class="p1">Он знал, что немалая часть эскадронов смерти — это как раз бывшие партизаны, которые прошли процесс адаптации в рамках национального примирения и нашли себе новую работу — похищать и убивать неугодных…
Веселая штука жизнь…
Погруженный в свои мысли, американец почти пропустил Костенко. Он вышел из углового подъезда и направился по улице, видимо к своей машине. Будь это Москва, они бы тут устроили стоянку, и на ней было бы не протолкнуться от машин Ауди, Мерседес и БМВ. Но это была не Москва…
Он ускорился… но Костенко как то понял… резко остановился и развернулся.
— Мистер Костенко?
— Вы кто?
— Я из американского посольства. Нам надо поговорить.
Костенко явно нервничал
— О чем?
— Есть о чем.
…
— Мистер Костенко, разговор важный.
— Хорошо, пойдемте.
— Где ваша машина?
— Дальше, по улице.
— Моя вон та. Я поеду за вами…
Они приехали в какое-то место… гибрид ресторана и танцевального зала, как часто тут бывает. Пока никого не было — час, когда все только начинают собираться. Самое веселье начинается часов с восьми вечера. Пока что завсегдатаи заканчивают дела на работе, надевают свежую рубашку и…
Костенко взял только кофе.
— Мистер Костенко, вы встречались с Алеком Адамидисом на кладбище. Сразу после вашей встречи — его убили. Зарезали.
— Да… да, трагедия, конечно.
— Как это могло произойти?
— Как… В городе полно шпаны. Беженцы стали прибывать.
Костенко усмехнулся.
— К нам — и беженцы.
— Вы работаете по ним?
— Нет.
— Почему?
— А что с них взять? Несчастные люди, жертвы коммунистического режима. Нам с наркотиками дел хватает.
— Да, я слышал… Один Субботич чего стоит.
Костенко глянул остро и нехорошо.
— Сеньор Субботич известный бизнесмен, инвестор. Бывает в Розовом доме[21]. Любые подозрения в отношении его… неуместны.
— Да, да. Я кстати был у него. Это он посоветовал встретиться с вами.
— Сеньор Субботич?
— Он
Костенко никак не отреагировал.
— Расследование смерти Адамидиса ведется?
— Да, конечно.
— Кем?
— Федеральная полиция.
— Вы можете узнать, что там происходит? Я имею в виду расследование?
— Да, конечно. Узнаю.
Пальцы Костенко теребили скатерть. Играла музыка.
— Что за музыка это играет? — спросил внезапно Сикерд.
Костенко неопределенно повел пальцами.
…
Ще раз поглянути на тебе,
З тобою стрінутись ще раз,
У вечір, як зірки засяють в небі,
В осінній вечір, як тільки день погас.
Ще раз піти, удвох з тобою,
За руки взявшись, як колись,
В гаях стежками осінню сумною,
Де перший раз ми давно зійшлись…
Прийде ще час коли затужиш ти за мною,
Прийде ще час, коли згадаєш наші дні,
Може тоді любов ти зрозумієш мою,
І може за ту любов вдячна будеш мені.
Поглянути у твої очі,
І слухати слова твої,
У сяйві місяця літньої ночі
Послухать ще як співають солов'ї.
Невже лише це тільки мрія?
Невже лише це тільки сни?
Чому, чому пропала вся надія,
Зів'яла так, мов квіт навесні..[22].
…
— Мистер Костенко. О чем вы говорили, когда встречались на кладбище?
Костенко тряхнул головой, как будто возвращаясь в реальный мир
— Мистер Костенко?
— У вас есть допуск? Тогда бы вы знали.
— У меня есть допуск.
— Ну?
— Проект по активным действиям в России.
— Знаете…
— И его отвергли
— Увы
И тут Сикерд решил сходить ва-банк
— Хотите знать мое мнение?
— ???
— Когда хотят поиметь историю, у истории разрешения не спрашивают…
Костенко думал несколько секунд, потом доверительным тоном спросил:
— Вы и правда так думаете?
— Я голосовал за Трампа, — уверил его Сикерд.
А пластинка уже сменилась:
Поглянь, ось перший сніг…
І мрія біла із недавніх днів,
І вдаль летить з-під стріх
Прядиво дивне із туги і снів…
Поглянь у серце, що томиться самітнє
І виглядає тебе із далини…
В своїй скорботі воно таке привітне…
Ах, повернися із срібної імли!
Пришли на крилах сну
Завзяття змагу і відчай жаги,
Тугу свою кріпку
І розмах, що не боїться зими!
В годину тиху ти розкажи про мрію,
Що каже нам віддати юність в дар,
І розігріває серця у сніговію,
Вливає в жили нам полум'яний жар!
Ми йдем, а гімн в душі
І крок несхитний по тріумф — чи смерть,
Щоби великі дні
Свідчили гідно про кривавий герць!
Одна шалена нас полонила доля,
Що дарувала любов, як ніжний квіт.
Чи переможем, чи згинем за волю,
Жить буде вічно порив, заклятий в міт!
Одна шалена нас полонила доля,
Що дарувала любов, як ніжний квіт.
Чи переможем, чи згинем за волю,
Жить буде вічно порив, заклятий в міт![23]
…
На обратном пути — Сикерд заехал в магазин, где торговали съестным, взял первое что попалось — водка, кажется. Ему было сильно не по себе.
П…ц.
Вляпались.
Какого хрена он только в это полез, ну какого хрена?
Он сидел в машине. Смотрел на идущих по улице людей. И не мог понять.
Какого хрена?!
Костенко сказал слишком много. Е…ный пророк, мать его. Такого типа люди не могут держать все в себе, им противопоказана тайная деятельность, она им претит. Им надо выступать, надо нести в мир свои идеи, надо потрясать…
Его нетрудно было расколоть, потому что он нуждался в доказательстве того, что в США остались люди, которые его понимают и поддерживают. В нем, Сикерде — он нашел такого человека. Думал что нашел.
Адамидиса убили по его приказу, это точно.
Господи, он же псих. Крайне правый псих с властью, пусть небольшой, но властью. Пока, б…, небольшой.
Хотя… а каких еще людей выпускает Школа Америк?
Проблема в том, что надо что-то делать. На станции не поверят. Они уже не верят — а сейчас будут защищать свою позицию, потому что иначе — это их недосмотр, приведший к гибели офицера.
А Костенко если поймет, что перед ним не единомышленник, а предатель — попытается убрать. Он и Адамидиса убил, потому что подумал, что тот его предал. Предал, как он считал, их общее дело.
Мать твою…
Сикерд отхлебнул из бутылки.
С такими людьми работает только одно — говори им, что они правы. Они нарциссы, они нуждаются в постоянном подтверждении того что они правы.
А он наговорил более
