– А у многих матери специально запирают своих мужей в клиниках, чтобы развлекаться с любовниками? – заплакал Леша. – А невесты оказываются родными сестрами наемного убийцы? Думаешь, я совсем дурак и не понял из слов майора, что Ян и есть тот парень, что стрелял в тебя? И это правда. Ты просто не хотела его выдавать из-за того, что Светка – моя невеста и мне было бы больно узнать, что она замешана.
– Совсем не обязательно ей быть замешанной, – возразила я. – Если бы она была замешана, то милиция ее бы живо арестовала.
Лешка отвернулся от окна и сказал, что передумал и прыгать не будет, а пойдет вскрывать себе вены и просит его не отвлекать. Он и в самом деле пошел в ванную, а я осталась соображать, видела ли я у них в ванной хотя бы одно бритвенное лезвие. Вроде бы у всей семьи были электрические бритвы «Браун». Тетка Вера принципиально не покупала «Жилет», мотивируя это тем, что она стойкая противница всей той рекламы, которую видит чаще двух раз за день. Поэтому я с некоторым злорадством стала представлять себе, как Лешка пытается вскрыть себе вены своей жужжалкой, и даже поспорила сама с собой, насколько быстро он осознает тщетность своих попыток.
Хорошо, что спорила я сама с собой, потому что проиграла. Инка уже успела вернуться, и мы перетащили дядю Сашу на кровать. Лешка же все брился.
– Что он там так долго? – проворчала Инка. Но ответить я не успела, потому что раздался телефонный звонок.
– Света звонит! – крикнула мне из коридора Инка. – Что там с Лешей, спрашивает.
– Скажи, что ушел в ванную вены себе вскрывать. Уже четверть часа мучается! – прокричала я в ответ, искренне полагая, что все в мире в курсе того, что семья тети Веры пользуется только электрическими бритвами.
Но вместо ехидного хихиканья я услышала грохот, а потом – топот Инкиных ног.
– Что же ты сидишь?! – завопила она, пытаясь голыми ногами взломать дверь ванной. – Он же умрет!
– Не умрет, – хладнокровно заявила я. – У него там только три электрических бритвы, а с ними он далеко не уедет.
– А.... – облегченно выдохнула Инка и плюхнулась рядом со мной.
Но долго нам так сидеть не пришлось. Только мы налили себе по чашке кофе и сдобрили его остатками коньяка, который не смог одолеть дядя Саша, как в дверь зазвонили.
– Иди открывай, – сказала Инка. – Я к телефону ходила.
Так как звонок надрывался, то я решила, что лучше не спорить, и пошла открывать. В дверь ворвалась растрепанная девушка с красными глазами и бледным лицом.
– Где?! – завопила она с порога.
– Что? – не поняла я.
– Леша!
– В ванной, – пожала я плечами.
Странная девушка взвыла и рванула прямиком к ванной. Хотя я ей и не объяснила, где она находится. Мне это показалось подозрительным, квартирка у Лешиных родителей была не маленькая, и я лично с первого раза затруднилась бы сказать, где тут может быть ванная. Я размышляла о причинах такой догадливости, а девушка ломилась в закрытую дверь ванной комнаты, оглашая квартиру жалобными стонами.
– Вы Светлана? – спросила я.
Инка тоже не осталась равнодушной; она выползла из кухни, чтобы полюбоваться захватывающим зрелищем. Наконец Лешка закрыл воду и услышал, что в квартире что-то происходит. Распахнув дверь, он увидел свою невесту, бьющуюся в истерике и проклинающую всех на свете братьев, а старших – в особенности. Мы бы с удовольствием еще послушали про братьев, но девушка подняла глаза, увидела живого и чисто выбритого Лешу и переключилась на женихов и всех тех, кто таковыми может считаться. Про Лешины недостатки мы и так были наслышаны, поэтому решили потихоньку слинять. Уже уходя, мы услышали:
– И пусть его милиция арестовывает, мне все равно. Я им так и сказала, и еще сказала, где он скрывается. Они сразу же поехали за ним. Лешенька, милый, ты простишь меня, если окажется, что это он? Я ни о чем не знала, ты мне веришь?
Леша бубнил что-то невразумительное о том, что она, Света, – почти богиня, что он ничто по сравнению с ней, что у него и в мыслях не было подозревать ее в убийстве своей мамочки.
– Кретинизм у них в роду, – сообщила мне Инка, надевая кроссовки. – Пошли отсюда, а то я совсем рехнусь. Ничего не скажешь, веселенькая семейка.
– Куда пойдем? – поинтересовалась я, когда мы вышли на улицу.
– А чего там майор про Пензу у тебя спрашивал? – вспомнила Инка (ну и память у человека, я лично про Пензу через несколько минут напрочь забыла).
– Не знаю, тетка моя иногда туда на конференции ездит.
