Наконец специалисты заключили: ни в промышленности, ни на стройках, ни на железной дороге ключ с таким диаметром зева не применяется. Он, видимо, принадлежит…
— Водникам!
4
Итак, пароход, самоходка… На одном из этих судов должен быть прописан злополучный ключ. Но что это за судно? Сколько их плавает по Волге!
В одном из подмосковных городов Зотову повезло. Отыскал маленькую мастерскую, где делали подобные гаечные ключи.
— Несколько штук самолично ковал, — подтвердил мастер. — Этот? Мой тоже, — повертев в руках ключ, привезенный Василием Степановичем, заключил он. — Вот моя метка: всегда ставлю, чтоб знали, кто инструмент сработал. Фирма!
— Куда они разошлись?
— Этого, милок, не знаю. Пароходство заказывало. Поезжай-ка в Горький. Там — база. Там и узнаешь.
В Горьком Зотов засел за бумаги. Перевернул килограммы счетов и накладных. Наконец нашел то, что требовалось: гаечные ключи, изготовленные в подмосковном городке несколько лет назад, отпущены девяти судам. Сохранились ли они сейчас — никто не знал, может быть, заменили уже новыми.
Сотни судов бороздят волжские воды. Из них нужны только девять. Круг сужается. Цель ближе.
5
— Знаете, ума не приложу, куда запропастился мой Володя. — На Александра Евграфовича смотрели печальные глаза молодой женщины. — Вот уже сколько времени его нет. Наверное, что-нибудь случилось… Поехал он вместе с приятелем из нашей деревни в Рыбинск с картошкой. Борис вернулся, а Володи нет. И жили мы так хорошо… Сынок растет.
— А что сказал вам Борис?
— Приехал, сразу ко мне пришел. Говорит, что потерял он моего мужа где-то около Ярославля. Грешок за ним один водился — выпивал… Сначала подумала, напился и на первой же пристани сошел с парохода. Ждала. Нет и нет! Подумала, что пятнадцать суток получил. Снова ждала. Терпения уже не стало. Письмо написала в Ярославль… Борис помог.
— По этому письму мы к вам и приехали. Но утешить вас пока ничем не могу.
Женщина заплакала.
— Здравствуйте! — В комнату вбежал мальчишка лет восьми. — Две пятерки, одна четверка!
— Вот молодец! Как звать-то? — Сергей! А вы что?
— Я? Да знакомый. Вот хотел твоего папку повидать. Вместе в армии служили, а его и нет.
Мальчишка низко опустил голову.
— А вы бы могли узнать своего мужа по каким-нибудь приметам? Ну, скажем, может, шрам какой, татуировка?
— На груди у него наколото было. Головка женская. И имя мое — Ира. На флоте служил…
Перед глазами Александра сразу же возникла татуировка… Да, видимо, это был он, Владимир Михайлович Тенин, житель далекого марийского села.
— А еще что-нибудь приметное?
— Нет, пожалуй, больше ничего.
Александр встал. И вдруг увидел ремень, спускавшийся со спинки кровати.
— Это чей ремень?
— Сына. Подарок отцовский. Перед отъездом вместе с Сережкой в магазин ходил, купил пару — ему и себе.
В дежурной части УВД.
Александр внимательно осмотрел ремень. Обыкновенный, ничем не примечательный. Провел пальцами по пряжке. Что-то шершавое — вот бракоделы, не могли без этой задоринки сделать! Посмотрел — маленькая буква «С».
— Это чтоб не спутали ремни, — от женщины не ускользнул внимательный взгляд Александра. — Отец свой тоже пометил.
Александр не выдержал. Торопливо раскрыл чемоданчик… На пряжке ремня была маленькая буква «В»…
6
Итак, стало известным второе неизвестное. Но кто же убийца? Может, Борис? Был в компании Владимира, знал, что деньги у него немалые. Чтобы выгородить себя, помог Ирине написать письмо в ярославскую милицию, наведывался. И каждый раз припоминал какие-то детали. Должно быть, следы заметал.
Как хотелось сейчас зацепиться за такую версию! Но пока это только догадки. Надо собрать улики. Да такие, чтобы были неопровержимы…
Допрашивал Бориса Зотов. Карпов беседовал с жителями села, изучая, так сказать, общественное мнение о Борисе. Помогали ему работники местного отдела милиции…
— Вы, конечно, думаете, что я убил Владимира, — прямо начал Борис. — Дело ваше. Затем, наверное, и приехали. Как увидел вас двоих, сразу понял — за мной…
Василий Степанович не торопился начинать допрос. Он исподволь изучал этого невысокого кряжистого человека с крупными, грубыми руками, всматривался в его обветренное лицо. Синяков нервничал.
«Можно ли рассчитывать на откровенный разговор? — думал Василий Степанович. — Что произошло между земляками где-то между Рыбинском и Ярославлем? И почему Синяков сразу идет в наступление? Сразу «виновен»… Отводит от себя подозрение?»
— Что вы, Синяков, можете сказать по существу дела? Но помните об ответственности за ложные показания.
— Что хотите делайте со мной, а я не виновен. Это мое последнее слово.
— Об этом потом, Синяков. Прошу рассказать все по порядку.
— Владимир взял 14 мешков, а я — 15. Решили ехать в Рыбинск — в цене там была картошка. Доехали хорошо. Быстро продали картошку. Смотрю, мой приятель навеселе. Стал уговаривать я его — не пей больше, как бы чего не случилось! А ему что! Да еще комбайнера он встретил знакомого. В армии, что ли, с ним были. Снова выпили. Я не пил с ними, деньги боялся потом потерять.
— Скажите, кто этот комбайнер? Ехал ли он с вами на пароходе? Знал ли он, что у вас есть деньги?
— Комбайнера не знаю. С нами он не ехал. Так вот взяли мы билеты в 4-й класс. Я плащ свой постелил на лавку, мешки под голову. Говорю Владимиру, чтобы ложился, пьяный, мол. А он ни в какую. Взял я у него деньги. Потеряет, думаю, или вытащит кто. Он на меня по пьянке стал шуметь. Отдал ему деньги. Он — в буфет. Я за ним. Буфет уже был закрыт. Он с матросами стал говорить, на меня пальцем показывает. Ну, думаю, жалуется. Плюнул, ушел я от него. Думаю, проветрится, придет. По палубе погулял. Пошел на свое место. Володи все нет. Спросил у соседей, не видели ли моего земляка. Одна женщина говорит, что видела его. Пьяный. Хлеба просил. А в руке у него колбаса.
— Скажите, а буфет не открывали в это время?
— Нет, я сам, когда спустился с верхней палубы, подходил, хотел колбасы купить, но на буфете был замок.
— Полежал я, стал беспокоиться о приятеле. Нет его и нет. — Думаю, не заблудился ли. В четвертом классе поискал, потом в третьем. Поднялся наверх. Спросил у дежурного, не доплачивал ли за каюту кто-нибудь из четвертого класса до пристани Козьмодемьянск. Говорит, нет. Не нашел я Тенина. Но все надеялся, что найдется. Утром к капитану пошел, говорю: «Человек пропал». А он в ответ: «Плох тот товарищ, что своего друга-земляка из виду упустил». И дверь каюты закрыл перед носом. В Кинешме в милицию обратился. Утешили, говорят, что где-нибудь по дороге сошел и теперь свои сутки досиживает. Успокоился
