Он сильно переживал за этот проект, потому и на кухню прибегал, чтоб дополнить инструктаж, на всякий случай девицу с почты отшил своим иезуитским способом и по стремянке в кабину залез, чтоб благословить, и схлопотал пилоткой по морде, которую сейчас простил, не раздумывая.
Но не прошло, не пролезло, и он теперь становился козлом отпущения. Не вернись Шабанов с кольцом — путь Заховаю в очередь на бирже безработных. С маленькой пенсией, без выходного пособия, с тремя женщинами на руках…
— Жалко мне тебя, — вслух подумал Герман.
— А ты себя пожалей! — отпарировал особист, словно угадав ход его размышлений. — Если как школьник у доски будешь твердить — не знаю, — представляешь, что с тобой будет?
— Я взлетел с базы в Алтупе и через пять минут обнаружил, что сбился с курса, — добровольно признался Шабанов. — Причем, круто, на сто восемьдесят.
— Ну?! — поторопил он, внутреннее почти ликуя. — Дальше?..
— Встал на курс. Трижды потом сверялся по спутнику — все было в норме. А на Гуйсан не вышел…
— Тебя обнаружили? Сбили? — ухватился Заховай, и сразу стало ясно, куда он клонит.
— Нет, кончилось топливо, упал возле хребта Дангралас.
— Какая же причина? Почему сбился с курса? В это трудно поверить, чтоб опытный пилот, налетавший столько часов и вдруг сбился! И спутник подвел!..
— «Принцесса» — это такое дерьмо! — сказал Шабанов и поймал себя за язык, поскольку чуть не выпалил окончание своей мысли — по сравнению с тем, что я видел…
— Так все-таки «Принцесса»! — клещами вцепился и возрадовался особист. — Я так и думал!
— А что же еще? — потрафил он Заховаю. — Другой причины нет.
Замысел его становился ясным — перевалить неудачу с перегоном машин на конструкторов, на несовершенство прибора, и теперь каждое сказанное слово против «Принцессы» будет ему спасительным словом. Пусть это даже не так, или не совсем так, и прибор невидимости нормальный, но пока разберутся, пройдет год, а там, глядишь, все забудется…
— Она что, каким-то образом воздействовала на систему ориентации самолета? — подсказал он ход. — На компас? На бортовой компьютер?
Шабанову вдруг стало жаль валить все на электронную, но все-таки женщину.
— Я бы так не сказал…
— Но тогда что? Что?
— Сам прибор работал исправно, меня не обнаружили на границах. Скорее, несогласованность «Принцессы» и бортовых систем, — осторожно предположил он, зная, что проверить ничего теперь невозможно. — На языке электронщиков это называется вроде бы конфликтом систем или программ. Когда они вступают в противоречие между собой…
Именно этими словами Заховай будет отбиваться от комиссии…
— Так! — он положил бумагу перед Шабановым, достал свою ручку. — Пиши рапорт, на мое имя! Свои выводы, заключения… И отдыхай!
Герман едва написал «шапку», как оживившийся особист снова затосковал: нервы на тайной работе пообтрепались у него основательно, не мог скрывать своих чувств, а значит, дисквалифицировался.
Но одновременно стал более человечным…
Он с трудом выдержал десять минут.
— Но все-таки, капитан, где ты упал? Хотя бы примерно! Где искать обломки? — и почти трагично добавил, — и как ты выбрался?
— Пришел пешком…
— Да кто в это поверит? Ты же не в ППН упал, чтоб пешочком прийти! Мы облетали всю территорию до монгольской границы! Спутник не может найти обломки! Радиомаяк-то должен работать. Не мог же и он разбиться!
— Я на самом деле пришел пешком, — Шабанов отложил ручку.
— Что, от места падения? От места приземления?
— Практически, да…
— Тогда ты должен знать, где упал самолет!
— У хребта Дангралас.
— Что ты со своим Данграласом! — вскипел, но сразу же и остыл особист. — Нет его, не существует.
— Тогда не знаю…
Заховай сунул руку в нишу стола, загремел там пустыми бутылками — пил неделю от расстройства! — достал початую с сучковским самопалом. Шабанову налил щедро, по рубчик, себе лишь обозначил, замочив дно стакана.
— Герман, давай за возвращение. И за здоровье. Боюсь, сердце остановится.
— Не хочу, товарищ подполковник, — откровенно сказал тот. — Меня с этой заразы воротит. Коньяку бы выпил. И вам для сердца лучше.
Особист на минуту удалился за дверь, и вернувшись, сообщил:
— Сейчас принесут коньяк. Молдавский «Белый аист» пойдет?
