Первая ночь прошла самым приятным образом – вот только ближе к утру Мэй Лань, убедившись, что Мазур спит, куда-то тихонько ускользнула, предварительно, судя по звукам, выдвинув ящик стола. Мазур, старательно притворявшийся дрыхнущим без задних ног, тут же в ящик полез. И обнаружил, что его револьвер исчез. С возвращением Мэй Лань он обнаружился вновь, и это было неспроста. Когда девушка отправилась по каким-то делам, Мазур внимательно исследовал свое единственное оружие – и не обнаружил при беглом осмотре никаких изменений. Патроны остались теми же самыми, с той же маркировкой на донцах гильз, барабан исправно вертелся, курок щелкал, все было в порядке, но зачем-то же она утаскивала пушку? Может, и здесь известен этот старый трюк – выварить патроны, чтобы они стали бесполезными? Нет, не хватило бы времени...
Пьер заявился как раз тогда, когда Мазур собрался исследовать «Веблей» еще более тщательно.
– Ну, что у тебя на уме? – спросил Мазур с интересом.
– По-моему, мы во что-то паршивое вляпались, Джимми... – убежденно сказал француз. – Ох, как оно мне не нравится...
– Не веришь, что там был «черный ящик»?
– А ты?
– Есть у меня смутные подозрения, что не все так просто... – сказал Мазур осторожно. – Газет я и в самом деле не читаю, но что-то об этой истории со столкновением самолетов и радио молчало, а уж радио мы слушаем...
– Вот то-то. Темная история.
– У тебя есть какие-нибудь догадки? – поинтересовался Мазур.
– Никаких. Просто-напросто эта история откровенно смердит... Если подумать... Ну какого черта сингапурцам или русским оставлять там парашют? И те, и другие обязательно постарались бы затереть все следы. Что им стоило взять парашют на борт? Такая улика... Но точно тебе говорю: там что-то другое. Может, это кто-то случайный обрезал то, что болталось под парашютом, а сам парашют, не особо мудрствуя, притопил... Как бы это не шпионские дела, Джимми...
– Мысли мои читаете, мон ами, – признался Мазур.
– Если так, пора бы делать ноги...
– А что это ты покосился так задумчиво?
Пьер, помявшись, сообщил:
– Я же не знаю, может, ты настолько потерял голову, что к разумным доводам глух... Я тебя понимаю, девочка очаровательная...
– Дружище, – укоризненно сказал Мазур. – Жизнь меня уже потрепала... Когда появляется угроза моей драгоценной жизни, никакие девочки не способны замутить мозги...
– Ну и слава богу... Так что, исчезаем? Черт с ними, с ее деньгами, можно угодить в такой переплет...
– На шхуне – один из ее китайцев, – сказал Мазур. – Ты не забыл? Я крепко подозреваю, что не даст он нам сняться с якоря...
– Джимми, а стоит ли цепляться за это корыто? Не бог весть какое сокровище.
– Пожалуй, – кивнул Мазур. – Деньги и документы у тебя с собой?
– А как же. Оmniа mеа mесum роrtо[7], как выражались древние...
* * *
– Ого! – присвистнул Мазур. – Два семестра колледжа дают о себе знать даже теперь?
– Ну да, – сказал Пьер. – Все дело в языке, Джимми. Общайся мы с тобой на французском, разговор вышел бы гораздо интеллектуальнее. Но английский я освоил уже в э т и х местах, так что лексикончик специфический... В общем, все с собой.
– Вот и прекрасно, – сказал Мазур. – Сделаем так... Сними номер в каком-нибудь отельчике средней руки – чтобы был не роскошным, но и не походил на притончик с номерами на час. Встретимся у Чжао в два часа дня. А я тем временем потолкаюсь в парочке мест, может, кое-что и вынюхаю насчет нашего дела... И вот что, мон ами: если меня в два не будет, особенно не рассиживайся. Исчезай и живи самостоятельно, как будто меня и не было вовсе. Усек?
Пьер приостановился, внимательно глянул на него:
– Ты это таким тоном говоришь, будто заранее уверен, что не придешь...
– Да брось ты, – елико мог беззаботнее сказал Мазур. – Просто я все просчитал. Если меня не будет в два, значит, дело настолько поганое, что следует н е м е д л е н н о уносить ноги, поодиночке. И подальше отсюда. Понял?
– Да вроде, – с сомнением сказал Пьер. – Ладно, я буду ждать. Хотя что-то мне подсказывает... Странноватый ты парень, Джимми...
– Брось.
– Ладно, ладно... Ну, до встречи...
Француз кивнул Мазуру, отвернулся и побрел прочь усталой походочкой, носившей некоторый отпечаток безнадежности. Он так ни разу и не оглянулся.
