Энкиду побледнел, слыша такие речи, и его охватил гнев.
– Такого не должно быть! – закричал он. И обратившись к Абисимти, потребовал:
– Веди меня в Урук, покажи мне этого Гильгамеша!
Абисимти и Энкиду немедленно отправились в город. Их приход вызвал некоторое волнение – столь необычно выглядел Энкиду. Так широки были плечи Энкиду, так сильны его руки. Толпы ходили за ним, а когда они услышали от Абисимти, что это и есть тот самый дикий человек, который освобождал зверей из ловушек, то их удивлению не было предела. Они пялили на него глаза и перешептывались. Самые отважные дотрагивались до него, чтобы проверить, насколько он силен.
– Да он равен по силе Гильгамешу! – вскричал кто-то.
– Да нет, он не такой высокий! – сказал другой.
А третий добавил:
– Да, но он все равно сильнее, у него кость шире!
И все они закричали:
– Прибыл герой! Тот, кто был вскормлен молоком диких зверей! Вот достойный противник Гильгамешу! Наконец-то! Наконец-то!
Вот таким было появление Энкиду, человека, предсказанного мне в моих снах. Он был тем товарищем, которого послали мне боги, чтобы освободить меня от одиночества, чтобы он был мне братом, которого у меня никогда не было, товарищем, с которым мне предстояло делить все на свете. Для народа Урука он также был посланником богов, о котором они молили, хотя я и не знал об этом, потому что все они стенали под гнетом моего правления. Они боялись врагов, которых с каждым днем становилось у меня все больше и больше, и проклинали мое высокомерие. Они молили богов создать мне равного по силе и послать его в город – моего двойника, мое второе я, носящего в себе такое же мятежное сердце, какое билось у меня в груди, чтобы мы сразились между собой и оставили Урук в покое. И он пришел.
19
Был день заключения брака между благородным воином Лугал-аннемунду и девой Ишарой. Били брачные барабаны, было постелено супружеское ложе.
Девушка показалась мне желанной, и с наступлением ночи я пошел в дом, где совершались браки, чтобы взять ее во дворец.
Когда я пересекал рыночную площадь, именуемую рынком Земли, которая расположена через улицу от того дома, приземистая фигура возникла из темноты и загородила мне дорогу. Человек почти моего роста. Я никогда еще не встречал такого. Его грудь была мощной и выпуклой, плечи – широкими, шире моих, и руки, непохожие на руки обычного смертного. В неверном свете факелов, которые несли мои слуги, я уставился в его лицо. Подбородок его был выставлен вперед, рот широк, лоб низок. В глазах у него была решимость. Борода его была густа, волосы жестки и непострижены. Он был спокоен и уверен в себе! Разве он не знал, что я царь Гильгамеш?
Я тихо сказал:
– Отойди!
– И не подумаю.
Я был поражен, услышав такие слова. Я насторожился, поскольку понимал, что это не обыкновенный горожанин. Мои оруженосцы стали беспокойно переминаться с ноги на ногу и схватились за оружие. Я остановил их жестом.
Подойдя ближе к незнакомцу, я спросил:
– Ты знаешь, кто я?
– По-моему, ты царь.
– Так и есть. И неразумно загораживать мне дорогу.
– А ты знаешь, кто я? – спросил он. Голос его был груб.
– Нет, – ответил я.
– Я – Энкиду.
– А-а-а, дикарь! Я должен был догадаться по твоим манерам. Значит, теперь ты пришел в Урук, дикий человек? Ну, и что же ты от меня хочешь?
Сейчас не время подавать прошение царю.
Он нагло спросил:
– Ты куда идешь, Гильгамеш?
– Я что, обязан перед тобой отчитываться?
– Скажи мне, куда ты идешь?
Оживились мои оруженосцы. Мне кажется, они с радостью закололи бы его, но я их вовремя остановил.
С некоторым раздражением я ответил, показав на дом за его спиной:
– Вон туда. На свадьбу. А ты меня задерживаешь.
– Тебе туда нельзя, – сказал он. – Ты хочешь забрать невесту себе?
Этого нельзя делать.
– Нельзя?! Нельзя?! Что за слова ты говоришь царю, дикарь! – Я в недоумении пожал плечами и добавил: – Меня это забавляет. Говорю тебе уйди с дороги!
Я шагнул вперед. Вместо того, чтобы отступить, он шагнул мне навстречу, чтобы не дать мне пройти, а затем схватил меня своими ручищами.
Смерти равносильно так поступить с царем. Однако у моих оруженосцев не было возможности сразить его, потому что, как только он меня схватил, я в страшном бешенстве обхватил его, собираясь швырнуть на ту сторону рыночной площади. Мы сплелись в драке, поэтому никто не мог сразить его, не поранив при этом меня. Оруженосцы отступили, давая нам возможность драться, и не зная, что делать.
С первых же минут я понял, что он равен мне по силе, или почти равен.
Это было для меня чем-то новым. В детстве, в дни моей военной подготовки в Кише, в потасовках с молодыми героями после того, как я стал царем, я боролся просто ради удовольствия. Я всегда чувствовал после первого же объятия, что человек, с которым я боролся, был полностью в моей власти. Я мог швырнуть его оземь, когда хотел. Это доставляло удовольствие только в детстве. Когда я стал старше, зная, что победа за мной, что это осознание своей силы лишает борьбу подлинного испытания сил. Здесь все было по-другому. Я не был ни в чем уверен. Когда я попытался сдвинуть его с места, он не шелохнулся. Когда он попытался сдвинуть меня, у меня все силы ушли на то, чтобы устоять. Я чувствовал себя так, словно перешел невидимую границу, отделяющую меня от того мира, где Гильгамеш больше не был Гильгамешем. То, что я теперь испытывал, не было страхом, но что это?
Неуверенность? Сомнение?
Мы боролись, пыхтя, фыркая, приседая и выпрямляясь, ни на секунду не выпуская друг друга из объятий. Никто из нас не уступал победы. Мы смотрели друг другу в глаза. Глаза у него были глубоко посажены, и от напряжения налились кровью и они горели поразительным огнем. Мы пыхтели, выли, ревели и рычали. Я выкрикивал оскорбления на всех языках, какие только мог вспомнить. А он рычал, как дикий зверь, как лев, царь равнин.
Я хотел убить его. Я молил, чтобы мне было дано переломить ему хребет, услышать звук ломающегося позвоночника, швырнуть его, словно изношенную тряпку, в кучу мусора. Такая ненависть наполнила меня, что у меня закружилась голова. Никто и никогда не оказывал мне такого сопротивления.
Он был словно гора, которая вдруг встала в ночи на моем пути. Как я должен был себя чувствовать? Я царь, непобедимый герой. Но я чувствовал, что не могу его одолеть, и он меня тоже. Не могу сказать, сколько времени мы боролись. Наши силы были равны.
Но во мне все-таки обитает божество, а Энкиду – простой смертный. В конце концов моя победа была неизбежна. Я почувствовал, что моя сила не убывает, а его – начинает слабеть. В конце концов я плотно поставил одну ногу на землю и согнул колено, тем самым успев рвануть его вниз, так что ноги под ним подкосились, и он потерял равновесие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
