Потом по его барабанным перепонкам ударил шквал оглушительных звуков, сотрясших низкое помещение трактира. Он прищурился, чтобы хоть что-то разглядеть. Двое стегов-мужчин катались по полу, азартно молотя друг дружку. Он сделал попытку встать и был немедленно сбит с ног и загнан за баррикаду — перевернутый стол.
В переполненном трактире творилось светопреставление: глухие удары, истошный визг, невыносимо высокие голоса стегов. Все это сопровождал еще какой-то звук, неожиданно низкий и оттого зловещий, — у Риса волосы встали дыбом.
Он снова попытался привстать, но попытке воспрепятствовало само помещение, резко покосившееся, отчего Рис потерял опору под ногами. В ноздри ударил омерзительный запах — то ли разлагающейся плоти, то ли гниющих грибов. В мозгу возникла картина совокупления в аду. Он с трудом удержался, чтобы не расстаться со съеденным за вечер.
От удара в спину он рухнул на колени, потом плюхнулся на живот и завозился, чтобы избавиться от придавившей тяжести. Молодой рыхлый стег, совершенно бесформенный в нескольких слоях зловонных тряпок, заменявших этим созданиям одежду, бросил на него испуганный взгляд и поспешно отполз. Рис сел. Пустая голова раскалывалась от боли.
Потолок трактира уже лизали языки пламени. От едкого дыма, наполнившего легкие, Рис надолго закашлялся. Кашель перешел в неукротимую рвоту.
— Говорун… — Приставучий абориген коснулся его окровавленной клешней. — Говорун! Опасность!
Звуки стегского языка походили на птичий щебет. Разобраться в этих трелях и пощелкивании было трудно и на свежую голову, а сейчас — и вовсе невозможно. Хорошо, если он улавливал единственное словечко из целой очереди.
Он зажмурился от жгучего дыма. Визг вокруг был таким невыносимым, что хотелось заткнуть уши. «Наверное, я сейчас умру», — пронеслось в голове.
Если здесь и было преувеличение, то небольшое. Не сейчас, так завтра, самое позднее — через месяц… Он чувствовал, что все слабее сопротивляется подползающей смерти. Зит уже сжимал его сердце гибельной хваткой. Перед мысленным взором мелькнула на миг, чтобы тотчас исчезнуть, пленительная картина: изумрудные холмы, сапфировое озеро. Если он не избавится от пагубной привычки, то не доживет до встречи с Землей.
Потом раздался удар, предназначенный ему, скрежет, стук, звон — это его волокли через опрокинутые скамейки, по осколкам посуды. Он был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление.
Прошлой ночью какой-то туземец пытался что-то ему сообщить.
Отстав на шаг от жены комиссара и ее спутниц, прочесывавших одежные ряды базара, он напряженно рылся в памяти. Стараясь, чтобы его занятие осталось незаметным, он открыл фляжку с зитом и сделал небольшой целебный глоток. Демон, обитавший во фляжке, промчался по его сосудам, как жидкое пламя, ускорив сердцебиение.
Опыт и трезвых дней, и хмельных подсказывал: язык стегов сложнее языка любых других разумных существ в пределах Плеча Ориона. Еще первые лингвисты во времена, предшествовавшие Гильдии, учили, что примитивных, достойных презрения языков не бывает. Истина, проверенная на Земле, лишний раз подтвердилась в Руке Ориона: все языки, обнаруженные когда-либо Гильдией Ксенолингвистов, оказывались изощренными ровно в той степени, в какой это бывало необходимо тем, кто на них говорил. С другой стороны, даже Гильдия на застрахована от ошибок: стегти, язык жителей планеты Кришна, мог оказаться исключением из правила.
У Риса раскалывалась голова, словно он неоднократно врезался лбом в стену, кожа была покрыта липким потом, в горле скребло, как будто туда насыпали песка. Он никак не мог припомнить, каким образом оказался дома, в кварталах Нью-Бомбея.
Еще не наступил полдень, а уже стояла убийственная жара. Каждый шаг поднимал клубы пыли, заставлявшей обильно слезиться глаза. Рис чихнул, отчего у его лица закружился рой насекомых. В ноздри уже проникал сложный, отдающий шоколадом дух реки, лениво несшей свои воды мимо жилищ местных обитателей. Со дня на день должен был прийти муссон со всеми сопутствующими «прелестями». Приятных времен года на Кришне не существовало.
Название планеты в переводе с местного означало «Не-Здесь». Когда Рис впервые поведал об этом курьезе жене комиссара, та воскликнула: «Как можно, дать своему дому такое название? Неудивительно, что эти существа ни на что не годны!» Если уж на то пошло, подумал Рис ей в тон, планета не заслуживала и наименования в честь милосердного бога Кришны. Кали — вот самое подходящее название!
Жена комиссара и ее пятнадцатилетняя дочь медленно переходили от одного прилавка с шелками к другому; за ними семенила жена мелкого чиновника из колонии людей. Женщины беспрерывно жестикулировали: то смахивали со лба пот, то отгоняли насекомых. Дамы не торопились, избалованная дочка комиссара капризно тянула мать за рукав. Рыжие волосы девчонки, уложенные башенкой, как у взрослой, теперь растрепались и свисали на худую шею мокрыми прядями.
На базаре кишели низкорослые рыхлые туземцы, похожие цветом на чищеный картофель. Мужские лица, в отличие от женских, были покрыты бесхитростными, как детские рисунки, светло-фиолетовыми татуировками. Подобно многим обитателям планет в Поясе Ориона, стеги были гуманоидами. Казалось, матушка-природа, раздобыв удачный рецепт, не рисковала от него отказаться. Ростом аборигены не превышали ребят-десятилеток. Рты их были практически безгубыми, глаза круглыми, почти без век, зато, по образцу птиц или рептилий, с мигающей мембраной, заволакивающей время от времени глазное яблоко; на руках у них красовалось по четыре пальца. Странно было слышать сладкозвучный птичий щебет, издаваемый этими отталкивающими существами.
Базар посещали в основном мужские особи. Они сидели на корточках по обеим сторонам узких проходов между прилавками, стояли, прислонившись к шестам, поддерживающим истрепанные шелковые навесы, толпились вокруг торговцев съестным. Двум третям мужского населения было, судя по всему, совершенно нечем заняться, и они предавались единственному развлечению прогулке на открытом воздухе в полуголом виде.
События прошлого вечера в таверне по-прежнему оставались для Риса загадкой. В молодости он быстро приходил в норму после подобных встрясок, но теперь поставки превратили его в столетнего старца, не способного обойтись без смертельного в конечном счете зелья. Он отхлебнул еще и, тараща глаза от жжения в горле, спрятал фляжку в карман и нагнал женщин.
Походы за покупками вызывали у него ненависть. Женщины отчаянно торговались и предлагали такие смехотворные цены, что ему бывало стыдно переводить. Потом они шили из этих сверкающих материй что-нибудь пышное. Им нравились тонкие ткани Кришны, однако они предпочитали прихотливую моду, привезенную некогда с Земли, хотя для местного климата она совершенно не годилась. Но недовольство Риса вызывало даже не это. Лингстеру, даже падшему так низко, как он, не пристало заниматься такой ерундой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
