другим. И не прислушиваюсь к сплетням, поэтому мне нечего вам сказать. Я — эксперт, а не горшок для сплетен.
— Я-ясно. А это правда, что вы жили в Италии?
— Правда.
— А почему вернулись? Ностальгия замучила или что-то личное?
В сумке зазвонил сотовый. Она вытащила телефон, положила рядом и демонстративно нажала на красную кнопку.
— Это имеет отношение к пропаже колье?
— Почему «к пропаже»? Колье нашлось в сумочке Карасевой, как и деньги из сейфа. Ваша главбух и нашла. А мы только фиксируем факт похищения.
— В таком случае, может быть, вы меня отпустите?
— А вам безразлично, что станет с вашей молодой коллегой? Совсем же девчонка, вся жизнь впереди. А за решеткой, знаете ли, несладко.
— Я не верю, что Елена — воровка.
— Почему?
— Она ищет стабильности, а не риска. К тому же, Карасева — трусиха.
— А воруют, значит, по-вашему только смелые?
— Вопрос не ко мне, я психологию преступлений не изучала.
— Я-ясно. Ну что ж, сейчас мы все дружными рядами выдвинемся в отделение и снимем пальчики. А потом, Мария Николаевна, вы можете быть свободны.
— Думаете, мы воровали друг у друга, выстроившись линейкой? Или, может, в затылок?
— Ой, ну вы, как кипяток, честное слово! Положено так, понимаете? Я что, должен делиться с вами процедурой ведения дела?
— Не милиция, а долговая яма, — буркнула Мария, — каждый рвется в должники.
«Ежик» вздохнул и указал рукой на дверь:
— Подождите там.
«Дружные ряды» составили трое: главный бухгалтер, эксперт и продавец-консультант, карьере последней, похоже, грозил крах. Дружными они являлись только по определению, по факту же в их рядах царили торжествующая злость, непонимание и страх. После унизительной процедуры с двумя распрощались, третьей пришлось остаться. Осторожно скользя к машине по обледенелой дорожке, Виктория Акакиевна позволила себе великодушный жест.
— Езжайте домой, Машенька. Сегодня все равно не до работы, а завтра приходите как обычно. Надеюсь, этот кошмар скоро закончится. Господи, какое счастье, что я догадалась проверить сумку этой мерзавки! А то уплыли бы и денежки, и колье. Ну ничего, пусть посидит, подумает, как воровать у тех, из чьей руки кормится.
— Она же совсем молодая, — не выдержала Мария.
— А я — старая?! — зимний солнечный день беспощадно высветил пористую дряблую кожу под слоем косметики, двойной подбородок, морщины. — Я больше двадцати лет с мужем прожила. Была ему нянькой, мамкой, другом, даже любовницей, хотя этот рохля и любить-то как следует не умеет. А теперь все это отдать какой-то соплячке? Молодость, что я на него угрохала, годы, достаток, который, наконец, появился, мужика, вот этими руками вылепленного, — все отдать? Во, — она смачно скрутила кукиш, — на хер нищих, Бог подаст! Вы, дорогая, еще слишком мало живете на свете, чтобы оценивать, кто молод, кто нет. Молодость от количества лет не зависит. Она в сердце, в мозгах и еще в том месте, откуда ноги растут. Вот доживете до моих лет, тогда мы эту тему обсудим. А сейчас, извините, о молодости говорить мне с вами неинтересно. В вас недоразвит вкус к жизни, но это вина не ваша, а вашего возраста, — главбух остановилась в двух шагах от машины, откровенно давая понять, что дальше эксперту придется шагать пешком. — Не берите себе в голову, дорогая, сегодняшний день. До завтра.
Мария молча кивнула и направилась в противоположную сторону. Через пару минут ее осенила идея позвонить Вадиму и порадовать, что свободна. Она сняла перчатку, порылась в сумке: телефона не было. Расстегнула полностью молнию, заглянула внутрь — косметичка, ключи, кошелек, расческа, мобильного нет. Раззява застыла посреди тротуара, пытаясь понять, куда девался сотовый. Украсть не могли: Вадим подвез ее на работу, а там залезли в другую сумку, и вся карусель крутилась вокруг того, что в ней обнаружили. Никому не звонила, не говорила… И вдруг Мария вспомнила, как во время «задушевной» беседы с «ежом» к ней кто-то пытался пробиться. Разговор не состоялся, она отключила мобильник, но в руки-то брала, а значит, запросто могла оставить на столе в кабинете Подкрышкина. Когда так морочат голову, не то что телефон, себя легко забыть. Вольноотпущенная решительно забросила на плечо сумку и снова потопала на работу в надежде застать там барина.
«Close» по-прежнему маскировало незапертую дверь. Из начальственного кабинета доносились возбужденные голоса — женщины и мужчины. В мужском без труда угадывался владелец «Ясона», в женском клокотала ярость его жены.
— Я сказала: раздену до нитки! И никакой суд тебе не поможет, все по закону, дорогой бизнесмен.
— Как ты могла, Вика, как ты могла?!
— А ты как мог? Променять меня на драную подстилку?! Думаешь, эта девка стелется под тебя, потому что любит? Ха, не смеши! Ей нужен не ты, плевать она на тебя хотела, нужны твои деньги, придурок, точнее, наши. Или забыл, что я вбухала в этот гребаный магазин все свои сбережения, все, что осталось после продажи маминой квартиры?
— Это у тебя память короткая. Из твоей тупой башки все вылетело, абсолютно все, сволочь ты неблагодарная! Ну-ка вспомни, кто из нас вкалывал, кто бегал по помойкам, пил с бомжами, вынюхивал у старух, где что плохо лежит, мотался по свалкам, заискивал перед всякой швалью?! А ты в это время жрала шоколад, валялась на диване, задрав ноги, изображала больную. Даже картошку мужику не могла пожарить!
— Скотина! Это я-то изображала?! Да мне после аппендицита больше трех килограмм нельзя было носить, а я для тебя таскала сумками жратву с рынка, тварь! — послышался звук пощечины, потом грохот упавшего стула, шум, возня, загремел свалившийся со стола телефон-факс. Мария подумала, что сейчас эта парочка сгоряча раздавит и ее сотовый. Затем раздались рыдания. — Дурак старый! Посмотри на себя, кому ты, кроме меня, идиотки, нужен? Постыдился бы, сатир хренов, она тебе в дочки годится!