«Почуял что-то, лягушатник, – беззлобно подумал Мазур. – Что-то такое просек, у бездомной дворняжки чувства обострены... Неплохой, в общем, мужичонка, напрочь безобидный. Цели в жизни незатейливы: остаться в живых и при этом срубить немного деньжат. Готов был прикрыть спину, ежели что. Ладно, не пропадет...»
Намерения самого Мазура были просты, как перпендикуляр: никак не стоило оставаться здесь далее, учитывая, что пару часов назад на прежнем месте отшвартовался «Нептун». А потому следовало решительно расстаться и с очаровательной подругой, и со всеми личинами, пусть даже о первом будешь сожалеть побольше, чем о втором. Баста. Не стоит и далее разыгрывать из себя доморощенного Штирлица, когда есть возможность вернуться в ряды, в железные шеренги... А вот и оказия подвернулась.
Неподалеку как раз высаживало пассажира такси – не такой уж и старый «крайслер», идеально подходивший для поездки в порт. Мазур успел присмотреться к тамошним порядкам: охранник у широких, вечно распахнутых настежь ворот безжалостно гнал прочь неуверенно топтавшихся при входе субъектов бичеватого вида, цеплялся к тем, кто прибывал на раздолбанных «Антилопах-Гну», но к людям, появлявшимся в роскошных частных автомобилях или более-менее комфортабельных такси, моментально проникался холуйским почтением и близко не подходил, козыряя издали. Вот и ладненько...
Он махнул поспешно притормозившему такси с молодым малайцем за рулем, распахнул заднюю дверцу...
И полетел в нее головой вперед – это чья-то бестрепетная длань, ухватив за ворот, решительно придала ускорение. С другой стороны на заднее сиденье прыгнул еще кто-то, втянул Мазура внутрь, цепко перехватив запястья. Тот, что наподдал сзади, прыгнул следом, и на переднее сиденье метнулся кто-то третий, машина сорвалась с места, прежде чем Мазур успел опомниться.
Сосед справа, с большим проворством охлопав его широкими ладонями, моментально нашарил револьвер за поясом, вытащил и рукояткой вперед протянул человеку на переднем сиденье, насмешливо протянув:
– Ты посмотри, Рой, с какой рухлядью наш Джонни таскается...
Тот, не обернувшись, принял оружие, стал рассматривать. Сосед слева, уперев в бок что-то твердое, прикрытое газетой, с ухмылкой поинтересовался:
– Парень, как по-твоему, что у меня в руке?
«Ах, во-от оно что...» – сказал себе Мазур. Английский у обоих был насыщен американским сленгом, как булка – изюмом, причем они и не пытались это скрывать. «Джонни». Кое-что понятно уже сейчас. Угораздило же...
– Для твоего собственного члена чересчур твердо, – сказал Мазур, тоже позаботившись, чтобы его английский отдавал штатовским выговором. – Значит, пушка...
Он повернул голову вправо-влево, приглядываясь к налетчикам, в чем ему не препятствовали. Справа сидел могучий детина, широко и хищно оскаливший пасть в ухмылке, которую он, очень может быть, считал доброжелательной. Слева примостился субъект постарше, чем-то неуловимо напоминавший Пьера, – тоже в годах, одетый не бог весть как, смотревшийся явным неудачником, аутсайдером. Но пушка у него была из тех, какими бродяги-неудачники не пользуются, – ухоженный «Вальтер» с глушителем...
– Посмотри карманы, – не меняя позы, распорядился человек на переднем сиденье. Что до него, Мазур видел лишь аккуратно подстриженный затылок и широкую спину.
Молодой бесцеремонно вывернул карманы Мазурова пиджака, протянул трофеи главарю. Тот, небрежно сбросив на колени кучку мятых банкнот полудюжины стран, раскрыл паспорт гавайца. Не спеша пролистав, хмыкнул:
– Бродячая жизнь не идет на пользу, Джонни, мальчик? За восемь лет изменился, ох как... Потрепанный и постаревший...
– Проклятые годы... – сказал Мазур осторожно. – Эй, эй! – воскликнул он, видя, как паспорт исчезает во внутреннем кармане пиджака главаря (он уже не сомневался, что это и есть главарь). – Другого у меня нет...
– Раздобудешь. С твоими-то талантами...
– Слушайте, парни, – сказал Мазур решительно. – Объясните, наконец, в чем дело. Никому вроде бы не наступал на мозоль, ни долгов, ни т я ж е л ы х счетов... К чему это кино?
– Рой, а может, приложить ему пару раз? – нетерпеливо спросил молодой.
– Успеется, – сказал главарь. – К чему на трупе лишние синяки?
– Парни, вы, конечно, не всерьез... – сказал Мазур.
– А если всерьез, Джонни? – усмехнулся Рой, впервые обернувшись к нему. – Кто-то будет по тебе рыдать искренними слезами? Или кто-то станет вести серьезное расследование? Неприятный был мужик – лет сорока, с твердыми скулами и тонкой линией рта. Такие мочат спокойно, несуетливо, без тени эмоций. Профессионал, сука...
