Мы с Сен-Гобэном молча переглянулись. В глазах друг у друга мы прочли одинаковые мысли, но нам не хватало храбрости высказать их вслух.
— Это же безумие, как в «Тайнах Нью-Йорка», — воскликнул я, вспомнив модный в те годы фильм.
— Не печальтесь, — сказал благодушно мой товарищ. — Ведь дело поручается именно вам. Вы же слышали: пятнадцать дней срока и 60 тысяч франков. Мелинит уже здесь, — показал он большим пальцем через плечо на дверь позади себя. — Его привезли сегодня утром.
— Что за черт! — сказал я. — Если нужно устроить какую-то глупость, то они все могут делать быстро.
— Да, и пакет немаленький и тяжелый, пока довезете, здорово с ним намаетесь. Когда вы думаете выехать?
Я машинально почесал затылок.
— Черт, ведь сначала нужно проехать в Швейцарию. А там за это светит пять лет тюрьмы.
— Да, именно столько за это и дают, — подтвердил Сен-Гобэн. Но он уже придумал свой план.
— Мы провезем эту штуку, — утешил он меня. — Но не через Верриер, и не через Валлорб, а южнее.
В тот же вечер он познакомил меня с одним французским таможенным инспектором, который взял на себя эту операцию. Господин Бонна был очень услужливым и любезным человеком, но это не мешало ему быть в то же время и весьма находчивым. Он никак не походил на обычного чиновника, не умевшего выйти за рамки должностных инструкций и параграфов. Бонна уже давно собирался пригласить к себе на ужин одного из своих швейцарских коллег, причем хотел сделать это как можно быстрее. Сен-Гобэн в свою очередь должен был пригласить Рамюзо, которому мы уже многим были обязаны.
Так прошло три дня. Я воспользовался ими, чтобы лучше познакомиться с невидимыми чернилами и с реактивами, используемыми с недавнего времени для почтового контроля в К…ньи. Я почти ничего об этом не знал. Мои жалкие обрывки знаний основывались на небогатом опыте первых дней войны, когда я занимался почтовой цензурой в С…бахе и целыми днями проверял письма из Зундгау, держа их горизонтально перед глазами, чтобы, глядя на свет, проходящий по диагонали, попытаться прочесть их содержимое. Оказалось, что довольно легко заметить между строк следы бороздок в плотной бумаге, сделанных пером или иглой, которые использовал автор письма.
Я обнаружил таким методом за восемнадцать месяцев четыре или пять случаев этого рода, но связанных не с государственной изменой, а только с сердечными делами. Я знал, что моча и сок лука или лимона темнеют под действием тепла. Но отделом почтовой цензуры в К…ньи был достигнут большой прогресс. Там было приблизительно двести пятьдесят цензоров, все на военной службе. Был также список подозрительных адресов. Все подозрительные письма направлялись в «черный кабинет», где их читали под управлением химика. Каждому известному типу чернил соответствовал специальный реактив, потому каждую тщательно изученную страницу обрабатывали полосками, используя полдюжины мазков различных оттенков, которые надо было затем устранить, нейтрализуя их другими химическими средствами. Но иногда пометки ржавого цвета медленно проявлялись между строчками или на полях.
— Это бывает не часто, — рассказывал химик, — между тем, нам действительно удавалось раскрыть несколько случаи шпионажа или доказанной измены, но я не знаю, чем все это кончилось.
На третий день Рамюзо увез нас в удаленный известный пансион, его просторная машина едва не треснула, ведь помимо швейцарского таможенника, Бонна и Сен-Гобэна в нее сели медленно говорившая блондинка Мари-Анна и брюнетка Ненетт с орлиным носом и глазами испанки. Я следовал за ними в машине службы, и у меня под ногами лежало несколько длинных и тяжелых блоков желтоватого и зернистого вещества, единственная причина и оправдание этой «почетной поездки за город».
Дорогая была чудесна, щедрое вино и болтовня двух красивых девушек не давали беседе перейти в плоскость профессиональных переговоров, которые наверняка вертелись бы вокруг французских таможенных пошлин и правил, восходящих, вероятно, еще к временам Кольбера, а присутствие иностранца не позволяло нам открыто говорить о том, что нас на самом деле волновало.
Короче, к одиннадцати часам вечера, Бонна, который полностью посвятил себя нашему хорошему делу, достиг вершины красноречия, хотя, время от времени, он испытывал странные затруднения в соединении некоторых слогов. Его швейцарский коллега-таможенник буквально угас, и его глаза закрывались вопреки всем его стойким усилиям. Что касается женщин, одна из них хотела налить шампанское в одну из ее туфлей, чтобы заставить нас выпить из нее по очереди.
— Я думаю, что пришло самое время, — сказал, наконец, Сен-Гобэн. — Эти дамы благоразумно собрались провести ночь даже здесь в комнате, приготовленной для них, а мы пойдем проводим г-на З. из Х.
Г-на З. растормошили в машине, где он безмятежно спал, укрывшись пледом и усевшись на блоки мелинита. Мы его разбудили для перехода границы, а когда швейцарский таможенник пришел нам задавать ритуальные вопросы, он тотчас же признал своего высокопоставленного шефа, который, с широким жестом, попросил его отнестись снисходительно к этому господину.
Пришлось сделать остановку в доме этого чиновника, который отказывался лечь спать, пока не предложил нам выпить с ним по рюмке, затем Рамюзо увез нас к себе, где я заснул очень неспокойным сном.
Следующим вечером я с грехом пополам сделал два пакета из трех блоков каждый, не считая часового механизма адской машинки. Я по очереди отнес их в зал ожидания третьего класса и ждал поезд, на котором должен был прибыть Шмидт, чтобы помочь мне. Но Шмидт никак не мог успокоиться; он довольствовался тем, что из дальнего угла вел тайное наблюдение за пакетами, но отказался мне помочь занести их в поезд, отправлявшийся в Базель, и мне пришлось три раза подряд перетаскивать пакеты из зала ожидания в купе.
В конечном счете, я образумил его, и в Базеле он уже взял на себя свою долю риска.
Агент Шмидта ожидал нас на пустыре за вокзалом; он взял с собой свою дочку, что должно было, в принципе, придать нашему ночному предприятию некий аспект чистой невинности.
Я всегда вижу его перед этой изгородью; он тащил маленькую низкую двуколку, ось которой согнулась под весом, так что оба деревянных колеса, вместо того, чтобы оставаться вертикальными, едва ли не соприкасались сверху. Это была странная прогулка через пустынные кварталы, вдоль темных улиц по предательски звонким мостовым.
Мы не чувствовали себя комфортно, ни одни, ни другие, так как пять лет тюрьмы это все-таки многовато, и только малышка Мадлен, в короткой юбочке и в больших подкованных ботинках, храбро шла рядом с тачкой, совсем не интересуясь тем, что мы в ней везли. Наконец, мы прибыли к агенту и тридцать килограмм исчезли под его кроватью в ожидании лучших времен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
