— А если кто из тех сидит на дюне, если заметит, если установит наши личности — конец всем трудам. Уже ничего не добьемся. Вот я пану сейчас выпишу квитанцию на штраф за парковку в неположенном месте.., то есть нельзя тут лодку оставлять на ночь, обязан пан её вон туда поднять, что пан, порядков не знает?
По мере выговора сержант все повышал голос и последние слова уже кричал на весь пляж скандальным тоном. Совсем разошелся!
— Нашел где пристроиться со своей девкой! — орал сержант. — Оскорбляет пан общественную нравственность в публичном месте! Есть ещё такая статья в нашем уголовном кодексе!
— Бася, жена Болека, очень обрадуется, когда полиция пришлет ей такую квитанцию, — вполголоса заметила я, хохоча от души. Очень мне понравилась роль девки.
Сержант продолжал на весь пляж обличать аморальность поведения рыбака и паненки, потихоньку подталкивая меня. Дошло — в данной ситуации любая паненка должна сбежать куда глаза глядят, подальше от строгого блюстителя общественной нравственности.
Прав сержант, хорошо придумал, если кто подозрительный и заметил Болека в компании с женщиной, теперь совершенно однозначно поймет суть ночной едены. К тому же я не теряла надежды все-таки разыскать майора с Яцеком и узнать от них результаты переговоров с рыбаком. Болек заявил, что домой не пойдет, поспит на пляже, в лодке, может, во сне увидит, как и где его убивают, ведь все равно на рассвете ему надо выходить в море. Но на всякий случай обратился ко мне с просьбой:
— Пани объяснит Басе, если что?
— Объясню, не волнуйся.
Сержант энергично продолжал заниматься наведением порядка на пляже, сильно нарушая ночную тишину. Пара на соседней лодке предусмотрительно сбежала, не дожидаясь, пока полицейский и до них доберется, а сверху стал спускаться любопытный сторож, разбуженный громкими криками стража порядка.
Я поняла, что больше мне здесь делать нечего, и тоже сбежала, стараясь придерживаться темных мест.
* * *
Нашла я их у майора, всех троих. Сидели взаперти, но мне сразу же открыли дверь. Впрочем, они и не очень скрывались, машина Яцека открыто стояла у подъезда дома. Рыбак Неглойда имел бледный вид. Буквально. Выглядел потрясенным и был очень бледен.
При моем появлении ему велели встать и пройтись. Сделать это в маленькой комнате оказалось непросто, пройти удалось всего шага три. Пришлось перенести следственный эксперимент в коридор. Рыбак послушно делал все, что ему велели: прошелся по коридору, наклонился, взял в руку валявшийся под стенкой кусок проволоки, оглянулся и выпрямился. А я уже с самого начала узнала — тот самый, третий. По моей просьбе запротоколировать очную ставку и следственный эксперимент мне разрешили на машинке, очень не люблю писать от руки.
Затем меня ознакомили с показаниями подозреваемого.
Ни в какой шайке он не состоит и ни о каких мафиях понятия не имеет. Однако действительно в последнее время с ним то и дело происходят непонятные происшествия. Сначала какой-то пришлый, может, турист, в местной забегаловке поставил по кружке пива собравшимся там рыбакам и принялся подначивать его, Неглойду, что слабо ему ловить на море, дружки тоже принялись насмехаться, и он, Неглойда, в нервах пошел на пари — а вот и не слабо, ещё как наловит! Знал, что сумеет, ведь родился и жил в Лебе, только десять лет назад, как женился, переехал на Мазуры. Ставка была высока, свидетелей хоть отбавляй, а этот турист из любопытства решил вместе с ним поехать к морю.
