Вспоминал я, стоя среди беловежских сосен, трагедию Тбилиси и Баку, захват телебашни в Вильнюсе, провокацию ОМОНа в Риге. Все это было так недавно! И следующей фазой всех этих вооруженных акций стали уже Москва, август!.. Неужели опять смиренно ждать новой трагедии, поджав лапки? Нет, больше я этого не допущу!
Я был убежден, что России нужно избавиться от своей имперской миссии, но при этом нужна и более сильная, жесткая, даже силовая на каком-то этапе политика, чтобы окончательно не потерять свое значение, свой авторитет, чтобы провести реформы.
Я был убежден, что морально-волевой ресурс Горбачева исчерпан, и им вновь могут воспользоваться злые силы. Так пришло решение. Поэтому я оказался в Беловежской Пуще.
Но ведь была еще одна возможность, еще один выход из создавшегося положения! Да, и этот «выход» я тоже не мог не иметь в виду. Попытаться легально занять место Горбачева. Встать во главе Союза, начав заново его реформу «сверху». Пройти путь, который не сумел пройти Горбачев из-за предательства своего ближайшего окружения. Постепенно, планомерно демонтировать имперскую машину, как это пытался делать Михаил Сергеевич. Бороться за всенародные выборы Президента СССР. Сделать российский парламент правопреемником распущенного советского. Склонить Горбачева к передаче мне полномочий для временного исполнения его обязанностей. И так далее. Возможности для этого были.
Но этот путь для меня был заказан. Я психологически не мог занять место Горбачева…
Л. Кравчук: – Я считаю, что мы поступили верно, создав Содружество, открытое для остальных республик Союза, и Прибалтики в том числе, но не отступив ни от своей Конституции, ни от международных норм. Украина ни при каких условиях не стала бы подписывать Союзный договор. Мы же воплотили свои идеи и подписали международное соглашение, европейскую схему дальнейшего политического, экономического и социального существования.
С. Шушкевич: – Нам надо было найти достойный вариант для того, чтобы, получив подлинную суверенность, не разъединяться границами, проводить самостоятельную, но согласованную с соседями политику… Мы, кажется, смогли это сделать.
Г. Бурбулис: – Мы все время решаем одну проблему: историческая неизбежность распада коммунистической империи и условия, формы, предпосылки, характер, тенденции этого распада. Актеры распада – Горбачев, Яковлев, путчисты, секретари обкомов. Бури на партийных съездах, где одни надеялись удержать все без выскочек, а другие – все романтизировать без развала структуры. Все это – кошмары распадающейся социальной системы, и мы суть органичные продукты этого распада.
Небольшой частный пример. Я баллотировался у себя на родине один на один с моими земляками, на которых пал весь этот груз. Там 30-тысячные предприятия стоят, села вымерли, выкопали последнюю картошку… И на вопрос: «Как у тебя совести хватает?» – мне приходилось восстанавливать все с самого начала. И то, на чем удалось найти понимание, было следующее: у нас не было другого пути, поскольку страны нашей родной, государства нашего родного и общества уже не существовало. А все, что мы делали – это поиск щадящих форм распада. И только затем я разогревал своих избирателей на то, как мог бы этот распад пойти, если бы затянуть переход, если бы горбачевщина продолжала имитировать деятельность при отсутствии каких-либо попыток накормить, напоить, натопить.
В. Шейнис: – Вы для меня сейчас открыли психологический настрой, от которого мы были, по-моему, бесконечно далеки.
Вы что, уже в 1989–1990 гг. видели Беловежье, считали, что распадется Союз?
Г. Бурбулис: – Нет. Но в 1990-м я уже начинал готовить Беловежье по сути.
П. Вощанов (в тот период – пресс-секретарь Б. Ельцина): – В девяносто первом году все уже говорили о переходе к рынку. Но что такое рынок? Новые отношения собственности и новые собственники. Борьба центра и местных политических элит в ту пору – борьба за то, кто будет играть первую скрипку в этом историческом дележе. Это – главное в происшедшей трагедии.
