Опешивший доктор так и остался стоять, тупо глядя на сей предмет и, видимо, пытаясь сообразить самостоятельно, что ему с ним делать. Наконец, осознав, что задача ему не под силу, пробормотал:
– А зачем...
И тут раздался грохот низвергающегося водопада, и из ванной вывалился Лешин папа, с двух сторон бережно поддерживаемый дюжими санитарами.
– Куда его? – осведомились они.
– Вот сюда, – метнулась Инка к дивану, который мы осматривали в поисках водочных запасов.
– Дайте ему крепкого чаю и сухариками, и пусть полежит несколько минут, – проконсультировал нас санитар.
– А деньги за клиента еще за полгода вперед заплачены, – пришел в себя врач, устремляясь следом за своими санитарами.
Лоханку он почему-то унес с собой. Мы подсели к Лешиному папе и принялись ждать, когда он откроет глаза и сможет ответить на все наши вопросы. Глаза папаша открыл практически сразу же, как только за санитарами захлопнулась дверь. Но вот первого осмысленного взгляда нам с Инкой пришлось дожидаться очень долго. За это время мы успели сварить ему крепкого чая в количестве пяти стаканов и приготовить сухариков в неисчислимом количестве. Сухарики мы сами же и умяли.
– Деточка, – неожиданно произнес Лешкин папа, сфокусировавшись на мне, – ты тут никого не видела?
– Тут была ваша подруга, – влезла Инка, которую никто об этом не просил.
Лешин папа с усилием перевел взгляд на нее и спросил теперь уже у нее:
– Какая подруга?
Инка с торжеством посмотрела на меня. В ее взоре отчетливо читалось: «А что я сынку его твердила? У папаши даже не одна, а целый взвод подружек имеется. И все они тут были, раз он спрашивает, какая из них нас интересует». Вместо того чтобы разделить Инкин триумф, я осторожно спросила:
– А у вас их много имеется?
– Ни одной, – последовал ответ, после чего папаша гордо выпятил грудь и посмотрел на нас орлом. – Я муж и отец, мне на подружек размениваться некогда. Я так считаю: раз у человека есть жена, так он с этой женой и должен жить.
– А если с ней что-то случается? – поинтересовалась бестактная Инка.
Я испугалась, что Лешкин папаша вспомнит о своем горе и снова ударится после ее слов в запой, поэтому приготовилась зорко следить за ним, но папаша как ни в чем не бывало продолжал:
– А тогда женись второй раз и головы остальным не мути.
Жизненное кредо Лешкиного папаши отлично укладывалось в картину преступления. К сожалению, как он ни старался, не смог назвать женщину, проявлявшую к нему повышенный интерес и рассчитывавшую женить на себе, как только сгустится мрак забвения над его первой женой. Пришлось, правда, сделать скидку на его самочувствие, но все равно получалось странно: женщина решилась из-за него на преступление, а он о ее существовании даже толком и не помнил. А с другой стороны, Лешкин папашка сознательно мог скрывать существование данной особы по причинам, о которых мне даже и думать не хотелось.
– Думаешь, он врет? – спросила у меня Инка, отводя в соседнюю комнату.
– Ты, похоже, считаешь меня ясновидящей, – проворчала я. – Откуда мне знать? И чего ты постоянно терзаешь меня этим вопросом?
– Я в первый раз, – испугалась Инка.
– Как же первый, сначала про Яна, теперь про Лешкиного папашу, потом, чего доброго, доберешься до моей тетки Зои.
– Надо посмотреть в записной книжке, – предложила Инка, не обращая на меня внимания.
– Так он и будет держать записи о своих любовных похождениях у своей жены на виду. Она за сыном всю жизнь следила, так и за мужем тоже могла.
– А может, у нее времени не было, – возразила Инка и полезла в пиджак, который висел тут же и который оказался Лешкиным.
Тут же, словно джинн из лампы, пожаловал и сам Лешка. Он ворвался в дверь с таким видом, как будто земля горела у него под ногами. У Лешки и в обычном состоянии видок был далекий от нормального, а в том, в котором он находился сейчас, Лешка выглядел законченным психом. Волосы у него на голове встали дыбом, на лице – тоже; на острове Лешка не брился из-за отсутствия то воды, то электричества, так что зрелище получилось устрашающее. Глаза же у него сошлись в кучку и мало что видели, поэтому на Инку, в упоении роющуюся в его пиджаке, он внимания не обратил. Одежда на нем выглядела тоже как-то странно: она вроде бы вся была на месте, но в то же время казалась как бы вывернутой наизнанку. Ни одна пуговица его куртки не приходилась на ту петлю, для которой была предназначена. Рожа у Лешки покраснела, а губы кривились в немом крике. В общем, зрелище не для слабонервных и не для выходящих из многодневного запоя.
Лешкин папаша как раз в это время снизошел-таки до чая с сухариками; он очень мило сидел среди чистых простынок, потихоньку прихлебывая чаек, и вдруг увидел своего сынка, ворвавшегося в комнату после долгого отсутствия. Излишне говорить, что Лешка сразу же перевернул стул, опрокинул журнальный столик и опрокинулся сам. Папа же выронил стакан с чаем прямо себе на грудь и с меланхоличным видом уставился на свое чадо.
– Лешка, – сказал он, не вполне еще доверяя своим глазам. – Ты, что ли?
Леша только сейчас увидел своего папку, но этот факт прошел мимо его сознания. Он плюхнулся в кресло, зацепившись по пути за ковер и перевернув еще парочку столиков, среди которых был и сервировочный, на котором мы выставили самую красивую чайную посуду, какую только смогли найти, чтобы порадовать Лешкиного папу. Лучше бы мы его не радовали. Потому что теперь часть прекрасного сервиза превратилась в осколки, а папина пижама украсилась подтеками апельсинового сока.
– Что случилось? – первой сориентировалась Инка, оторвавшись наконец от изучения Лешкиного пиджака.
– Ее арестовали, – проговорил Лешка. – А тот парень – убийца.
Полагая, что сообщил более чем достаточно, он погрузился в задумчивость, для извлечения из которой неадекватного Леши пришлось пожертвовать еще одним предметом прекрасного чайного сервиза. Как выразилась Инка, ему все равно уже не быть полным.
– А! – встрепенулся Леша, когда перед его носом с фугасным грохотом взорвался заварочный чайник. – У Светланы полно милиции. Они меня как увидели, сразу вцепились и начали совать мне под нос ту самую фотографию, про которую вы мне все уши прожужжали. Фотографию Яна.
– И что? – закричали мы с Инкой, так как Леша снова ушел в свой мир.
Пожертвовав двумя чашками и одним блюдцем, мы узнали, что на фотографии точно запечатлен Ян, и он является родным Светкиным братом, теперь милиция уверена: именно Светлана разработала дьявольский план убийства матери своего жениха и подговорила своего братца.
– А где она взяла пистолет? – спросила черствая Инка.
Лешка как-то странно на нее взглянул, и я подумала, что не мешало бы занять позицию между этой парочкой – может, удастся предотвратить кровопролитие.
– Она его и не брала, – со страдальческой гримасой пояснил Лешка. – Она ни в чем не виновата.
Инка хмыкнула, изображая сомнение, но промолчала. Лешка же немного успокоился, попил заварки из чудом уцелевшего молочника и приступил к рассказу.
– Позвонил я в дверь, – начал он с присущей ему в нормальном состоянии обстоятельностью. – Позвонил и стал ждать. Открыла мне не Светлана и не ее родители. Но я подумал, что у них гости, потому и вошел. Захожу, а в квартире полно людей в форме и без, и все роются в шкафах и прочем. Я сразу понял: что-то случилось.
Тут он сделал паузу, дабы мы оценили должным образом его проницательность.
– А ты не подумал, что просто попал к соседям? – поинтересовалась Инка.
Леша не счел нужным отвечать ей и продолжил:
– Меня сразу же провели в комнату, где уже сидел тот толстяк, который меня уже допрашивал по поводу того, что я делал в тот вечер, когда убили маму. Светлана сидела тоже там, а перед ней лежала фотография Яна. Тогда и выяснилось, что он ее брат.
– Они же ни капли не похожи, – удивилась я. – Ну ничего общего!
– У них отцы разные, – пояснил Лешка. – Мать Светланы была первый раз замужем за индонезийцем, а уже после его смерти вышла замуж за Светкиного папу. А Яна растили Светкины бабушка и дедушка, так как Светкина мать не сказала своему новому мужу о том, что у нее есть еще один ребенок. И потом так и не смогла сказать, потому что папа Светланы все время повторял, как он счастлив, что он у своей жены первый, и как хорошо, что у нее нет других детей. И к тому же оказался жутким расистом, все время твердил, что не понимает женщин, которые выходят замуж за иностранных граждан с Востока или из Африки. При таком раскладе Светкиной маме оставалось только молчать. Однако дочери, когда та выросла, сказала, что у нее есть родной брат, только умоляла не встречаться с ним у них на квартире, чтобы папа не узнал. Светке приходилось для встреч с Яном выбирать укромные уголки, но фотографию она в альбом все-таки положила. Папе сказала, что это ее сокурсник. Так было лучше, чем если бы он нашел фотографию среди ее вещей. А так он немного поволновался, а потом, видя, что дочь замуж за иноплеменника не собирается и вообще не собирается, а целыми днями просиживает за своими книжками, успокоился.
