— Вот и умничка.
Селеста легко шагала вперед, изредка прерываясь на короткие перекусы. Казалось, ее не смущают даже ненавистные камни на земле, которые больно впивались в пятки и раздирали стоптанную кожу, но мне все равно стало ее жаль, и я перенял часть неудобств на себя, хмуро оглядывая местность.
Ну, вернулся я домой, и что? Я мог думать только о своей семье и о себе, а ощущение родства с окружающим меня миром так и не наступило. Я будто и не уходил никуда вовсе…
Я понял, что думать обо всем этом просто бесполезно, и отбросил лишние мысли в сторону.
Так пролетел и первый день дома, полный серого занудства для меня и радости странствий для Селесты. Догадаться не трудно: она вновь оказалась в своей колее. К сожалению, чтобы я тоже вышел на свою дорогу, мы должны были найти какого-нибудь поганца из нежити и укокошить его за деньги.
Вот по чему-то подобному я действительно скучал! В том мире чудищ было не так уж и много, и большинство из них жило обособленно, так что люди на них не жаловались.
— Тебе надо выспаться, — напомнил я женщине, разводившей костер. — Ну-ка, осмотрись.
Она послушно покрутилась на месте.
Ага, деревья, кустики, цветочки… Вон там какая-то мрачная каменюка, на ветке горят совиные глаза, и сверчки занудно стрекочут, и им вторит фырканье мелких грызунов, скачущих с ветки на ветку и ползающих по подсохшей траве.
А что это там воет? Волки. Думаю, к костру подойти они не осмелятся. Это не те волки, что жрут странников, специально выслеживая их по запаху огня, эти дикие, не знакомые с подобным творением человечества.
Главное, что людей нет, значит нет и разбойников. Когда я в последний раз проходил по проклятым землям Северной Голиции, несколько жухлых новых деревушек располагались в устье реки Данмар (ее еще называли Огненной Рекой), а та отсюда в десяти днях пути.
— Нормально. Безопасно.
— Угу. Могу я наконец поспать? — положив голову на свой мешок с вещами, недовольно пробурчала Селеста.
— Так уж и быть, спи. Но завтра с первыми лучами солнца, женщина, так что приготовься снова стереть пятки в кровь. Господи, и перед сном намажь их чем-нибудь, мы как будто по воде идем!
— Чем? — ее голос стал сердитым.
— Без понятия! Приложи подорожник, не знаю. Или наплюй и разотри.
— Да ладно, само заживет. Это от непривычки.
— Конечно, блин, от непривычки… — она закрыла глаза, так что я погрузился во тьму. Это мне совсем не нравилось. — Стоять!
— Чего еще?!
— Выпусти меня, я поохочусь. Раздобуду чего на завтрак, хоть пожрешь нормально.
— И как я тебе это сделаю?
Я нащупал сознанием ее разум и осторожно к нему прикоснулся. Меня будто окатило холодной водой, а затем без остановки забросили в адскую печь, но я сдержался и продолжил давить изо всех сил, на каждом шагу получая от нее предупреждение: «сунешься дальше — убью».
— Слушай, ты как будто в первый раз у мужика в постели. Расслабься, попытайся просто выкинуть меня из своего тела, вот и все. Разве так сложно?
— Представляешь, да! В тот раз мне было страшно, я не знала, что делать, и все произошло само собой!
— Брехня.
Я нажал еще сильнее, нащупывая в непроходимой стене под названием «личность» брешь.
Селеста вскрикнула. Она сжала руками свою голову и рывком выгнала меня из своей головы, и я ощутил, как вновь обретаю — пусть и волчье — тело.
— Еще раз так сделаешь, — с облегчением выдохнула женщина, — я тебя убью.
Ну, и что я мог на это ответить? Я высунул язык и когтем схематично накропал на земле кулак с вытянутым средним пальцем.
— Ой, да иди ты в задницу!
Обиженная, она повернулась ко мне спиной и застыла, изображая из себя спящую.
Я недовольно заворчал. Пытаясь отделаться от мыслей о своей семье, я занял себя мыслями совсем о другом и задумчиво поглядел на ровную спину Селесты, по которой бегали мошки, привлеченные светом костра.
Я тихо обошел ее на звериных лапах и на секунду прилег, осматривая миленькое почти по-детски умиротворенное личико с высокими скулами и острым подбородком, прикрытым сейчас вьющимися черными локонами волос.
И еще этот чертов разрез на тоненькой ткани ее платья, на который она постоянно бросала насмешливые взгляды, зная, что мне ничего не остается, кроме как смотреть ее глазами на ее же… округлости.
Глумилось ли она надо мной? Я надеялся на это, потому что о чем-то большем думать мне приходилось с трудом. Она знала, что я никогда не смогу прикоснуться к этому желанному, столь близкому и невероятно далекому телу.
Смогу ли я когда-нибудь ее узнать по-настоящему?
Навряд ли. Временами она была такая мягкая, податливая и уступчивая, пусть изредка выпускала шипы, но, сидя в ее голове, я ощущал весь лед и твердость характера. Непонятного характера, будоражащего характера, и она влекла меня подобно вот этим мошкам на ее спине.
А как она поступила с Августом! Не так уж и плохо, но вариант с постелью можно было и вычеркнуть, дабы не создавать лишние проблемы. Мелкая месть, говоришь? И кто я здесь: охотник или жертва?
Она незаметно набрасывала петлю мне на шею. Боюсь, когда-нибудь я намеренно выбью из-под себя спасительный стул, лишь бы оказаться хоть раз в ее объятьях.
А как же Ольха? Неужели все прожитые годы — пустой звук? Нет, я любил свою жену, но тяжело было сдерживать подобные мысли в компании красавицы-спутницы. Скорее всего это просто желание, ничего больше.
Учуяв запах свежей бегущей крольчатины, я вскочил на лапы и зарычал. Вот он, спасительный запах примитивной охоты, которая мне сейчас так необходима!
Я сорвался с места и бросился в погоню. Волчьи инстинкты разом поглотили мой разум, и я не сопротивлялся. Не мог сопротивляться. Лапы тяжело опускались на землю, и массивное тело зверя устремилось вперед в поисках добычи. Резко остановилось. Зверь понимал: времени мало, а кролика и того меньше. Нужно что-нибудь большое. Олень? Луговая пантера?
Запахи ночи проникли в мой мозг, и я ликующе взревел: медведь!
Надо торопиться. Скоро моя шкура вновь омоется кровью.
«Кто стучится в дверь мою? — промелькнула у меня в голове старая песенка. — Вот того я и убью…».
* * *
— Кто стучится в дверь мою? — насвистывал себе под нос здоровяк с приплюснутым носом, выворачивая мешки с моими пожитками наизнанку. — Вот того я и убью!
— Не стоит.
Из носа сочилась кровь. Правый глаз заплыл, и я едва различал в полутьме силуэты еще троих, наставивших на меня тяжелые боевые арбалеты. Я знал: стоит одной стреле, пущенной из такого оружия, коснуться моего тела, и даже от попадания в ногу я уже не жилец. Яд и серебро всегда делают свое дело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