Республиканские лидеры почувствовали, что могут стать выше Горбачева. А Запад потворствовал таким настроениям. Он более всех был заинтересован в распаде военного и экономического конкурента. Я убежден – если бы к власти на местах пришли не воинственные невежды, а люди мудрые, – ничего бы этого не произошло…
Алма-Ата, 21 декабря 1991 года
Развал Союза ССР больнее всего ударил по наиболее слабому и уязвимому его звену – республикам Закавказья и Средней Азии. Поощряя разговоры о «суверенитете» и «независимости», политические лидеры этих стран вполне сознавали экономическую несамостоятельность своих регионов и хорошо понимали выгоды от членства в Союзе ССР. Распад Союза ССР ставил их перед перспективой экономического и политического краха, обострения внутренних противоречий, неминуемого сползания в Средневековье. Так оно в сущности и случилось…
В «Ново-огаревском процессе» руководители среднеазиатских республик не были ударной силой. Привыкнув еще в союзные времена лавировать, интриговать, играть на скрытых тектонических силах внутрисоюзной политики, парить на восходящих и нисходящих потоках идеологии «пролетарского интернационализма», они использовали этот процесс как еще одну возможность поторговаться, сыграть на противоречиях враждующих сторон, и вырвать у каждой из них уступки, кредиты, поставки…
Перспектива распада Союза ССР, ставшая реальной после августа 1991 года, некоторых из них по-настоящему ужаснула, заставила искать защиты и поддержки у союзного президента. Но было поздно. Они уже не управляли процессом, напротив, события неудержимо влекли их в своем мощном селевом потоке. Распад единого государства, на котором они пытались зарабатывать свои мелкие экономические и политические дивиденды, замаячил на горизонте как геополитическая реальность…
Решение «славянской тройки», несмотря на свою очевидность, пролилось на многих из них ошеломляющим душем, заставило самоопределяться в новом, враждебном мире, в котором уже не было привычных и столь приятных слуху слов о «дружбе» и «братской помощи»… В очередной раз история ткнула их носом в вековечную истину: «Что имеем, не храним…»
11 декабря 1991 года, Киргизия и Армения, переступив через чувство обиды и унижения, заявили о присоединении к Содружеству Независимых Государств.
13 декабря 1991 года в Ашхабаде состоялась встреча глав государств Средней Азии и Казахстана. Возмущению лидеров этих государств, представлявших более половины населения страны, не было предела. Предложение Кравчука просто «присоединиться» к СНГ было сходу и самым категорическим образом отвергнуто. Под руководством Назарбаева они выработали в ответ на решения «беловежской тройки» свою собственную платформу, призванную восстановить паритет в рамках будущего Содружества.
Как сообщил по телефону Горбачеву Назарбаев, участники встречи в Ашхабаде наряду с поправками к тексту договора поставили вопрос о проведении заседании Госсовета, что автоматически означало бы возвращение Горбачева на председательское место. Совершенно очевидно, что такое предложение было совершенно неприемлемо для беловежских «первоучредителей» СНГ…
Республики Средней Азии рвались в учредители СНГ и были обижены тем, что их не пригласили в Беловежскую Пущу. Со своей стороны, Ельцин, Кравчук и Шушкевич не были заинтересованы в громком скандале, который бы подчеркнул неустойчивость «Содружества», создал впечатление, что оно разваливается прямо на глазах. Компромисс нашли быстро: Ельцин, Кравчук и Шушкевич согласились прилететь в Алма-Ату для подписания «обновленного» Содружества с расширенным списком «учредителей», а средне-азиатские лидеры согласились не приглашать на эту встречу Горбачева…
Оскорбленный подобным вероломством и неблагодарностью, Горбачев ответил в интервью в журнале «Тайм»:
– Если другие республики придут к общему решению, что они хотят сформировать Содружество, то я как человек, преданный принципам демократии и конституционного правления, исходя из своих убеждений и своей роли как президента должен буду уважать этот выбор…
Накануне Алма-Аты в телефонном разговоре с канцлером Германии Колем он впервые высказал мысль о своей возможной отставке:
– Если в Алма-Ате процесс формирования Содружества конституируется и его участники выйдут на ратификацию этого соглашения, я уйду в отставку и не буду надолго откладывать это решение…
До последнего момента Горбачев надеялся: одумаются, позовут. Так и не получив приглашения, 18 декабря он направил послание участникам встречи в Алма-Ате:
