на корты пускали только мужчин. Партнер Джорджа – Джайлс Хендерсон, по прозвищу Желе, был тяжел и быстр, пусть ему уже и шел восьмой десяток. У него были короткие седые волосы и умные безжалостные глаза, и он играл на удивление ловко для человека таких габаритов. Четыре года назад он бросил Уолл-Стрит и вместе со своей второй женой, Карен (конечно, имя ее следовало произносить «Карин») купил гостиницу у дороги. Гостиница находилась в историческом здании с видом на пастбища. Еще у них была овцеферма и знаменитые обеды с ягнятиной. Если подъехать к ночи, можно было увидеть свечи в уличных светильниках, как в девятнадцатом веке, когда это была дорожная станция по пути в Олбани.
Джордж и Желе играли против двух сильных противников: Брэма Соколова, который называл себя фермером, и кардиолога на пенсии по имени Боб Твитчелл, которого все называли Док. Джордж играл хорошо. В конце концов, именно благодаря теннису он не вылетел из «Уильямса» – учился он неважно, но проявлял мастерство на корте и какое-то время участвовал в чемпионатах страны. Они с Соколовым были примерно одного возраста и легко сдружились.
Как-то в воскресенье, когда уже начало темнеть, подъехал старый зеленый «рейндж-ровер». Это были Брэм с женой – Джордж вдруг вспомнил, что ее зовут Джастин. Она была доцентом в Сагино и ткачихой, и они познакомились в день, когда он проходил собеседование. Брэм был одет не для тенниса и казался каким-то растрепанным в мешковатых брюках, старой футболке и старых ботинках фирмы «Стэн Смит». Джастин была сложена как крестьянка с картины Курбе[49], с тяжелыми чертами, ее отличала уверенность, присущая тем, кто работает руками.
Они поднялись на крыльцо. Брэм нес два хлеба, он держал длинный багет, словно винтовку, а круглый каравай – под мышкой.
– Ну, здрасте, – сказал Джордж. – Добро пожаловать.
– Все хорошее бывает парами, – сказал Брэм. – Вы же знакомы с Джастин.
– Конечно. – Он пожал ее теплую руку. – Рад видеть.
– Взаимно, – сказала она с улыбкой. – Мы вот решили заскочить.
– Заходите, выпьем. Кэтрин как раз укладывает Фрэнни спать.
Они вошли и последовали за ним на кухню, где он нашел бутылку джина и лаймы.
– Вино у нас тоже есть.
– Вино – замечательно, – сказала Джастин.
Брэм предпочел джин.
Джордж был рад услышать, что Кэтрин спускается по лестнице.
– Я вроде как голоса услышала. Какой приятный сюрприз!
– Такое тихое место, – сказала ей Джастин. – Я всегда хотела побывать внутри.
Они прогулялись по гостиной и кабинету Джорджа.
– А, у вас есть пианино. Вы играете?
– Так себе, – сказала Кэтрин.
– Она такая скромная, – сказал Джордж.
– Они оставили его – те, прежние жильцы.
– Хейлы, – пояснила Джастин. – Бедная Элла.
Жена Джорджа чуть побледнела.
– Вы ее знали?
– Немного. Она была настоящая красавица.
Вдруг стало очень тихо.
– Можем выйти на улицу, если хотите, – предложил Джордж.
Тогда Кэтрин словно вспомнила о хороших манерах.
– Да, там терраса. Я принесу вам поесть.
– Не беспокойтесь. Мы просто зашли поздороваться.
Но Кэтрин уже исчезла на кухне. Они сидели и ждали на террасе в лучах вечернего солнца, пока она не принесла поднос с сыром, оливками и багетом Брэма, который они разрывали руками.
– Чудесный хлеб, – сказала Кэтрин.
Брэм улыбнулся.
– Мой собственный рецепт.
– Он настоящий человек Возрождения, – сказала Джастин.
– Я недавно занялся хлебопечением. Раньше был бухгалтером, потом просто понял, что больше не могу этим заниматься.
Джордж на миг посмотрел в глаза Кэтрин. Он знал, что она не одобряет людей, которые бросают работу, как только могут себе это позволить. Трудно возвыситься в глазах его жены тем, что ты богаче самого Господа.
– Теперь он пишет роман.
– Честолюбивый замысел, – сказал Джордж. – О чем же?
– Понятия не имею.
– Звучит многообещающе.
Джастин спросила:
– А вы чем занимаетесь, Кэтрин?
– Я домохозяйка.
Джордж почувствовал вызов в ее тоне. Она посмотрела на него и улыбнулась, и его это тронуло.
– Она прекрасная мать, – отметил он.
– Как мило.
– У вас есть дети? – спросила Кэтрин.
– Нет… А я ткачиха.
– В городе есть магазинчик, – сказал Брэм, обмениваясь с ней улыбками. – Там продают ее изделия, очень красивые.
– Нужно будет заглянуть, – сказала Кэтрин.
– Вам не нужно ничего покупать. Вообще-то я бы с радостью сделала бы для вас шарф. Вы какой цвет любите?
– Думаю, синий. Но и куплю с удовольствием.
– Не надо. – Она подалась вперед и взяла Кэтрин за руку. – Мы подружимся.
Его жена покраснела, глаза ее сияли.
– Буду рада.
– А еще Кэтрин художница, – сказал он, почти извиняясь. Он кашлянул. – Она профессиональный реставратор.
– Впечатляет, – сказал Брэм.
– Ну, я не закончила учебу. – Кэтрин выпрямилась. – Я ушла…
– В смысле вы не окончили университет? – перебила Джастин.
– Да, родилась Фрэнни. – Она смущенно помотала головой. – Мы поженились.
«Какое поражение», – подумал он.
– Вы же всегда можете вернуться, – заметила Джастин.
– Кэтрин реставрирует фрески. Она работала с известными архитекторами.
– Я как правило отмывала за ними кисти.
– Это стало совершенно особой нишей, – добавил он.
– Отмывать кисти? – спросила Джастин.
– Нет, – сказала Кэтрин. – Писать Иисуса. Джордж прав, это моя ниша.
Они с Джастин переглянулись. «Это их тайный язык», – подумал он. Многозначительная тишина колоколом звенела в ушах.
– Вы очень религиозны? – осторожно спросила Джастин, будто Кэтрин была чем-то больна.
– Мы агностики, – пояснил Брэм. – Ну… то есть она. Я иудей.
– То есть, – пояснила Джастин, – мы едим бейглы[50] по воскресеньям и раз в год брискет[51], на праздниках. Он готовит отличный брискет.
– Мы католики, – сказала Кэтрин.
– В теории, – сказал Джордж. – Я отказываюсь связывать себя с какой-либо конфессией.
Она пригвоздила его взглядом.
– Мы растим дочь католичкой.
– Это неофициально, – сказал он – вот как они свернули на эту тему? Да, она в последнее время увлеклась этим. Она хотела водить Фрэнни в церковь, он был против. Он перерос религию, как тесный костюм. Все ненадолго умолкли, неудовольствие его жены было очевидно. Он изучил взглядом Джастин и Брэма, ожидая чего-то вроде осуждения, но они никак не отреагировали. – Думаю, я просто не доверяю ничему, что именуется «организованным». Возможно, я предпочитаю хаос.
– Милый, – сказала Кэтрин, – ты же знаешь, это не так.
Он продолжал – хотел сказать, хотел, чтобы она услышала. Ее слепое благочестие не только выглядело постыдно, оно делало ее какой-то заурядной.
– Думаю, все зависит от того, из какого пруда пить.
– Верно, – сказала Джастин, – там много показухи. Но каждому свое.
– Это личный выбор, – подчеркнула Кэтрин.
– Разве вам не нравится? – Джастин посмотрела прямо на Джорджа, и он почувствовал, что они поняли друг друга.
– Хотите еще выпить? Брэм?
– Вино не холодное, – пожаловалась его жена.
