Порой я немного завидую его свободе от условностей. Клал он огромный болт на чужое мнение и общепринятые постулаты.
– Погнали.
Отбросив думки, я соглашаюсь, падая на пассажирское сидение, и радуюсь, что Богдан врубает радио. Ритмичный бит заполняет салон и позволяет накапливать внутренние резервы, необходимые для грядущего апокалипсиса.
А он обязательно наступит, ведь едем мы во владения Николая Ильича.
Паркуем машину неподалеку от входа в пафосное здание, пересекаем роскошное фойе и поднимаемся на последний этаж, ненадолго задерживаясь в приемной.
– Здравствуй, Марина. Это со мной.
Кивнув на Багирова, я приветствую Вершининскую секретаршу и без каких-либо препятствий вплываю в громадный кабинет с панорамными окнами и круглым столом посередине. Слышу шаги Богдана за спиной. Практически сразу натыкаюсь на моего пока еще тестя.
– Здравствуйте, Николай Ильич.
– Здравствуй, сынок. Рад видеть.
Протянутую мне руку не пожимаю. С подозрением кошусь на зависшую в воздухе конечность и не сразу допираю до причин подобного потепления.
– Хорошо, что ты заехал. Ты же пока отца подменять будешь? А у нас тут кое-какие перестановки наметились. Дарья теперь будет вести проекты вместе с тобой.
Не поворачиваюсь. Боковым зрением фиксирую какое-то шевеление на периферии и давлюсь застревающим в горле смешком. Ударившаяся в барабанные перепонки фраза настолько абсурдна, что я скорее могу поверить в то, что переместился в параллельную реальность или угодил в кроличью нору.
Но из-под стола не выскакивает Безумный Шляпник. Из шкафа не выпрыгивает Червонная Королева. А на люстре не висит Чеширский Кот.
Так что я длинно выдыхаю и подвожу черту под давно изжившим себя сотрудничеством.
– Не будет никаких совместных проектов. Я продаю принадлежащую отцу долю.
Бам!
Фантомный взрыв оглушает. Или это мне кажется, что из окружающего пространства выкачивают все звуки. И теперь тесть шевелит губами, не в силах выдавить ни единого слова.
Я же пережидаю пару секунд и насмешливо выгибаю бровь.
– Вы, конечно, можете воспользоваться правом преимущественной покупки…
– Но у меня нет денег, чтобы приобрести долю по ее реальной стоимости. А по номинальной ты же ее не отдашь?
– Не отдам, конечно. В общем, через месяц в фирму вместо моего отца войдет Богдан.
– И мы начнем с аудита. Который наверняка выявит манипуляции с дивидендами. Не так ли, Николай Ильич.
Багиров вклинивается в беседу с грацией танка, бьет прямо в цель и заставляет Вершинина стремительно багроветь и неуклюже распутывать узел тонкого серо-стального галстука. Дарья перестает изображать каменное изваяние, поднимается на ноги и направляется к столу, чтобы схватить дрожащими пальцами графин. Проливает воду на разложенные веером бумажки, чертыхается, подносит стакан отцу.
Я же отстраненно наблюдаю за ее неловкими перебежками. Удивительно, но не испытываю больше ехидного торжества. Только мечтаю поскорее разорвать связи и перевернуть исписанную вкривь и вкось страницу.
– У вас есть еще один вариант. Я могу купить и вашу долю. Во-о-от за такую сумму.
Продолжающий напирать Богдан. Выразительное покашливание. Росчерк перьевой ручки. И глаза Николая Ильича, выкатывающиеся из орбит.
– За ско-о-олько?
Грохочет он и неуверенно отступает, опадая в кресло. Ставит стакан прямо на пол. Впивается ровными ногтями в подлокотники. И часто-часто дышит, как будто готовится поймать инфаркт.
– Больше вам никто не даст. Москва – огромная деревня. Слухи разносятся быстро. Никто и рубля не заплатит, если узнает, как обстоят ваши дела.
– В общем, у вас тридцать дней, чтобы принять решение. До свидания.
Не обманываясь роскошной обстановкой, которая в реале лишь жалкий пшик, мы выскальзываем с Богданом из кабинета и неторопливо устремляемся к лифтам. Ничего не обсуждаем, опасаясь чужих ушей, и тормозим синхронно, когда звонкий окрик разрезает простирающуюся между нами тишину.
