Наколов достаточно дров, он сложил их у крыльца. Мышцы рук побаливали. Он чувствовал свое тело, свою силу. В воздухе пахло землей. Когда он закончил, почти стемнело.
Сараю было двести лет, здесь было полно созданий и реликвий из прошлого – горшки, раковины, сломанный трактор, шаткие металлические стулья в помете летучих мышей. Положив топор, он заметил движение под стропилами – это улетала сипуха.
Дома он разжег огонь. За окнами почернело. Он стоял в темноте, глядя на огонь, думая о девушке. Он уже хотел ее, чувствовал связь с ней.
Он услышал, как подходит Кэтрин. Она взяла его за руку, и они ненадолго поддались смутному подобию гармонии, пока пламя пожирало столетнюю древесину.
На следующий вечер он наткнулся на девушку в библиотеке. Они с Фрэнни пришли сдать стопку детских книжек. Она важно исполняла эту задачу, заинтригованная таинственной щелью в стене, глотавшей книги, словно голодный зверь.
Девушка подошла и дернула Фрэнни за «хвостик».
Его дочка засмеялась и спросила:
– Как тебя зовут? Я Фрэнни.
– Уиллис, – сказала она, удерживая книги под мышкой и протягивая руку. – Если вы вдруг забыли.
– Нет, не забыл.
У нее была маленькая теплая рука. Она была в футболке с Элвисом Костелло [47], шортах и кожаных ботинках. Длинные черные волосы колечками сбегали по спине.
– Я подруга Эдди. – Когда он не отреагировал, она сказала: – Эдди Хейла. Он работает у вас.
Он старший из трех братьев, вспомнил Джордж. Сообразив, что мальчики, красящие дом, – это те же самые мальчики, что выросли здесь и трагически потеряли родителей, он сказал Эдди: «Она не захочет, чтобы вы работали здесь, если узнает», – и Эдди высокомерно сощурился и произнес: «Ясно, мистер Клэр. Если бы я купил этот дом, я тоже не захотел бы узнать, что владельцы покончили с собой».
Джордж почувствовал, что они достигли необходимого, пусть и окрашенного неловкостью понимания, некого подобия братских уз. Потом, когда они с женой совсем освоятся, он ей скажет. Рано или поздно она с неизбежностью узнает.
– А, тот самый Эдди.
– Да, тот самый. – Она чуть оскалилась, и стало понятно – она знает, что Джордж многое скрывает от жены. Ему стало интересно, что еще Эдди рассказал ей.
Фрэнни потянула за бахрому на шортах Уиллис.
– Смотри, чего могу!
– Пойдем посмотрим, Фрэнни.
Они смотрели, как его дочь запихивает очередную книжку в щель.
– Ух ты, такая большая, уже папе помогаешь.
Фрэнни серьезно кивнула. Девушка улыбнулась ему.
Сердце его отчего-то забилось.
– Я вас видел в гостинице, – сказал он.
– Просто подрабатываю летом – я учусь в Университете штата Нью-Йорк. – Она отбросила волосы с лица. – Взяла годичный перерыв, чтобы найти себя.
– Вы потерялись?
Она невесело улыбнулась.
– Просто пытаюсь понять, что к чему.
– Что именно?
– Как я справлюсь со всем этим…
– Этим?
– С жизнью, идиот.
– Ну, удачи. Надеюсь, ты найдешь, что искала.
– Спасибо. – Она подождала, словно собираясь с мыслями, потом посмотрела на него дружелюбно. – Так вы часто сюда приходите?
– Вообще говоря, да. Мне нравятся здешние завсегдатаи.
– Мне тоже. Почти все они мертвы. – Она переложила книги под другую руку. Она читала Китса и Блейка.
– Вижу, тебе нравится трудное чтение. Неразжеванное.
– Именно. Я и так понимаю.
– Пока в голову не ударит.
– У меня высокий порог чувствительности.