– Так надо идти к тете, – возликовала Инка. – Она что-нибудь нам расскажет, и, может быть, это что-нибудь окажется полезным или хотя бы просто интересным для нас.
– Она на работе, – сообщила я. – Дома будет только вечером, если вообще в городе. Может, она тоже решила отпуск взять, да и смоталась куда-нибудь на юга.
– Сомневаюсь, – сказала Инка с такой уверенностью, словно это была ее тетя.
Честно говоря, я тоже сомневалась в том, что моя тетя окажется где-нибудь еще, кроме своей работы. Поэтому, поломавшись для виду, я согласилась идти к тетке Зое в институт; к тому же к этому времени я сообразила: если Инка не пойдет к себе домой, то, скорее всего, пойдет ко мне, а когда уйдет, – неизвестно. Мои подружки почему-то любили задерживаться у меня в гостях подолгу, зачастую по несколько дней, хотя я вовсе не уговариваю их остаться.
Тетка, против всякого ожидания, обрадовалась мне, хотя не исключено, что просто сделала вид, что рада мне. Но не суть, главное, что нас не выгнали в первые же минуты нашего визита, а выгнали значительно позднее, когда мы и сами уже думали уходить.
– Как монастырская жизнь? – сразу же поинтересовалась тетка. – Мать плешь мне проела, все беспокоится, что монашки затянут тебя в свои сети.
– Мы были в мужском монастыре, – пробурчала я. – Монашка там была только одна и от старости уже была неспособна кого-либо затягивать в свои сети. Все остальные там мужики.
– И вы вернулись из этого райского местечка? – изумилась тетка. – Я бы там навсегда осталась. Такой случай дважды в жизни не выпадает.
– Комаров очень много, и по ночам сыро, – пожаловалась я.
– Я всегда говорила, что мать тебя слишком балует, – заявила тетка. – Подумаешь, комары. Совсем ты не соображаешь, что важнее.
– А еще мы там наткнулись на Лешку, – поставила я ее в известность в надежде увидеть, как она падает на стул. Но тетка моих надежд не оправдала и колбу с кофе из рук не выпустила.
– Мне Саша говорил, что у Лешки тоже крыша поехала от всего этого и он поехал в монастырь. Коневский, если не ошибаюсь? На острове в Ладожском озере находится? Ехать надо до Сосново, а оттуда – до Владимирской бухты. Правильно я излагаю?
– Неужели тебе это все Лешкин папаша рассказал? – удивилась я.
– Не только, – ответила тетка, разливая дымящийся кофе по чашкам. – Он рассказывал про монастырь, а как добраться – кто-то еще говорил.
Затем Зоя вплотную занялась сервировкой стола и перестала обращать на нас внимание.
– Прямо не монастырь, а постоялый двор, – прошептала мне Инка на ухо. – Кто угодно знает, как туда добраться и где он находится.
– Ну знаешь, как бывает... Один съездит, а потом всем знакомым расскажет, а те, в свою очередь, своим знакомым. Так по кругу и идет. А другие люди, которые к тому кругу не причастны, ни сном ни духом.
– Я как из командировки вернулась, так мне сразу куча сюрпризов подвалила. И все, как на подбор, неприятные, – пожаловалась тетка. – Во-первых, дверь, которую поставили взамен простреленной... Ужасно скрипит и заедает, даже Слава ничего с ней поделать не может. Во-вторых, пропала сотрудница. Да ты ее знаешь, это тетя Люба. Работа не сделана, а ее самой нет, и хоть бы записку оставила или заявление об отпуске за свой счет накатала, так нет же, ничего. А в-третьих, майор подложил мне жуткую свинью, наболтал про меня бог весть чего, так когда в Пензе кого-то пристрелили, то меня первую арестовали. Счастье, что у меня алиби нашлось, а то бы сидеть мне в тамошней тюрьме, и даже на передачи рассчитывать не могла бы.
– Так вот почему он интересовался, не в Пензе ли я была все это время, – догадалась я. – Неужели он думает, что я сама в себя и стреляла?
– Не знаю, что он там думает, – пренебрежительно махнула рукой тетка, – но он совсем спятил.
– А что с тетей Любой? – вернулась я к прежней теме, которая меня заставляла нервничать все-таки значительно меньше, чем разговоры о толстом майоре. – Ее мама не знает, где она?
– Господь с тобой, мама у нее уже лет пять как умерла, а Люба живет теперь одна, и с психикой у нее тоже не ладно. Мы с ней перестали плотно общаться из-за того, что она возомнила, будто я отбила у нее Славу, хотя он в ее сторону и не смотрел ни до нашей свадьбы, ни после. Я не ревнивая, но скандалов не люблю, а она обожала звонить мне часов в шесть утра и рыдать в трубку, мол, я предательница и скотина. Странная она, и вся семья у них странная, – в задумчивости проговорила тетка и замолчала, уставившись в свою чашку.
