Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ
УБОЙНАЯ МАРКА
* * *
Привет, дорогая! Во мне все кипит, как в паровом котле, того и гляди пар вырвется наружу, отбросив крышку к чертям собачьим, так что мне не до соблюдения приличий и прочих версалей! Да нет, ты не подумай чего, я ведь ее не только ценю, а, можно сказать, даже люблю, но больше с ней не выдержу. Нет моих сил!
Такими словами начиналось письмо. Вынув конверт из почтового ящика в парадном моего дома, я, как обычно, там же, в парадном, вскрыла его, еще до того, как начала подниматься по лестнице к себе на пятый этаж. Возможно, делала так не столько из любопытства, сколько из желания оправдаться перед самой собой: вот, иду медленно, с остановками, поскольку читаю письмо. Преодолевать одним махом все эти длиннющие лестничные пролеты в доме старой постройки я уже давно не могла себе позволить.
Вот и сейчас остановилась на пятой ступеньке, хотя сегодня и не чувствовала себя особенно усталой. Просто письмо меня озадачило.
Посмотрела на адрес — все правильно, адресовано мне и адрес мой, о ком же это написано?
И кем? Вместо подписи — просто закорючка. Кажется, я ее уже где-то видела. Нет, не могу вспомнить.
Оставив попытки припомнить, где именно видела такую подпись, я принялась читать дальше, одновременно медленно форсируя проклятую лестницу.
Знаешь, мне иногда кажется, что она жуткая эгоистка, вообще думает только о себе.
Знаю, в это трудно поверить, но такое создается впечатление. Если ей что взбрело в голову — вынь да положь! Немедленно! Так ей приспичило, а до остальных людей дела нет. Даже если ее звонок застанет тебя в кресле стоматолога и бормашина зудит в твоем больном зубе, это ее не волнует. Нет, дело срочное, не терпит даже секунды отлагательства. В ее взбалмошную башку и мысли не придет поинтересоваться, где в данный момент может находиться собеседник и что с ним. И ты невольно поддаешься этому напору, кусаешь зубную врачиху за палец, срываешься с кресла и мчишься выполнять ее поручение, от которого зависит ее жизнь, никак не меньше. И плевать ей, что попасть к этой зубной врачихе тебе стоило огромных трудов и немалых денег, а теперь она, врачиха, смертельно обижена и больше к ней не сунешься Потом же выясняется, что таким поручением она осчастливила еще трех человек и один из них у же все сделал, однако проклятой эгоистке и в голову не придет сообщить тебе об этом. Сколько раз приходилось оказываться просто в идиотском положении.
А ее манера говорить с людьми! Просто… просто.., агрессивная, да, вот верное слово. Властная… Наверное, именно таким тоном отдавали приказы рабам деспоты и тираны, безраздельно владеющие миром. И при этом еще к тону приказа примешивается какая-то непонятная претензия, и ты начинаешь копаться в ваших взаимоотношениях в поисках своей вины. Не иначе как чем-то обидела хорошего человека, довела до крайности. С ума сойти!
Нет, я малость перехватила, в отличие от агрессоров и тиранов, она не приказывает, как можно, ведь интеллигентная особа, но обязательно сделает так, что подчиняешься ей безропотно Даже когда понимаешь, что претензии не к тебе. Умеет, окаянная, создавать такую атмосферу, что просто нельзя не подчиниться. Сдохни, но сделай, как она велит!
И вроде бы иногда действует из благородных побуждений, дескать, не о себе печется, человек погибнет, если ему немедленно не помочь. Но почему именно я? Пытаешься заикнуться, что у тебя срочная работа, и это чистая правда, для меня, к примеру, десять злотых — это деньги, но ведь для нее — тьфу, мелочь, где ей понять, да и понимать — не ее амплуа. Хоть бейся головой о стену, а сделай, что велят, иначе гибель человека окажется почему-то на твоей совести. Ладно, бросаешь все дела, спасаешь несчастного, который по большей части вовсе ни в какой помощи не нуждается, с радостью сообщаешь ей об этом, а она уже обо всем забыла.
Теперь еще и претензии, что вот звонишь, отрываешь от дела занятого человека.
Можешь мне не говорить, что за выполненную для нее работу она всегда заплатит. И без тебя знаю, что и денег одолжит, никогда не откажет. Но все это как-то равнодушно, походя, рассеянно и небрежно. Она всегда по уши сидит в своих проблемах, чужие ее занимают постольку поскольку — если не отнимают время и почему-либо ей просто интересны.
А ее постоянные смены настроения, приступы невероятной работоспособности и всепоглощающей лени, от которых она сама же первая страдает! Но попробуй скажи ей! Никогда не знаешь, чего от нее ждать. То силой заставит тебя есть приготовленного ею вкуснющего запеченного цыпленка, то приходится после целого дня изнурительной работы самой рыться в ее пустом холодильнике, что-то готовить, пить пустой чай и еще мыть накопившуюся за неделю гору грязной посуды. И опять можешь не говорить мне, что у нее множество положительных качеств, без тебя знаю, но выдерживать ее дальше просто не могу! Спячу!
