доехал до Херсонеса, купил билет на посещение историко-археологического комплекса, пересек парк и руины древнего города и вышел на берег. Среди разломов яично-желтого ракушечника и бесформенных глыб загорали люди, в прибое резвились дети. Я искупался, несколько раз глубоко нырнул, рассматривая дно, потом вышел из воды, подхватил рюкзак и одежду и направился по береговой полосе в сторону мыса. Скоро я увидел указатель с надписью "Дайвинг. Подводное погружение с аквалангом", а рядом с ним – выгоревший на солнце, полощущийся на ветру тент, похожий на парус. В его тени умирали от скуки и вялого бизнеса трое юношей, худых и черных от загара. Увидев меня, они, словно потревоженные кобры, вскинули головы и уставились на меня, кто с неудовольствием, кто с надеждой.
– Подводное плавание! Руины Атлантиды! Незабываемые впечатления! – дурным голосом выдал рекламный блок один из парней.
Другой вскочил на ноги и, как его учил хозяин аквалангов, вымученно улыбнулся.
– Добрый день! Желаете поплавать? Вам повезло, сегодня необыкновенно прозрачная водичка!
Насчет прозрачной водички он откровенно лгал, потому как свежий морской бриз поднял волну, а та, в свою очередь – ил и песок. Я понял, что сейчас все мысли парней работают в узкой области коммерции, и бесполезно было задавать им вопросы на отвлеченные темы. Мне пришлось облачиться в гидрокостюм, который оказался мне неимоверно мал, и вместе с юным инструктором плавать среди поросших водорослями валунов. Пяти минут мне вполне хватило, чтобы составить полное впечатление о руинах Атлантиды. Мы вышли на берег, сели на камни.
– Вчера вы работали? – спросил я, стаскивая с ноги ласту.
– Работали, – кивнул парень. – Мы здесь практически каждый день.
Я снял вторую ласту, вылил из нее воду, подошел к своему рюкзаку и достал фотографию Макса.
– Этот парень акваланг у вас брал?
Инструктор взял фото мокрыми пальцами, долго его рассматривал, затем покосился на меня.
– А вы что, из милиции?
– Нет, с чего ты взял?
– Да вчера тут один мужчина утонул. Спасатели у нас акваланги брали, чтобы тело вытащить. Потом все зеваки к нам прилипли, чтобы мы подробности рассказали. А мы сами ничего толком не знаем… Нет, этого я не помню, – добавил он, возвращая снимок.
Мне показалось, что он прячет глаза и пытается поскорее закончить неприятный для него разговор об утопленнике.
– Ты хорошо посмотри, – настаивал я.
– Да я хорошо посмотрел! Не было такого.
– Может, твои коллеги его вспомнят?
– Вряд ли. Ну, если хотите, то спросите.
"Коллеги" посмотрели на фото, переглянулись и вяло пожали плечами.
– Вроде, такой к нам не подходил…
Я не мог понять, лгут они или же, в самом деле, видят Макса первый раз в жизни. Но какой резон им лгать? Беспокоятся за репутацию своего предприятия и не хотят, чтобы по пляжу разнесся слух, что-де аквалангами пользовался убийца?
Так я ничего и не выяснил.
Глава двадцать первая. Как остановить кровотечение
Я в задумчивости брел по каменистой тропе мимо храма, до слез вглядываясь в золотой крест на его колоссальном византийском куполе и, не заметив, задел плечом милиционера.
– Молодой человек! – немедленно остановил меня блюститель порядка и небрежно козырнул. – Документы, пожалуйста.
Я полез в карман за паспортом. Группа иностранцев, воркуя на своем языке, остановилась напротив главного входа в храм и дружно достала фотоаппараты. Гидесса, дабы усилить впечатление от храма, принялась размахивать руками, обрисовывая в воздухе его купол, воссевший на крестообразную основу с могучими белыми стенами… Паспорт не хотел вылезать из тесного кармана, я с трудом тянул его за уголок вверх. Милиционер ждал спокойно, но расставил ноги пошире, да поправил болтающуюся на ремне радиостанцию. Обыкновенный постовой? Но чем я привлек его внимание? Рюкзачок за плечами, мокрые волосы да диковатые глаза делали меня похожим на стандартного туриста.
Я протянул милиционеру паспорт. Тот раскрыл его на первой странице, подозрительно долго читал мою фамилию и снял рацию с пояса.
– "Третий", это "седьмой", Херсонес. Здесь рядом со мной Вацура Кирилл Андреевич, – сказал он в сеточку микрофона.
Радиостанция затрещала и зашипела в ответ. Милиционер отступил от меня на шаг, сложил паспорт и поднес его к своему нагрудному карману… И я вдруг увидел себя его глазами: небритый, бесцельно слоняющийся по музею человек, нарушивший подписку о невыезде, друг убитой Ирины Гончаровой, товарищ утонувшего Юрки Кондрашова, малоизвестный актер, на выступлении которого кто-то стрелял по сцене…
– Гражданин… – произнес милиционер, но больше ничего не успел сказать. Я вырвал паспорт из его руки, столкнул милиционера с дорожки и со всех ног кинулся в сторону выхода. Туристы, увидевшие меня, вместо того, чтобы замереть на месте, зачем-то колыхнулись в мою сторону. Я не успел свернуть, и со всей дури налетел на маленького узкоглазого путешественника, обвешанного цифровой аппаратурой, как верблюд баулами. Турист, сверкая оптикой, полетел на землю и поднял облако пыли. Женщины заверещали. Мамаши обхватили детей руками и, словно крупнокалиберные гаубицы, нацелили на меня свои бюсты.
– Стоять!! – закричал за моей спиной милиционер.
Разрывая собой горячий воздух, я бежал по античной тропе за поездом, имя которому была свобода. Несколько бордюрных кустов самшита я перепрыгнул, как скаковая лошадь. Выбежал из музея, обратив на себя внимание кассира и контролера, сделал несколько замысловатых петель между туристскими автобусами, и через заросли устремился к городу. Через несколько минут я свернул в первый попавшийся двор, забежал в темный прохладный подъезд, и там сел на ступеньку, тяжело дыша и стряхивая с носа капельки горячего пота.
– Жарко? – участливо спросила старушка в белом платочке и с продуктовым пакетом в руке. – Сходил бы на море искупаться!
Я пересел на край, чтобы старушка смогла пройти. Жарко! Не то слово. Земля горит и плавится под моими ногами. Потому что некоторые понятия вывернулись наизнанку, и стали означать прямо противоположные явления. Мой давний приятель Максим Сарбай, блюститель культуры, человек, призванный озарять сердца людей флюидами духовности… Ох, дались же мне эти флюиды! Прицепится слово-паразит, и уже никак от него не избавишься. Так что я там хотел мысленно сказать старушке про Максима Сарбая? Ничего хорошего я не
