Ана просмотрела записи в поисках неустановленных личностей, как ей раньше посоветовал Коул. В ночь, когда был похищен Джаспер, их оказалось две: один человек в больнице Святого Иосифа в Патни и один в «Трех мельницах» в Ист-Энде. Неизвестного в больнице Святого Иосифа зарегистрировали в 20.44. «Слишком рано», — решила она. Она бегло просмотрела остальные данные регистрации: «фамилия, имя, юридический статус при госпитализации, дата, время, предварительный диагноз при поступлении, врач, проводивший госпитализацию», — и приготовилась было перейти к «Трем мельницам». Однако в этот момент она обратила внимание на то, что все девять госпитализаций в больнице Святого Иосифа провел один и тот же врач. Это было странно: в большинстве учреждений работало как минимум полдюжины психиатров, не говоря уже о том, что процесс госпитализации одного больного должен занимать по меньшей мере час.
В тишине она слышала дыхание Коула. Он читал список через ее плечо. Его близость ощущалась, словно жар от огня. Она вспомнила слова Лайлы. Наверное, он увидел ее в одной из тех ужасных новостных передач три года назад, и ее лицо осталось у него в подсознании, а со временем слилось с лицом той девушки, которую он видел подростком во время какой-то яркой галлюцинации. Но почему она испытывает такое притяжение? Как будто он — Луна, а она — море.
Она глубоко вздохнула и снова сосредоточилась на списке госпитализированных. Человек с неустановленной личностью в больницу «Три мельницы» поступил в 19.07, когда они с Джаспером еще были на концерте.
Коул забрал у нее интерфейс и снова стал просматривать список, методично вычеркивая фамилии. Он быстро прошелся по сорока с лишним записям, и в итоге невычеркнутыми осталось только пять. Он посмотрел на Ану, иронично выгибая бровь.
— Похоже, сумасшедшие придерживаются офисного расписания, — заметил он. — Смотри: из сорока трех госпитализаций всего пять приходятся на период с 21.15 до 7 утра следующего дня.
Ана придвинулась ближе, невольно обратив внимание на его пальцы и сильные руки, когда Коул указывал на проекцию своего интерфейса. Первая госпитализация, которую он не исключил, относилась к психушке в Барнете. Время поступления — 21.19. Это оставляло похитителям меньше тридцати минут на то, чтобы выбраться из «Барбикана», проехать двадцать пять километров на север до Барнета и отправить Джаспера в больницу. Даже при полностью свободных дорогах это было весьма маловероятно, а скорее просто невозможно.
Коул перешел к записи из больницы на площади Слон и Замок.
— Это время выглядит вполне вероятным, — сказал он.
Ана покачала головой, остро ощутив его приближение, когда он наклонился к ней.
— Тут диагноз «Недифференцированная шизофрения и психоневротическая депрессивная реакция».
— И что? — спросила Лайла. — Что это такое?
— Это именно так сложно, как звучит. Но, с нашей точки зрения, это значит, что этого парня должны были госпитализировать с его согласия. Если Джаспер якобы был согласен на госпитализацию, его должны были накачать до бессознательного состояния, чтобы он был неспособен отвечать на любые вопросы. Потому что если бы он был в сознании, то ему поставили бы диагноз «параноидальная мания преследования» или еще что-то в том же духе. А не «шизофрения и депрессия».
— Следующие две госпитализации — женщины, — сказал Коул.
Он пролистал страницы и остановился на единственной оставшейся записи: «Скотт Резерфорд, 23.05, больница „Три мельницы“».
Предварительный диагноз звучал как «шизофрения с манией величия и преследования», госпитализация без согласия пациента. Это выглядело убедительно. Если Джаспер протестовал против госпитализации, если он пытался убедить помощника психиатра в истинном положении дел — а подписывали решение о госпитализации всегда двое, — то врачи легко могли прийти именно к такому предварительному диагнозу.
Если ей с такой легкостью удалось получить поддельное удостоверение личности, то, наверное, смотрители — или кто там засадил Джаспера под замок — вполне могли проделать то же самое. Просматривая остальные детали госпитализации, она остановила взгляд на подписях психиатров в конце документа.
У нее оборвалось сердце. В глазах все поплыло. Она протянула руку, чтобы опереться на спинку кровати, но промахнулась и рухнула во тьму, увидев, как реальность расползается клочьями.
Спустя долю секунды она уже очнулась. Она лежала на полу не двигаясь. Лайла паниковала. Коул поднял ее, аккуратно прихватив руки и ноги. Ее голова легла ему на грудь.
— Со мной все в порядке, — прошептала она.
— Принеси воды, — приказал Коул сестре.
— Со мной все в полном порядке.
Коул и Лайла хлопотали и суетились, пока Ана не заставила себя сесть прямо и не велела им оставить ее в покое. Следующий час она провела у неплотно занавешенного окна, наблюдая за тем, как полусвет переходит в сумерки, а сумерки — в ночь, глядя на ведущую от дома дорожку и улицу за ней. Коул и Лайла убрали остатки ужина и сдвинули кровати. Ане предстояло лечь с одного края, Лайле — в серединке, а Коулу — по другую сторону. Брат с сестрой бросали на нее быстрые взгляды, которые она скорее ощущала, чем видела, и которые полностью игнорировала. Она ни о чем не думала: отцовская подпись выжгла огромную дыру у нее в мозгу.
19
«Три мельницы»
Спустя несколько часов Ана внезапно проснулась и обнаружила, что чувство отрешенности исчезло, сменившись острой болью. Она скатилась с края кровати и прокралась к окну. В беспросветной темноте все казалось неподвижным.
На ней по-прежнему были надеты джинсы и одолженная Лайлой футболка. Она сунула ноги в туфли, натянула через голову коричневый свитер Коула и прихватила его дутую куртку. После этого зажгла свечу и на цыпочках прошла к двери.
Коридоры между их комнатой и ступеньками крыльца были выстывшими и зловещими. Она нащупала засовы и оставила обе двери приоткрытыми, чтобы можно было вернуться в дом. Когда она выскользнула в ночь, морозный воздух ожег ей горло.
Встав на крыльце, Ана устремила взгляд на звезды. Когда-то в Лондоне световое загрязнение было настолько сильным, что звезд нельзя было увидеть даже безоблачной ночью. А вот теперь сотни мерцающих серебристых огоньков усыпали небо.
По ее телу пробежала дрожь, и она крепко обхватила себя руками. Холод прогнал остатки ее прежнего отупения и безволия. Она села на ступеньки в форме полукруга и принялась растирать кисти рук.
Из дома до нее донеслось шарканье. Она обернулась на шум и увидела в дверях высокую фигуру Коула.
— Привет! — шепотом поздоровался он.
— Привет! — прошептала она в ответ.
Он подошел и сел рядом с ней.
— Не спится?
— Да, — ответила она. — Извини, я взяла твою куртку. Вернуть?
— Нет-нет… Оставь себе.
— Спасибо.
Ана туго обернула куртку вокруг талии и спрятала подбородок в воротник.
— Не хочешь поговорить о том, что случилось? — спросил он.
Тугой обруч, сжимавший ей голову, опустился ниже, захватив и плечи тоже. Она тихо кашлянула.
— Отец, — проговорила она, — внушил мне мысль, что союз с Джаспером Тореллом будет для меня единственным способом жить спокойно и счастливо, а потом он… он узнал, что Джаспер собирается разоблачить его нечестные исследования, и избавился от него. Засадил в психушку под чужим именем. А потом имел наглость пообещать мне, что, если я не буду дергаться, Джаспера нам вернут.
— Мне очень жаль.
— Все, что я думала, было неправдой. Все, что я ценила…
— Ты в этом не виновата.
— Я просто принимала на веру все, что мне говорили. После того как поняла, что случается, когда задаешь вопросы…
Она вспомнила то ужасное утро в кабинете директора школы, когда она впервые столкнулась с Коллегией. Ей казалось, что это было миллион лет тому назад. Как она жалела о том, что написала в Регистрационный отдел Гилдфорда запрос относительно свидетельства о смерти матери!
Коул вздохнул.
— Так все специально устроено, — сказал он. — Задавать вопросы опасно. Вместо этого у нас Коллегия, чудодейственная пилюля и бесконечный водопад новых отвлекающих моментов. В Городе все точно так же. Это как цирковой фокус. Наше внимание направляют в одну сторону, а тем временем ловкость рук прячет то, что происходит на самом деле.
Ана притянула коленки к груди и начала раскачиваться взад и вперед.
— И все эти годы я внимательно наблюдала за собой, с ужасом думая о том, когда, где или как я сорвусь. А теперь мне трудно поверить в то, что на самом деле со мной ничего такого нет.
Коул переплел свои пальцы и подышал на них.
— Ты не единственная, — проговорил он. — Смотри, сколько людей вокруг уверены в том, что больны. Большинство людей прислушиваются и питают доверие к тем, кто стоит у власти. Нас к этому приучают еще детьми, и мы не ждем, что нам будут лгать.
