Юноша прождал несколько минут – ничего. Или за проклятиями заключенного нужные слова попросту затерялись, или шаман, прикованный к месту неслыханным доселе словесным фейерверком, потерял дар речи. Впрочем, могло случиться и вовсе неожиданное и непредсказуемое. Ких прислушался к замершему под его руками узнику и вдруг с ужасом понял, что тот не дышит. И, уже не помышляя ни о каких условных сигналах, он прижал к себе обвисшее невесомое тело и прыгнул в колодец, проходя через магическое ничто.
И в тот же миг почувствовал под собой шелестящую сухость осенней травы. Он еще бережно опускал свою ношу, а к нему из разом открывшихся люков уже спрыгивали оставшиеся на корабле дружинники. Тяжело и неумело вывалился оттуда и Лронг – перед ним расступились, и он, опустившись рядом с недвижным телом, с бесконечной нежностью принялся распутывать седые пряди, совершенно скрывавшие лицо бывшего узника, и отводить их назад. Лицо, понемногу открывавшееся, поражало тем сочетанием мудрости, значимости и, несмотря на предельную истощенность, безграничного могущества, которое скорее было свойственно легендарным рыцарям, чем реальным людям.
Что-то мягкое и шелковистое ткнулось под локоть Лронгу – Травяной рыцарь поднял руку, и из-под нее высунулась рыжекудрая головка Таиры и ее ладошки, сложенные лодочкой, полные свежей воды. Первые же прохладные капли подействовали на неподвижное лицо как сказочная животворная влага: выпуклые веки дрогнули, сухая трещина рта разошлась с хриплым вздохом, и пронзительные, совсем не старческие глаза уставились в неизбывно вечернее небо.
Не глядя на сына, а узнавая его каким-то неведомым чутьем, старый рыцарь поднял руку и легко коснулся травяной накидки. Это не было жестом слепца или безмолвной просьбой немого – нет, это было благословение. Потом рука опустилась, но глаза еще долго-долго и неотрывно глядели на шафрановые лепестки облаков, уносящихся к невидимому для него городу.
– Слишком много света, – прошептал старый рыцарь Рахихорд, и глаза его, переполненные золотым сиянием, закрылись.
Он умер.
Таира зажала рот мокрыми еще ладошками, чтобы не разрыдаться во весь голос, вынырнула из-под Лронговой руки и, так же безошибочно, не глядя, найдя голубой плащ Скюза, уткнулась в него и впервые за все эти дни совсем по-детски расплакалась. Ошеломленный этим простым и естественным порывом, юноша не смел шевельнуться, скованный ледяным взглядом принцессы. О чем думала она, стоя над телом незнакомого ей тихрианина? Никто не дерзнул бы не то что спросить об этом – даже мысленно попытаться заглянуть в пасмурное сонмище ее дум.
А между тем перед ее глазами стоял, как живой, Гаррэль, мальчик-паж, любивший ее до самозабвения, но ни единым жестом, ни даже взмахом ресниц не позволявший себе обнаружить свои чувства. Неписаный закон звездной дружины Асмура требовал от всех ее членов сдержанности, доходившей до аскетизма, и если на родном Джаспере все – или почти все – юные воины уже занесли на свой счет немало побед, коими могли бы похвастаться в тесном мужском кругу, то теперь, снова ступив на прозрачный пол звездного корабля, они должны были бы вернуться в жесткие рамки отрешенности от любых чувств, кроме воинского долга и беспредельной преданности своей повелительнице, своему командору.
И вот теперь эта непрошеная пигалица, рыжий смазливый воробей, которую проклятые крэги непостижимым образом связали с ее собственной судьбой, поломала все жесткие и, Как оказалось, такие непрочные ограждения, отделявшие ее воинов от всех соблазнов Вселенной. Как будто проявляя лишь гостеприимство и заботу о младшем товарище, они с момента ее появления не спускали с незваной гостьи влюбленных взглядов; и даже сейчас, когда мудрейший и опытнейший из тихриан, на кого она надеялась как на самого надежного советчика в своих поисках, лежит у их ног, безвозвратно теряя теплоту жизни, они глядят не на него – на счастливчика Скюза, одаренного благосклонностью этой юной гурии.
Мона Сэниа вдруг поймала себя на том, что если бы не безмолвная скорбь Лронга, то молчание, повисшее над тесным кружком джасперян, можно было бы счесть двусмысленным. Хотя – почему? Любой посторонний усмотрел бы в ее остановившемся взгляде, в ее сжатых до посинения губах только неистовую ревность преждевременно постаревшей, потерявшей былую красоту женщины к юной, еще не ведающей до конца силы своего очарования спутнице.
Лицо принцессы исказилось мрачной усмешкой. Ревность. Как бы не так! Если бы кто-то мог предположить, как мало волновало ее внимание окружающих к собственной внешности! Потеряв своего Юрга, она потеряла так много, что не думала уже о мизерных крохах почитания и восхищения, которыми одаривали ее в прежнем походе верные ее воины. Нет, негодуя на каждый взгляд, брошенный ими в чужую сторону, она цепенела от яростной мысли, что вот эта секунда отнята от поисков ее малыша, ее Юхани. Если бы не дикий, необъяснимый приказ крэгов – заслужить возвращения сына вместе, она давно уже вышвырнула бы эту девчонку вкупе с ее чудовищной птицей обратно на окаянный остров, на котором осталась половина ее собственной жизни.
Она прикрыла глаза, подыскивая слова, которыми можно было бы, не выдавая гнева, отослать Скюза вместе с девчонкой на корабль, по в этот миг Травяной рыцарь поднял голову.
– Благодарю тебя за твои слезы/дитя, – проговорил он, обращаясь к Таире, – но теперь пусть твое золотое сердечко отдохнет от горя, которое ты разделила со мной. Рыцарь, уведи ее.
И Скюз, ни секунды не колеблясь, словно он получил королевский приказ, поднял на руки и понес к кораблю – нет, не в командорский шатер, а в свой маленький уютный кораблик, один из восьми, опоясывавших центральный огромный кокон гирляндой чуть приплюснутых шаров.
– Прими и мое сочувствие, Лронг, – как можно мягче проговорила наконец принцесса. – Если хочешь, я перенесу тебя вместе с телом покойного рыцаря прямо в анделахаллу, в которой мы с тобой побывали.
– Благодарю, – сдержанно поклонился Лронг, – но не сейчас. Прежде всего я должен найти траву-нетленннк. А ты пока можешь помолиться над телом моего отца.
– А кому я должна молиться?
– Молиться можно только солнцу, – несколько удивленно отвечал Травяной рыцарь.
Все взгляды невольно обратились к чуть подернутому вечной закатной дымкой неподвижному светилу, и в тот же миг Ких, спохватившись, ойкнул и ударил себя по лбу:
– Мы же забыли про сибилло!
Лронг покачал головой:
– Тогда поторопись – он лукав и мстителен.
– Флейж, сопровождай его! – велела принцесса.
Ких обхватил своего товарища за плечи, рванулся вперед – и в следующий миг они уже стояли под щелястым навесом тюремного двора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
