изрытым оврагами поле – они мне вряд ли помогут.
Наконец, царские войска начали выстраиваться на околице деревни. Я взял подзорную трубу, начал разглядывать порядки. Вперед Кар выдвинул пятнадцать пушек и те вступили в перестрелку с моей артиллерией. Особого толка в этой дуэли я не видел. Ядра не рикошетировали от земли, просто исчезали в снегу. Ущерба не было ни с нашей стороны, ни со стороны противника.
Кар выстроился тоже поротно, но в более глубоких порядках. Численность его войск я оценил тысячи в три человек. Конницу, как и я, генерал расположил по флангам.
Опять запели трубы, забили барабаны, императорские войска двинулись вперед. То тут, то там ядра все-таки достигали порядков – появились первые убитые. Кар явно нацелился на правую высоту. Сначала всеми силами выбьет нас откуда, потом навалится на левую сопку.
Я вскочил на коня. Вместе с Никитиным и близнецами подскакал к нашей линии. Осадил лошадь. Достал рупор из бересты, что твороговы сделали мне по дороге. Приложил ко рту.
– Нынче рождается новая Россея – закричал я солдатам во все горло – Здеся, у Юзеевой вы стоите не за меня. И не за мой престол, украденный немкой. Вы стоите за себя. За свою волю и землю. За своих детей и женок!
Бывшие крестьяне слушали меня внимательно, задние ряды напирали на передние, вытягивали головы. Лица офицеров были мрачные, зато бывшие казаки в ротах выглядели воодушевленно.
Закончил я ударно. «С нами Бог!». Солдаты, те, которые из оренбургского гарнизона, закричали «ура», те, которые из крестьян – «за царя!».
После накачки, я отъехал за порядки, поднялся на небольшой взгорок. Кар наступал и был уже метрах в трехстах. Ядра начали попадать, пробивая в порядках генерала целые просеки. Но в целом, ущерб от обстрела был меньше, чем я ожидал.
Подуров принялся отдавать команды. Наш левый фланг он выдвинул вперед, чтобы парировать всем фронтом удар Кара, конница, собранная в один кулак, встала еще левее. Двести метров. Я замечаю, что позади порядков правительственных войск начинаются сшибки всадников. Калмыки и татары обстреливают дворян из луков, те отвечают из пистолетов. Верные правительству казаки ударили в пики, калмыки с татарами заколебались. Овчинников замахал рукой, зазвучала наша труба. Яицкие казаки огибая порядки Кара поскакали к Юзеевой, артиллерия Кара перенесла на них огонь. Я вижу, как ядра выбивают наших всадников, но те успевают врубиться в порядки дворян.
– Чумаков! – ору со взгорка в сторону сопок – Огонь по вражеской батарее!
Услышали? Или нет? Один из близнецов посыльным мчится не левый холм, другой – на правый.
Федор, наконец, пристреливается. Разбивает одно орудие Кара, другое. У нас – единороги. И они мощнее, дальнобойнее.
Сто пятьдесят метров.
– Ружья взять! Открыть полки – офицеры моих полков начали махать шпагами – Сыпь порох на полки…
Солдаты принялись торопливо заряжать мушкеты. Сто метров.
– Закрой полки… Оберни ружье к заряду!
Сто шагов. Почему так поздно начали заряжать?
– Достать заряд из лядунки!
Двадцать зарядов у рядового в патронной сумке.
– Заряд в ствол!
Каровские тоже не стреляют, чеканят шаг. В снегу это выглядит смешно.
– Шомполы в стволы! Шомполы из стволов.
Восемьдесят шагов.
– Поднимай мушкеты, целься!
Каровские тоже поднимают.
– Прикладывайся, пли!
Раздался сдвоенный залп. Обе линии – наша и вражеская – окутались дымом. С обеих сторон начали падать солдаты. Каровские сдвинули ряды, наши тоже, но с задержкой. С сопок картечью жахнули пушки. В рядах правительственных полков появились огромные бреши. Но это не остановило врага. Зеленые кафтаны прибавили шаг, сделали еще один залп. Раньше нас. Мы ответили, но с опозданием. Пятьдесят шагов, сорок. Наши ряды заколебались.
Я слышу как Подуров кричит:
– Примкнуть штыки! Держись, не робей.
Неужели дойдет до рукопашной? Я проверил пистолеты, достал саблю, убрал. Если будет штыковая, нам конец. За три недели солдата не выучить.
Спас всех Овчинников. Вместе с Уразовым разбив дворян, яицкие казаки сбили бомбардиров с батареи у Юзеевой и развернулись в нечто подобное лавы. Земля задрожала, правительственные солдаты начали оборачиваться. Неровное поле было уже основательно утоптано, всадники начали быстро нагонять каровские порядки. Генерал занервничал, повернул последнюю линию, принялся выстраивать карэ. Но было поздно.
– Вперед! – Подуров взмахнул саблей, увлек солдат за собой. Двадцать метров, десять. Последний залп, столкновение. Вой, крики, утробный рык.
Порядки правительственных войск смешались, побежали. Шапки и треуголки с красными лоскутами затопили поле, добивая остатки зеленых кафтанов.
– Победа!
Первым прискакал весело скалящийся Чика-Зарубин. За ним тяжело дышащий Овчинников с окровавленной саблей в руках. Вдруг из толпы татар и киргизов, клубящихся на поле боя, вынырнул Салават Юлаева. Молодой парень правил лошадью ногами. В правой руке у него была шикарная треуголка с золотым шитьем, в левой… человеческая голова. Мужчина с распахнутыми глазами и заляпанным кровью лицом.
– Бачка-государь! – башкир подскакал к нашему отряду, размахивая за волосы этой страшной частью тела – Смотри, смотри! Енерал Кар.
Меня чуть не вырвало. Лишь большим усилием я смог сохранить невозмутимый вид.
* * *
Солдаты мародерствовали, раздевали трупы каровских солдат. Башкиры с татарами освежевывали туши убитых лошадей. Я же разглядывал Шванвича. Толстенький, с небольшими усиками на плохо выбритом лице, с проплешиной на голове. И вот этого прапорщика Пушкин сделал Швабриным в Капитанской дочке?? Я смотрел и не мог понять. Ничего инфернального в Шваниче не было. Да, сам перешел на сторону Пугачева. Был арестован и осуждён «к шельмованию и лишению дворянства». Хотя грозила ему «вышка». Но по лицу видно, что слабый человек, приспособленец.
– Значит, Михаил Александрович, вы готовы мне добровольно присягнуть, написать отказное письмо? – я посмотрел в водянистые глаза мужчины.
– Да, государь – прапорщик поклонился, остальные офицеры, что стояли под охраной казаков дико посмотрели на сослуживца. Ведь даже не пришлось никого вешать, а Шванвич уже выразил желание служить «истинному императору».
– Прапорщик! – высокий, раненый в плечо поручик дернул прапорщика за руку – Как можно? Позор же.
Офицеры закивали. Среди них был пожилой генерал-майор Фрейман, длинноносый, в окровавленных буклях, полковник Чернышев, еще с десяток поручиков, подпоручиков и майоров.
– Господа! – Шванвич обернулся к сослуживцам – Вы же все сами видели. Здесь, на окраине империи появилась настоящая сила, истинную природу которой нам только придется осмыслить. Да, дикая, необузданная, но требуемая нашему разложившемуся, прогнившему обществу. Посмотрите как мы живем! Балы, пьянки, разврат… Всеми в Питере заправляют фавориты да немцы. Магнус Юрьевич, пардон за откровенность…
– Я Федор Юрьевич! – мрачно откликнулся генерал-майор – И я не есть из Пруссии, а из Лифляндии! Прошу запомнить.
– Эй, дворянчики! – к
