феерии. Все же Буньяд-бей медлил с окончательным выбором. Орудж-бей призвал на помощь венецианского купца Николаса Клавеля для «обработки» своего нерешительного друга…
Однажды Орудж-бей во время полуденного намаза явился к нему и застал у него и упомянутого Николаса Клавеля.
Орудж-бей заметил, что джанамаз[41] не расстелен, а остается в стенной нише, а сам богобоязненный мусульманин нервно расхаживает по комнате. Венецианец же, напротив, выглядел очень спокойным, и лукавые смешинки в глазах говорили о тайном торжестве. Видимо, этой сцене предшествовала долгая и непростая беседа.
Поздоровавшись с друзьями, Орудж-бей сел за стол, остальные последовали его примеру. Орудж-бей обратился к соотечественнику.
– Колебания бессмысленны, друг мой. За все эти годы ты имел возможность увидеть различия между исламом и христианством. И различий, по существу, мало, ты должен понять, что ты тоже в числе избранных, и Христос призывает тебя в лоно своей веры. Каждый Божий человек должен прийти к Нему…
– Я не знаю, кто Он… – Буньяд-бей потупил голову.
– Молись Ему, и Он тебе поможет понять…
– Я., я боюсь…
– Кого? Чего?
– Моего Аллаха.
– Аллах един. Для всех. Я тебе советую поменять не Аллаха, а веру и пророков. Поверь мне, выучив испанский, ты полюбишь учение Христа. Христианство – столь прекрасная религия, что снискала повсеместное признание. Милостью Всевышнего все народы, живущие в мире ислама, также оценят величие подвига Христа… И запомни, что не постигнув христианства, нельзя постичь Европу. А нам нужно ее понять. Во имя будущности наших братьев и сестер.
– Наш шах этого никогда не простит! – вскинулся Буньяд-бей.
– Мы подданные его. Но и шах – подданный Бога.
– Не Бога, а Аллаха… – поправил друг.
– Я же сказал: Господь – един! И Он воздаст всем по заслугам и делам…
– Аминь! – сказал венецианец и перекрестился по-католически.
Воцарилось тягостное молчание. Двое оставались сидеть. Один Буньяд-бей время от времени подходил к окну и подолгу взирал на чужой город, чужое небо, будто искал ответа на свои сомнения.
В это время в раскрытое окно влетел голубь и сел на письменный стол… Это было похоже на знамение. Или чудо.
Уж не подстроил ли это сам Орудж-бей, подговорив слуг?..
Все застыли в изумлении.
Орудж-бей воодушевлено воскликнул:
– Лучшей доброй приметы не может быть, друг мой! Это душа одного из апостолов обернулась голубем и слетела на землю!
Буньяд-бей не нашелся, что сказать. Голубь некоторое время растерянно поозирался на них, вертя маленькой головкой, косясь красными бусинками глаз, будто изучал. Затем так же неожиданно упорхнул.
– Унес Христу благую весть! – заключил Орудж-бей.
– Ибо увидел на лице твоем озарение. И частица света Иисуса проникла в душу твою.
Буньяд-бей уставился на свою ладонь, будто искал на ней «стигматы»[42]... Или, на манер хиромантов, пытался прочесть по линиям свою судьбу.
– Я должен поразмыслить, – пробормотал он.
Друзья, удрученные, покинули его. Наутро он сам пожаловал к Орудж-бею и изъявил свое решение.
– Я видел во сне Его…
– Кого?
– Голубя. Он мне передал благую весть. Меня ждут… там…
Орудж-бей просиял, и они не мешкая, пришли к дону Кристобалю и поведали о вещем сне. Вице-король поздравил их и представил им экипаж для поездки в Вальядолид. Приехав в столицу Испании, они посетили дворец Пиментель, и Орудж-бей рассказал маркизу Веладе о цели визита и желании свидеться с корольем. Просьбу уважили. Филипп Третий принял их не в тронном зале, а в рабочем кабинете, в белой мантии, с красным шарфом на шее и в красных чулках, на ногах будничные башмаки. Тут же была и донья Луиза в синей блузе и желтой юбке, одарившая своего «кортеху» лучезарной улыбкой.
А королева-«мадама» в эту пору находилась, по словам его величества, в Эскориале; «крестной» Орудж-бея нездоровилось; при всем при этом королева решила там позировать дону Диего, пишущему ее портрет. Вероятно, это обстоятельство весьма угнетало герцогиню, и она с нетерпением ожидала окончания сеансов.
На тумбочке стояли всевозможные напитки и фрукты. Должно быть, его величество не скучал в обществе доньи Луизы.
Орудж-бей, вступив в кабинет, поцеловал руку и подол мантии короля, то же проделал его спутник.
Не забыли поклониться герцогине; та подошла и подала руку, к которой галантные визитеры приложили уста.
Рука короля пахла вином, а ручки герцогини молоком.
– Ваше королевское величество, – начал Орудж-бей, – с большой радостью имею честь сообщить вам, что привел к вам вместо чада моего друга верного… ваш покорный слуга Буньяд-бей также пожелал обратиться в католичество и чает вашего дозволения и благословения.
– О, Фелипе! Какая прекрасная новость! – опередила короля герцогиня Луиза, тронув его руку.
– Воистину велика милость господа Бога, – произнес Филипп Третий. – Он справедлив, и душа Его всеохватна. Я вверяю вас дону Альваро. Ступайте к нему и сообщите, что еще один сын Адама вернулся на путь истинный.
На другой день они пришли в королевскую церковь. Там был и сам король, и донья Луиза.
Церемония освящения Буньяд-бея святой водой прошла без заминок. Венецианец Николас Клавель основательно посвятил его в особенности ритуала.
Крестным отцом новообращенного стал Филипп Третий, а крестной матерью – герцогиня Луиза. Кызылбаша нарекли христианским испанским именем – дон Диего…
После церемонии король стал собираться в путь – в Эскориал; он хотел посмотреть портрет Маргариты и увидеть свое будущее чадо, которое в скором времени должно было осчастливить родителей. Королева, несмотря на состояние здоровья, пожелала стать первой в истории Испании августейшей супругой, запечатленной на портрете. Она говорила своим подругам не без сарказма: «Мне нравится беременность, так как я испытываю отвращение к мужчинам».
Перед отъездом король милостиво назначил кызылбашам-морискам пенсию в размере 1200 крон, предоставил комнату в своем дворце и выделил деньги для строительства жилья для них. Этот щедрый жест короля окрылил подопечных, и они, позабыв о своих горестях, зажили безмятежной жизнью, как бывает в сказках.
Орудж-бей сложив ладони и приложив к груди, говорил:
– Благодарение Господу Богу, сподобившего нас милостью и указавшего нам путь истинный. Благодарствуем Вашему Королевскому Величеству за то, что вы приняли нас под свое крыло, под сень флага Испанского королевства. Мы восхищены безмерной щедростью Вашего Королевского Величества! Молимся Вам и Господу! Как говорится в Священном писании: «Все принадлежит Господу, и все в воле Господней!»
* * *
В Мадрид мы прибыли к полудню. До сиесты оставалось часа полтора. Погода выдалась пасмурная, – быть дождю. Хотя в это время года дождь в Мадриде – редкость.
Со станции Соль мы направились прямиком в Национальный архив. Доехали на такси до центральной площади. Статуя Филиппа Третьего на сей раз не