В тот миг пришла шальная мысль: если Заховаю удастся выкрутиться из сложного положения, он представление напишет на орден. Или на медаль. Не за подвиг — из одних только благодарных чувств, за последнюю неделю он сильно сдал…
Даже в нос перестал говорить…
Коньяк принесли через три минуты.
Особист заховал стаканы с водкой в стол, достал чистые рюмки и налил обе до краев.
— За здоровье, — поднял тост. — У тебя как? Все при всем? Или жалобы есть?
— Все при всем, — Шабанов выпил.
— Тогда должен знать, где упал. Хотя бы примерно. Только отстань со своим хребтом.
— Не знаю…
— Пойми, Герман. Кольца от прибора маловато, нужны «черные ящики». Запись показаний приборов, подтверждение твоим заключениям. Чтоб сделать выводы.
— Это я понимаю.
— Ты катапультировался, сел… Что дальше? Собрал парашют и пошел в Пикулино?
— Примерно так.
— Но ты же трезвый шел. И с головой у тебя все было в порядке, вот первоначальное заключение нашей санчасти. Должен запомнить дорогу, направление. Не мог не запомнить!
— Все было как во сне.
— Ладно. Давай рассуждать, — предложил Заховай и налил еще одну рюмку. — Ты приземлился на нашей территории. Если бы не на нашей, то через неделю уж никак бы не заявился. Тем более, пешком, верно?
— Верно.
— Идем дальше. После дозаправки в Алтупе топлива у тебя должно было хватить… — он снова подошел к карте, — максимум на две с половиной тысячи километров. Отбиваем северную границу дальности полета. Это примерно по линии Кежма — Витим — Тяня. Восточная: Тоора-Хем — Бородино — Тасеево. И западная: Борзя — Букачача — Чара. Выйти из этого квадрата ты не мог. При условии, если упал на территории России.
— Не мог…
— И пешком прийти за неделю никак не мог.
— Разумеется…
— Территории Китая и Монголии исключаются. Ты же не переходил границ?
— Вроде бы не переходил.
— Значит, катастрофа произошла на нашей территории. Так на чем же добирался?
— На летающей тарелке, больше не на чем.
— Шутки будут после того, как уедет комиссия, — предупредил Заховай. — Причем удовлетворенная уедет.
— Как иначе объяснить?
— Постарайся!
— Хорошо, на летающей тыкве. Спелой такой, желтой… Устраивает?
— Капитан, не надо ля-ля. Давай серьезно.
— Если серьезно — не знаю.
Особист спрятал коньяк в стол, едва скрывая отчаяние, несколько минут стоял у карты, но не смотрел в нее — думал.
— Судя по парашюту, ты завесился на деревьях, — вдруг сказал он. — Объясни, зачем тебе понадобилось снимать купол? Это же знак, по которому тебя довольно легко обнаружить. А ты снял… Зачем?
— Не знал, на чьей территории упал, — Шабанов понюхал пустую рюмку. — Действовал по инструкции.
— Добро… А за каким хреном тащил его на себе столько верст? Мог бы закопать, спрятать…
— Комары заели! Да и спать на земле холодно.
— Зачем ты взял его с собой, когда уходил из дома?
— По привычке, наверное…
— А почему подвесную систему отрезал только в своей квартире? Столько тащил лишний груз! Жалко было?
— В общем-то, да…
— Самолет не жалко, «Принцессы» не жалко — парашют пожалел?
— Выходит, так.
— Не так выходит, Шабанов! Все не так! Почему ликвидировал секретный прибор?
— Все по инструкции, — отпарировал он. — Предполагал, нахожусь на территории чужого государства.
— Была явная угроза?
— Гнались какие-то люди…
— Годится. Зачем портить парашют в своей квартире? — Заховай становился циничнее и все надежды на орден или медаль рушились.
— По пьянке. Видели на кухне бутылки?.. Ну и со злости.
— И это годится, — он открыл шабановскую планшетку, лежащую на столе. — Откуда у тебя такой документ?
Особист выложил удостоверение личности японского солдата.
— Нашел в землянке. От хозяина остался скелет, прикрытый тигровой шкурой. Еще винтовка и самурайский меч.
— Чем прикрытый?
Это был ляп — про шкуру…
— Ну, каким-то мехом, — поправился Герман. — Показалось, тигровым. Лет-то сколько прошло!
— Лет прошло много, — заключил мастер тайных дел. — А живые люди тебе встречались? Пройдено-то было много, и не совсем уж по пустынным местам.
Ответ ему был не важен, Заховай что-то задумал и теперь тщательно прокручивал в голове.
— Гнались какие-то люди в черной униформе, — не совсем убедительно ответил Шабанов. — Потом в камуфле…
