Подумав, запел я псалом, какой поется и над усопшими и который много раз пел я во время моих скитаний. Запел торжественно, в полный голос, и на глаза мои навернулись слезы — не оттого, что мой поработитель той же ночью будет лежать мертвым, но из жалости к самому себе, ибо псалом перенес меня в дни, прожитые в монастыре. Неведомая боль душила меня. Должно быть, очень потешным было клейменое лицо мое, когда я пел, потому что Шеремет-бег прыскал со смеху, хлопал себя по ляжкам, веселился несказанно. Так забавлял я его до полуночи, когда вино наконец одолело его и он растянулся на тюфяке. Засыпая, он велел мне подложить бурку ему под голову, а самому идти к чаушам. Я поставил в фонарь новую свечу, вышел из шатра и, тихонько отворив тяжелую дубовую дверь в дом, соорудил себе из соломы ложе и лег. Дождь хлестал наперегонки с ветром, стучал о широкую стреху. Не знаю и не помню час ли, два ли лежал я и слушал храп чаушей в горнице. Потом подполз к двери, заложил её, просунув в железные кольца толстую жердину, и неслышно проскользнул в шатер. Я знал, что пьяный бег не додумается завязать ремнями вход. Шеремет-бег спал на спине, раскинув короткие свои ноги в шальварах. Фонарь освещал потное лицо, излучавшее блаженство, из-под русого уса выбежала, поблескивая, полоска слюны. Чалма сползла с широкого лба, наполовину сожженного солнцем. Я прополз за его головой, нащупал тяжелый ятаган, вложенный в граненые ножны, обтянутые буйволовой кожей. Смазанный оливковым маслом клинок легко вынулся, скользнув, как уж. Я встал на колени, ибо шатер был низкий и ятаган задел бы кожаный верх. Сжал обеими руками костяную рукоять и перед тем, как замахнуться, увидал перед собою Евтимия. Он смотрел на меня, и я прошептал: «Во имя горнего Иерусалима и во имя твоё, благослови, владыка!» Шереметбег, казалось, улыбался… И ятаган рассек его сновидения…
С фонарем в руке вышел я из шатра и, просунув свечу сквозь дверную щель, поджег солому, что была за дверью. Потом ту, что лежала под окнами, и в окровавленной бурке нырнул в темноту. Добежав до леса, увидал я, как пламя охватывает дом, услыхал вопли чаушей и крики агарян в селе…
День догорает, завтра я снова двинусь в путь. По слухам где-то между Сливеном и селом Мареном, откуда Муратовы посланцы увезли некогда сестру Шишмана, ещё есть свободная болгарская земля. Туда и направлю стопы свои…
Вон полетела птица. Куда летишь, птица? Зверь пробегает в лесу. Куда торопишься, зверь лесной? Кто призывает вас, кто ведет и куда? И куда идешь ты, человече?..
Сказано в Евангелии — взглянут на того, кого пронзили они, но кто взглянет на меня, поруганного болгарина?
СОДЕРЖАНИЕ
С. Машинский. Э. Станев и его книги
ЛЕГЕНДА О СИБИНЕ, КНЯЗЕ ПРЕСЛАВСКОМ.
Повесть
АНТИХРИСТ
Роман
Станев Эмилиян.
Легенда о Сибине, князе Преславском. Повесть. — Антихрист. Роман. Пер. с болг. М. Ми-хелевич. Предисл. С. Машинского. Илл. худож. Ю. Гершковича. М., «Худож. лит.», 1977.
Произведения крупнейшего современного болгарского писателя Эмилияна Станева — «Легенда о Сибине, князе Преславском» и «Антихрист» — посвящены средневековой Болгарии. Герои Станева — личности незаурядные; их отличают напряженные духовные искания, они бунтуют против установленного земными и небесными царями порядка, подавляющего человека.
ЭМИЛИЯН СТАНЕВ
ЛЕГЕНДА О СИБИНЕ, КНЯЗЕ ПРЕСЛАВСКОМ
Повесть
АНТИХРИСТ
Роман
Редактор Н. Глея
Художественный редактор Г. Масляненко
Технические редакторы Л. Синицина и Л. Ковнацкая
Корректоры Т. Калинина и Е. Миловская
OCR — Андрей из Архангельска
Издательство «Художественная литература»,
Москва Б-78, Ново-Басманная, 19.
Полиграфический комбинат им. Я. Коласа
Государственного комитета Совета Министров БССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли,
Минск, ул. Красная, 23.
Примечания
1
Древнехристианская рукопись об уважении христианства к государственной власти.
2
Самодивы — лесные русалки (фолькл.). Орисницы — предсказательницы судьбы (миф.).
3
Райя — немусульманское население султанской Турции.