Ладно, пожаловалась тебе, выплеснула накопившуюся на душе горечь, вроде малость полегчало. А ты заметила, что душу я изливала ее же излюбленными словечками, чтоб ей лопнуть! От нее наберешься, как блох от жучки. Впрочем, я и десятой доли претензий не высказала, ведь больше всего окружающие страдают от ее манеры вести себя и обращаться сними.
Начала я с того, что она эгоистка. Так оно и есть, говорит все, что взбредет в голову, не давая себе труда хоть немного подумать: а каково будет другим. Главное — она сама, вот и ляпнет при всех иногда такое — хоть под землю провались. Воспитанный, культурный человек? Кто это сказал? Ведь поступает не просто бестактно, а иной раз грубо и даже подло. Может всю жизнь человеку сломать. Знаю, не специально, она не из вредности так поступает, не по злобе. Вот я и говорю — думать надо, прежде чем напакостишь людям. Ну, правда, иногда пакостит нарочно. Но в принципе, согласись, она себе не отдает в этом отчета. Она не думает! Не думает! Не думает!
И все это делается с такой энергией, с таким напором, так агрессивно, что аж искры летят. Нет, я с ней больше не выдержу. Да выдержу, конечно, куда я денусь. Вот только… Неужели в целом мире нет человека, который бы, ей сказал, что нельзя себя так вести! Не молоденькая, чай. Неужели за всю жизнь не нашлось смельчака? Это ведь я такая гусыня, что духу не хватает, да и не станет она меня слушать. Кто я для нее? Вот если бы какой-нибудь авторитетный человек втолковал этой бабе, что ведь не только окружающим, но и себе портит жизнь. Нет, меня она не послушает. Сколько раз я звонила ей, твердо решив выложить все, так ведь она и слова не даст сказать, тут же перебивает. Как же, у нее ведь всегда важное дело, и вот уже телефон раскаляется от ее эмоций и напора, а ты молчишь в тряпочку, вякаешь что-то беспомощное в ответ. Никогда не поинтересуется, а что у тебя?
Может, в данный момент тебе весь свет не мил… Да что я, червяк ничтожный, мое дело — ее слушать и поступать, как она прикажет.
Как думаешь: она искренне считает, что только она знает, что надо делать, и ей какой-то высшей силой дано право распоряжаться людьми? А я вот думаю: она просто не умеет слушать других. И не желает. Ведь это же чистой воды эгоизм, разве не так?
Все письмо — о ее недостатках. Знаю, знаю, у нее масса достоинств, но не будем сейчас о них, ладно? Ей-богу, не до того мне. Не будь у нее хороших сторон характера, она давно бы загнулась. Сама себя или кто-нибудь ее прикончил бы. Ладно, сейчас я выговорилась, немного полегчало. А поскольку мне предстоят несколько дней отдыха и спокойствия, я наберусь сил на будущее. Не переживай за меня. Целую!
Закорючка
Читать письмо я закончила, как раз подойдя к двери своей квартиры. Извлекла из кармана куртки ключи, вошла, заварила чай, а сама все думала о прочитанном письме.
Было в нем что-то знакомое, однако я не стала напрягать память, припоминая, что именно.
Гораздо интереснее было, кто писал и кому.
А главное, о ком?! Баба бабе и о бабе. Три бабы, и, судя по всему, личности не банальные. Впрочем, адресатов не так уж и важна, бог с ней, а вот две остальные… Похоже, что одна из них в какой-то степени зависит от другой, то ли начальницы, то ли родственницы, но живут не вместе, скорее всего, вместе работают. Работают не каждый день, урывками. И еще: из письма следовало, — что несносная баба гораздо важнее.
Да, гангрена та еще. Какое счастье, что не мне приходится иметь с ней дело. Вот интересно: ведь преотвратная особа, характер премерзкий, — какие у нее вообще могут быть достоинства? И опять, подумав об этой мегере, показалось мне в ней что-то вроде бы знакомое, и опять я отмахнулась от этой мысли, затолкав ее в самый дальний уголок сознания, направив все умственные силы на попытки разгадать, о ком велась речь в письме и кем. И спохватилась — а на кой мне это? Делать, что ли, нечего?
Я не психиатр, чтобы копаться в индивидуальных особенностях человеческой личности.
Одно для меня было ясно — письма я адресату не верну. Думаю, небольшая потеря. Автор письма излила душу — и это для нее главное, наверняка адресатка и без этого письма прекрасно знала особу, о которой шла речь. Решено, хватит об этом думать, совесть моя может быть чиста.