И уже на Балтике, когда он сам познакомился с какими-то рыбаками и уговорился с ними выйти в море... Нет, раньше с этими рыбаками не был знаком, с первыми попавшимися договорился. Так вот, когда он уже собирался выйти с ними на ловлю камбалы, подвернулся второй тип и опять захотел поспорить на пари. На этот раз, что он, Неглойда, не сумеет вернуться к назначенному заранее часу, и не только часу, но и минуте. Вроде как ещё одна проверка ею способностей. И сдается ему, Неглойде, что оба туриста сговорились, действовали заодно, уж очень все сходится один к одному. Но возражать не стал, амбиция его заела, он и на второе пари поспорил, тоже на крупную сумму. Да, вы правильно поняли, получается, он подрядился доказать не только свое умение наловить рыбки в море, но и вернуться пунктуально, как экспресс, минута в минуту, секунда в секунду. Причалить с рыбой точнехонько в тринадцать двадцать пять, ни раньше ни позже! И это он сам выдумал экскурсию к русской границе, потому что, боясь опоздать, сначала развил излишнюю скорость, рыбку наловили, а возвращаться было ещё рано, вот он одним глазом любовался на русский берег, а вторым все посматривал на часы. Рыбаки? Нет, они не возражали, со всеми его фокусами соглашались, всякая блажь их только смешила. Ну, к берегу пристали тютелька в тютельку, просто идеально, он сам выскочил, чтобы секунда в секунду подцепить канат, и он же сделал открытие. Да, канат оказался поврежденным, старый, видно, ну и протерся. Он, Неглойда, ещё удивился, как рыбаки могли допустить такую небрежность, ведь утром, как выходили в море, тот, что отцеплял канат, не мог не обратить внимания на такое! Тут он, конечно, сразу их подозвал, те встревожились и за новым канатом поехали, и он больше их не видел. А с туристами встретился, как же. С тем, что на пунктуальность ставил, договорились встретиться у автобусной остановки, турист уже ждал и честно выплатил проигрыш, а второй, который заключил первое пари, тоже ждал. Как и договорились — в Крынице, полчаса спустя. И тоже честно заплатил пари, раз проиграл. И получилось так, что он, Неглойда, на этих глупостях заработал столько, что теперь весь год может лежать брюхом кверху! Нет, на улов он не претендовал, хотя отличную камбалу наловили.
— А зачем же тогда вы сказали в кафе, что неплохо заработали на рыбке? — сурово спросил майор.
— Честно скажу — неудобно было хвастаться выигрышами в пари, — признался рыбак Неглойда. — Пари я держал на морскую рыбу, так ведь? Все слышали. И что, взялся ловить просто так, задарма? Да меня бы парни засмеяли, я ведь рыбак, не удильщик какой-нибудь. Рыбак же работает для того, чтобы заработать. И к тому же... Когда я уже домой ехал, стал вспоминать всю историю, и показалась она мне какой-то подозрительной. Вроде бы ничего такого, тринадцать двадцать пять он назначил для того, чтобы проверить — сумею ли я с такой точностью во времени уложиться. Я сумел, очень гордился этим, но как-то.., не знаю даже, как и сказать.., ну не очень ладно все оно получалось. Нет, заработал на рыбе — такое всем понятно, тут не придерешься.
— А почему вы в такой спешке уезжали?
— А я ещё раньше узнал, что в Эльблонге собирались в универмаге выкинуть зюйдвестки, то ли финские, то ли шведские, но отличные, знаете, уж эти шею не перережут, мягонысие. Давно мечтал я такую купить, но дорогая, холера, а теперь денежки были. А тут, только я получил их от туриста, как раз подкатывает автобус до Эльблонга, я сел и поехал.
— Купил?
— Купил, и сразу домой, очень уж не терпелось похвастаться перед приятелями. А о том, что здесь произошло, только вот теперь от вас узнал, аж нехорошо делается. Какая гнида действовала? А вы спрашивайте, все скажу, что знаю! На месте тех рыбаков я бы непременно человека оставил, но решать им, они заперли лебедку на ключ, замок на ящик навесили, это я собственными глазами видел. А когда все приключилось, меня уже там не было, говорю вам, столько денежек меня поджидало, вот я и спешил их заполучить. Честно скажу — радовался как дурак и очень собой гордился. Вот, мол, я какой, сумел свое доказать! Ничего себе доказал, чтоб ему, паскуде...
Неглойда задыхался от возмущения, у него перехватило горло. И несомненно, рыбак говорил искренне. Вот сейчас он был уже не бледным, а красным, но что-то вспомнил, и опять лицо покрыла мертвенная бледность. Похоже на то, что парень глубоко переживал смерть Шмагера, к которой и он руку приложил.
— Опишите их, — сухо приказал невозмутимый майор.
Рыбак Неглойда попытался сосредоточиться. Значит, так, турист был молодой, лет тридцати, блондин, и волосы завитые. Небольшая бородка... Глаза такие неприятные, прищуренные, а особых примет никаких. Во всяком случае он, Неглойда, ничего особенного не приметил. А этот здешний ещё хуже! Среднего роста, среднего телосложения, не блондин, не черный, не лысый, бритый, ну просто до тошноты обыкновенный. И тоже ничего особенного. А как же, фамилии свои они называли, да только пробормотали так, что не разберешь, да и, откровенно говоря, ему, Неглойде, они ни к чему.
Майор оторвал наконец холодный взгляд от подозреваемого, нет, бесценного свидетеля, и взглянул на меня.
— У вас есть машинка, и вы умеете на ней писать, — произнес он без всякого выражения. — К утру подготовьте протокол показаний свидетеля.
Вот тебе и на! Скоро два часа ночи, а мне велят садиться за машинку. Правильно я заметила, очень непросто вести частное расследование. Не знала, что придется идти на такие жертвы. Протестовать, однако, не стала, раз надо — значит, сделаю.