– Никита!
Это Дарья бежит следом за нами на своих неудобных каблуках. Влетает мне в спину. Обвивает руками талию, прежде, чем я успеваю что-то сообразить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Кхм. Пожалуй, я внизу подожду.
Тактично сваливает Багиров, хоть и не обладает деликатностью в принципе. Я же апатично отлепляю от себя женские холеные руки, шагаю вперед и только потом оборачиваюсь, убеждаясь, что разделяющая нас с Дарьей дистанция меня вполне устраивает.
– Никита, это было непорядочно. Притащил сюда какого-то гопника…
– Если Богдан не упакован в классический костюм, это не значит, что он гопник. У него бабла в разы больше, чем у всей твоей семьи. Мозгов, кстати, тоже.
– Не важно. Папе пришлось таблетки пить. У него здоровое сердце, но все-таки возраст. А если с ним что-то случится, Никита? Это будет твоя вина!
Разгорячившись, выпаливает Дарья, а я прокатываюсь отстраненным взглядом по линии ее подбородка и понимаю, что прохавал подобный сценарий в стольких вариациях, что выработал к нему иммунитет.
Совесть спит беспробудным сном. Жалость похоронили за плинтусом. Ни одну клеточку моего тела не тянет утешать распинающуюся передо мной девушку.
– Прекрати мной манипулировать, Даш. Это больше не работает.
Чеканю жестко и ухожу, пока бывшая супруга не стряхнула сковавшее ее оцепенение и не бросилась придумывать сотню причин, по которым я должен остаться. Остервенело вдавливаю кнопку на приборной панели лифта и повторяю спасительную мантру.
Дома меня ждет Митя, которому я обещал мороженое и комикс про летучую мышь. Дома меня ждет Кира, которой я обещал сюрприз. Дома…
Глава 28
Кира
– Мам, а папа скоро приедет?
Митя крутится рядом со мной и то и дело норовит стащить из тарелки сыр, который я нарезаю тоненькими пластами. Смотрит на меня так восторженно, что в горле встает плотный ком.
Кажется, ему эта ситуация дается проще, чем нам. Он принимает Никиту безоговорочно, как способны только дети. Без лишних вопросов. Без раздирающих душу сомнений.
– Скоро, мой хороший.
Я убираю нож в сторону, вытираю руки и бережно поглаживаю медвежонка по спине. Как никогда нуждаюсь в прикосновениях. Они успокаивают. Умиротворяют. Вселяют веру в лучшее.
В то, что вместе мы сможем все. Исправим прошлое. Построим семью. Нарисуем такое будущее, какое хочется нам троим.
– Здорово!
Восклицает Митя и замирает. Из коридора доносится трель дверного звонка, и мой взрослый сынишка срывается с места. Первым бежит встречать папу, справляется с замком и повисает на шее у слегка опешившего Лебедева, не обращая внимания на пакеты у него в руках.
Трется носом о Никитин подбородок и звонко смеется. Это Никита рассказывает ему какую-то шутку. Я не слышу. Волна теплоты накрывает с головой и забивает ватой уши.
Сглатываю судорожно. И выталкиваю из себя робкое.
– Привет.
– Привет, Кира. Поможешь?
– Конечно.
Отклеиваюсь от пола и принимаю у Никиты один из пакетов. Не ворчу, что опять скупил полмагазина – бесполезно. Раскладываю продукты по полкам в холодильнике, попутно различая звук льющейся воды.
Все это настолько естественно, что немного страшно.
– Ужинать будешь?
– Да. Проголодался, как волк.
Улыбается Лебедев, и я расплываюсь в ответной улыбке. Смотрю, как он опустошает тарелку, уплетая куриные рулетики со спагетти, и радуюсь, что Митя следует его примеру. Не оставляет ни единой крошки.
Значит, я не зря старалась. Значит, вкусно.
– Все очень вкусно. Спасибо.
Лебедев промокает губы салфеткой, откликаясь на мои мысли, и помогает сгрузить посуду в раковину. Действует непринужденно, как будто это для него в порядке вещей, и вооружается полотенцем.
Вдвоем заканчиваем, конечно, быстрее. По заведенной традиции перемещаемся в Митину комнату и укладываемся на кровать. Болтаем обо всяких мелочах, но больше слушаем медвежонка.
