от пыли, вся форма от осевшей на ней пыльных частиц глины стала буро-коричневая, а до пункта назначения нам было двигаться еще около трех часов.
- Ты Славик, наверно ждешь, что тебя в скульптуре увековечат, - от скуки начал я подкалывать сослуживца, поудобнее усаживаясь на жесткой броне, - герой десантник с афганским ребенком на руках. Дети несут к постаменту памятника цветы, а ты весь убеленный сединами ветеран, учишь их интернационализму на уроках мира.
Все, кто сидел рядом рассмеялись и тут же наглотавшись пыли стали кашлять.
- В лобешник тебе что ли двинуть? Может ты хоть так свой поганый язык прикусишь, - задумчиво произнес Славян повернувшись в мою сторону, потом сжал пальцы во внушительный кулак и продемонстрировал мне.
Я тут же заткнулся. Славян до призыва занимался боксом, удар кулаком в лоб был его «коронным» приемом. Разок на спор он этим ударом свалил быка, правда бычок был небольшой весь заморенный всего то на пару центнеров тянул, вот только я в ту пору весил всего шестьдесят пять кг. с гаком да и то если в полном боевом на весы вставал.И ещё, он уже отслужил полтора года, а я только что прибыл в часть после учебки. Если бы он мне зарядил бы своим кулачищем в лоб то, что там «то» я узнавать не захотел и дальше помалкивал.
- У меня дома младший братишка остался, - сообщил Славян отвернувшись от меня, и стал смотреть по ходу движения машины, а еще через минуту с грустью и сожалением добавил, - бедные детишки, как же вам тут хреново живется, а вот у нас дома ….
Дети Афганистана. Если сейчас сравнить, то разница в возрасте между нами была не так уж и велика, нам тогда было восемнадцать – двадцать, а тем кто с задорным смехом бежал за нашими машинами было от десяти до пятнадцати лет. Только мы были уже солдатами, а они еще оставались детьми.
Вот такими мы и запомнили вас, веселыми босоногими оборванцами, без злобы и ненависти, только ради мальчишеского озорства выпрашивавшие подарки.
А памятник Славке поставили. На кладбище его родного города. Его убили за месяц до увольнения. Но кроме его брата цветы к нему никто не приносит. Его родители уже умерли.
Я знаю, что вы меня не услышите, но все равно скажу: Афганцы! Вы сумели выстоять против советской, самой лучшей армии в мире, десять лет вы воевали с нами, у нас один призыв менял другой, а вы оставались без смены и от года к году становились сильнее. На всех войнах, с оружием в руках вы защищаете и защитили своё право жить по своим обычаям и законам. Такой народ нельзя не уважать.
Но это когда еще будет, а сегодня шестого сентября одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года от места сбора нашей роты мне навстречу бежит довольный улыбающийся Муха и кивая на полную продуктов плащ накидку, кричит:
- Жратвы набрали? Молодцы!- Афганский брат Жука нас угостил, - хохочет Филон и уклонятся от подзатыльника, который ему хочет отвесить разъяренный Жук.- Жук! – орет идущий за Мухой, Лёха, - А у тебя что тут брат есть?- Ага! – смеюсь я, - все люди братья, а жуки так они всем братьям братья …
И бросив плащ – накидку убегаю от доведенного до белого каления нашими подначками, Жука.
Глава 7
Афганистан. Первое октября. Файзабад. 1981 год Рождества Христова 1401год по хиджре - мусульманскому летоисчислению.
Все так же знойным маревом дымится воздух, не спадает жара и камни как раскаленные стали. В беспамятстве плыву как волнам, опала волна вниз – прошлое вспомнил, подняла волна верх – будущее грезится. Морок одним словом, бывает такое от жары и потери крови. А пора, пора возвращаться, не домой, на перевязочный пункт первого батальона, в горный массив под Файзабадом, возвращаться на войну …
-Эй боец! Ты спишь что ли? – открываю глаза, теребит меня за плечо фельдшер.
-Вертолеты пришли! Сам дойдешь?
Закидываю за спину РД, беру пулемет и ковыляю к вертолету.
-Ты куда это с пулеметом? – возле люка останавливает меня техник вертолетного экипажа, чуть улыбаясь, предлагает:
-Да оставь ты его здесь,
-Только мертвый солдат имеет право отдать своё оружие, - безразлично я повторяю въевшуюся в сознание военную аксиому и пытаюсь залезть в люк. Не получилось, раненая нога не поднялась, вся как онемела.
-Давай помогу, - техник подсаживает, и я кое-как залезаю в отсек.
Загрузились и полетели. Рядом со мной в отсеке еще двое раненых, незнакомые ребята. Один в руку ранен, другой в грудь и все стонет и стонет тихо жалостливо.
-Вы откуда?
-Разведрота 860 ОМСП, - отвечает тот, что в руку ранен, - нас раньше забрали.
-А … - бормочу я засыпая и сквозь гул вертолетного двигателя слышу прерывистый тихий и непрекращающийся так похожий на плачь стон раненого в грудь солдата.
Большая сдвоенная палатка ПМП мотострелкового полка, там я валяюсь ночью на койке, бессонница, тоска. Все чужое, солдаты, врачи, палатка, койка. Как там наши? Уже наверно на привал встали, сколько же нас осталось во взводе? Сашка Петровский, Филон, Лёха, Муха, Баллон – пятеро. А в роте? Мысленно считая, перебираю в памяти имена ребят, пятнадцать. Да покосили нашего брата. Уходили в горы,