Они флиртовали. Ему показалось, что это забавно.
Она усмехнулась и показала томик Блейка.
– У нас в прошлом году были по нему занятия. «Бракосочетание Неба и Ада»[48]. Знаете такое?
– Слишком хорошо, – сказал он, но она не заметила сарказма. Он разглядывал ее лицо, веснушчатый носик.
– «Активное зло лучше, чем пассивное добро», – процитировала она Блейка.
– Он абсолютно прав, – сказал Джордж. – Но в наши дни зло бывает довольно страшным.
– Знаю. – Она вздрогнула. – Его так много в мире. – Она медленно подняла глаза и сказала: – Зло мне хорошо знакомо.
– Вы ведьма?
Она усмехнулась.
– А что, если да?
– Я бы не отказался полетать на вашей метле.
– Я имею в виду свое гребаное детство.
– О, – сказал он мягко, – ну хорошо. – И подождал, пока она продолжит.
– Когда узнаю вас лучше, запишу вас.
– Вы разожгли мой аппетит. – Он улыбнулся, она улыбнулась в ответ, они словно заключили молчаливое соглашение.
– В любом случае одно невозможно без другого, – сказала она, смахивая волосы с плеча. – В смысле добро без зла.
– Тогда мы составим отличную пару.
– Гм, надеюсь, вы не слишком добры.
– Это было бы чересчур, – согласился он.
– Расскажи мне о своих друзьях. – Она кивнула на сумку с книгами. – «Доброй ночи, Луна» – это же твоя любимая, да, Фрэнни?
Фрэнни кивнула, запихивая очередную книгу в щель.
– А у вас?
– То, что я обычно читаю, тут не достать, – сказал он.
– Вы сноб?
– Нет, но я много читаю нехудожественного, научные журналы, книги по искусству. Я историк искусства. Преподаю в Сагино.
– А, – сказала она и зевнула. – Это скучно?
– Скучно? – Он пожал плечами, немного обиженный. – Вовсе нет.
– Я не могла пройти мимо картин с Иисусом. Все эти девы и ангелы. – Она выглянула из окна. – В общем, мне пора. У меня встреча. Пока, Фрэнни. – Она нагнулась и пожала руку его дочери, позволив ему заглянуть в вырез ее рубашки. – Увидимся, профессор.
– Да, – сказал он, – надеюсь, увидимся.
Джордж смотрел, как она уходит, овеваемая ветром. Она сложила книги в корзину велосипеда и уехала.
– Папа. – Фрэнни потянула его за пиджак. – Папа! Мне нужны книжки!
– Правда? Давай посмотрим, что тут есть.
3
Теннисный клуб «Черная лужайка» был тихим, претендующим на элитарность заведением в стороне от шоссе, в конце проулка, заросшего кустами жимолости и кишащего дикими индюшками, – проезжая там, он вечно натыкался хоть на одну. Они ссорились по кустам, словно нарядные старые дамы, приодевшиеся по особому случаю. Это был один из немногих в Штатах клубов, где еще сохранились поросшие травой корты, хотя твердое покрытие было куда популярнее. Конечно же, требовалась белая спортивная одежда. Вдоль кортов стояли деревянные домики, выкрашенные в тускло-зеленый цвет, а от бассейна без подогрева открывался вид на далекие Катскиллские горы, на поверхности воды плавали сосновые иголки. Никто не плавал, кроме шведской жены богатого судовладельца, она не говорила по-английски и рассекала воду в белой купальной шапочке, а по всей территории, составлявшей четыре сотни акров, бегали собаки. Клуб, с террасами и навесами, некогда был настоящим домом аристократов, но сейчас выглядел невзрачно и запущенно. Здесь был уютный небольшой бар, где они выпивали после еды. Том Брэйден, спортсмен-профессионал, с жестким выгоревшим на солнце лицом, пригласил его играть по выходным до полудня, когда
