принял крещение от моих рук в Дальноморском монастыре.
Молодой прокуратор кивнул. У него вдруг стал какой-то безразлично-отсутствующий взгляд.
— Чип… Это вы его вживили?
— Нет, ваша светлость, — покачала головой Селестия. — Но я предполагаю, что этим занимались неблагонадёжные члены нашего братства, которых ныне нет в наших рядах.
— Как их зовут?
— Артур и Радик. Первый погиб на теракте месяц назад, второй выбыл позже.
Альберт снова кивнул. При упоминании Радика холодок побежал по спине. Откуда она может знать про это? Ведь она не была в составе синдиката?Не менее странным показалось то, что он не спросил фамилии Артура и Радика.
После небольшой паузы он ответил.
— У вас есть программатор?
— Есть. Но не с собой. В Дальноморском монастыре.
— Хорошо… Забирайте и перепрограммируйте его.
— А как же база данных? Как же ваш рапорт об Антоне Этоллине?
— Сотру…
У меня волосы встали дыбом. Я вскочил со стула.
— Чёрт возьми, Альберт, она же гипнотизирует тебя! Это психоиндуктор! Эй, парни!
— Тише, тише, — Селестия поднесла палец к губам. — Не бойся, так надо.
Я посмотрел на Альберта. Он, казалось, не слышит нас — он ушёл в транс и, не мигая, глядел на стенку с портретом Верховного Директора. Селестия поднялась и повторила.
— Так надо. Поверь. Идём со мной.
— Что надо? Куда надо? Обратно в синдикат?
Она перешла на шёпот.
— Надо отключить этот чёртов чип. Доверься мне, я не из синдиката. Или ты хочешь, чтобы тебя с риском для жизни резали эти болваны? Думаешь, откуда у них прошлый образец и знания о том, что бывают неудачный исход?
Мы прошли мимо Ларисы. Девушка сказала «всего доброго», даже не взглянув в нашу сторону. Вышли в коридор.
— Откуда у вас программатор?
— Я забрала один у Майка Фарвоздина. И можно на ты.
Её речь стала гораздо более спокойной и естественной. И какой-то… очень знакомой. А холодный взгляд бесследно исчез.
— У него⁈ У второго лица синдиката?
— Понятия не имею, какое он лицо. Так или иначе, программатор у меня в монастыре. Полетели.
Мы поднялись на площадку ангара — там стоял маленький, но быстрый двуместный сферолёт «Лебедь». Я остановился, схватившись за обруч. В голове всё ещё крутилось «берегись женщины».
— Почему ты медлишь, Антон? — улыбнулась она.
— Откуда мне знать, что ты не врёшь? И почему ты так назвала меня?
Она начала сердится.
— Ты знаешь, пока мы тут будем разбираться, Альберт может очнуться. Я не до конца уверена в том, насколько мой гипноз силён.
— Почему, кстати, не загипнотизируешь меня? Давай, пробуй!
Она смотрела на меня секунд пять, потом спросила, усмехнувшись:
— Ну, как, действует?
— Ни капли.
— Вот. Собственно, главная цель того обряда посвящения и была — лишний раз проверить, действует, или нет. Если ты хочешь узнать, почему не действует, и всё ещё не хочешь, чтобы капсула в твоей голове взорвалась через тридцать с небольшим часов — то отбрось подозрения и поторопись.
Я мысленно махнул рукой и сел в сферолёт. Действительно, мне уже практически нечего было терять.
Створки ангара раскрылись. Селестия села за руль и сказала, хитро улыбнувшись:
— Они ещё не знают, какую важную фигуру в игре упустили.
— Тебя? Или меня? — спросил я в порядке бреда.
— Обоих!
Мы взлетели над посёлком и полетели на восток. Она убрала руки от руля и полезла в сумку.
— Автопилот? Я не видел, чтобы ты его включила!
— Не бойся, случай с Радиком не повторится. Техника надёжная. А управляю им мысленно.
Я не сильно удивился. Нейроинтерфейсы уже давно были в разработке.
— Откуда ты знаешь о Радике?
— Следила. Через колобусов. Они были моими глазами.
Мне стало не по себе от осознания её возможностей.
— И много вас таких, в вашей Церкви?
— Ха, в Церкви! — рассмеялась она. — Ты до сих пор серьёзно думаешь, что я — жрица обезьянников?
— А кто же? Ведьма? — усмехнулся я.
— Ну, в средневековье, земное или местное, боюсь, моих коллег называли бы примерно также. Но — нет, это слишком грубо.
— И давно ты за мной следишь?
— Давно.
Дальше мы какое-то время летели молча. Внизу, после пруда Чёрной Серьги, лежали заболоченные равнины, среди которых виднелся дым костров.
— Там живут мрисса, — зачем-то сказала она.
После всего произошедшего это показалось наименее удивительным, но я всё же спросил:
— Граница же намного восточнее?
— Да, но здесь живут только фратрии Са — изгнанники и Огогигл — которые отшельники, люди искусства и прочие странные товарищи. Они тоже пытаются колонизировать мир, уже не в первый раз. Только выходит у них это намного хуже, чем у людей.
Я кивнул. Она поняла, что попытка разрядить неловкое молчание оказалась не очень удачной, и спросила:
— Что, Антон, всё ещё не доверяешь мне?
— А как сама думаешь? — Я поёжился в куртке. — Конечно, не доверяю. У меня просто нет выбора.
— Вот что мне нужно сделать, чтобы ты поверил? Наверняка хочешь задать ещё кучу вопросов? Потерпи, у нас теперь будет куча времени обо всём рассказать.
Мы взяли южнее, и через минут десять оказались над небольшим полем на берегу пруда, посреди которого стоял домик уже привычной архитектуры с остроконечной крышей. Рядом с монастырём виднелись вольеры с обезьянами, а небольшое посадочное поле было сплошь занято сферолётами. Это меня насторожило, ведь по описанию Радика монастырь должен был быть гораздо более тихим местом.
— Идём, — Селестия плавно приземлила сферолёт на той самой дороге-бетонке в сотне метров от монастыря и выпрыгнула наружу. — Я должна отлучиться, стой пока что здесь.
Она убежала в кусты. Выглядело это по меньшей мере странно, но я промолчал. Отошёл на обочину и послушно постоял минут пять. Только тогда вспомнил, что оставил плеер, терминал и несколько других личных вещей в камере в Чёрной Серьге, стало скучно и обидно от этого.
Подошёл чуть поближе. Из ворот вышло двое мужчин в кожаных куртках, достали сигары и закурили. Тут же к ним подбежали три мартышки, сели в метре от них и стали клянчить еду. На монахов парни не походили, на знакомых мне солдат и капитанов синдиката тоже, а состав восточного крыла «Степных Волков» я знал уже практически весь.
Еще мне показалось подозрительным, что
