– Зачем ты опять на Берелёх нацелился? Как мы оттуда выбираться будем?
– У меня сейчас мелькнула ценная мысль.
– Как эта мысль связана с Берелёхом?
– Сейчас расскажу. Каждую осень посёлок посылает в Якутию машины, закупают на всех картофель. Значит, по нашей Колымской трассе уже можно доехать до Якутии. Ну а Якутия – это уже материк. Там есть сообщение железной дорогой. А где есть железная дорога, там близко Томск и Москва. Теперь ты понял меня?
– Понял. Но ведь картофель закупают осенью.
Лев недоумённо смотрел на меня.
– Нам не нужны машины с картофелем. У нас на Кадыкчане уже весна, в дороге не замёрзнем. Мы можем ехать на попутных машинах. Вдоль всей дороги имеются небольшие дорожные посёлки. Дорогу надо содержать в порядке. А там, где есть посёлок, есть магазин. Голодать не будем. И потом, дорога для чего строилась? Правильно, чтобы по ней возили грузы. Усёк?
– Михаил, ты гений. Я усёк. Но учти, дорога не из лёгких. Длинная и долгая.
– Ясно. Это не самолёт и даже не вертолёт. И опасная. В дорожных посёлках в основном живут отсидевшие свой срок зэки или спецпереселенцы, – заметил я.
Лев вздохнул. Встал и начал натягивать рюкзак.
– Так и быть, идём. Там видно будет.
– Ну что, двинем на Уэлен. Там будем ждать нашего знакомого лётчика с Берелёха. А вдруг повезёт, и мы вновь встретим Арсения.
Мы шли по тундре, стараясь обходить посёлки, прииски и особенно лагеря и их охрану. В Горячие Ключи мы не зашли. Это было не наше место. Где-то там была похоронена Лиза и часть моей души. После того как мы посетили её могилку, мне стало легче. Отболело и отмерло. Лев не напоминал мне, понимал. Да и его воспоминания ранили. Мы шли молча.
Чукотка – край притягательный. Я любил Чукотку в любое время года, любил её сопки, её болота, кочки, озёра, реки, океан. Теперь я прощался с ней. Я знал, что больше сюда не вернусь. Прибуду в Томск и мои странствия окончатся.
Служу Советскому Союзу
Пока мы шли до Уэлена, Лев мне рассказывал о том куске жизни, который был мне неизвестен. Это приблизительно с 1942 года.
– Я подлез под трупы, которые нашёл на территории, где нас загнали на ночёвку. Место было тёмное. Я боялся, что меня обнаружат и пристрелят, когда будут сниматься утром. Тем, кто не мог подняться, охранники делали при снятии лагеря контрольный выстрел в голову. Но бог миловал. Три трупа их не заинтересовали. Пленных угнали. Я ещё долго не шевелился. Ты же понимаешь, я отчаянно трусил. Потом выполз. На своих спасителей не смотрел. Война приучила не бояться мертвяков. В тот момент я ничего не чувствовал. Полз автоматически к лесу. Рана в груди открылась, я потерял сознание. Очнулся в каком-то сарае. Старушка приложила палец к губам. «Молчи», – шепчет. На улице разговор слышу немецкий. Эта бабка меня втихаря как-то приволокла в этот сарай. Она там жила. А в её избе немцы пристроились. Она им прислуживала. Ночью надо было уходить. Она вывела меня на партизан. Это было в Белоруссии, недалеко от Барановичей. Небольшой городок, Слоним называется. Ну а Барановичи – большая железнодорожная станция. У нас много дел около Барановичей было.
Лёва не стал рассказывать про свои партизанские дела. Я их знал по собственному опыту.
– Рыбалка там была приличная, – свернул он с военной темы. – Речка небольшая, равнинная, летом такая красивая. Лахазва называется. Утром раненько, чуть свет, сматывались на рыбалку, форель ловили. Форель – рыба особенная. Ей вода нужна чистая, светлая. Затаиться надо, чтобы рыба тебя не видела.
Лев стоял и улыбался своим воспоминаниям. Я его не тревожил. Приятно видеть человека занятого счастливыми воспоминаниями. Однако надо было идти.
– Пойдём, Лев. Дорогу осилит идущий, – говорю я.
– Пойдём. Ты знаешь, я в Белоруссию влюблён. Люди там до того мне родными стали. А в лесу у нас было нехилое местечко. Там я и стал певчим. Ожил. Спел ребятам один раз. Потом меня просить стали. Я не капризничал.
– Лев, я не знал, что у тебя такой голос. Мы с тобой всё время были не в песенной обстановке.
– Да уж! В лагере не запоёшь. У Берга тоже, затаившись, сидели. Про то, как воевал, когда наш отряд влился в действующую армию, рассказывать не буду. Это, может быть, и интересно, но ты представляешь, сам занимался такими или приблизительно такими делами. А вот про Японскую войну расскажу. Мы ведь не знали, куда нас везут. Война с немцами закончилась. А нас срочно на восток отправили. Надо было японцев из Маньчжурии и Китая выбивать. Квантунская армия там засела. Мы знали, надо – значит, сделаем. Японцы войну нам не объявляли, но гадили на востоке постоянно. Нам приходилось крепкую армию на восточной границе держать. К тому же Америка и Англия – наши союзники. Они все эти годы, я имею в виду сорок первый – сорок пятый, с японцами воевали. Это они не поделили острова в Океании и китайцев[11]. А нам надо было защитить свои земли. Нам предстояло пройти пустыню Гоби, будь она неладна. Солнце пекло невыносимо; пески, горячие бескрайние сыпучие пески. Вода была только вначале. Надеялись на колодцы. Японцы, отступая, отравили воду в колодцах стрихнином. Натерпелись мы там досыта. Несколько часов шли в песчаной буре. Ярчайшее солнце вдруг начало тускнеть. Подул раскалённый ветер. Острые горячие песчинки хлестали по лицу и рукам. В момент всё заволокло песчаной завесой. Ветер крутил песок, он лез в нос, уши, рот. Ничего не видно. Ни вздохнуть полной грудью, ни глотнуть воды. На тело давила дикая сила ветра и песка, в ушах гудело. Песчаная буря продолжалась несколько часов. Укрывались, кто чем мог, в основном плащ-палатки помогали. Потом как-то мгновенно всё утихло. Но солнце стало палить ещё сильнее. Идём. Язык от сухости распух. Увидели озеро. Вода плещет, свежим ветерком повеяло от неё. Все ринулись бегом к воде. Некоторые последние крохи воды выпили. Сейчас свежей водицы попьём! К озеру быстро направились несколько автомашин. Машины, как в сказке, плыли по водной глади. Но колёса продолжали двигаться по песку. А это – мираж! Не один человек видел воду, а сотни бежали к воде. Вот такие сюрпризы пустыня Гоби нам преподнесла. Некоторые так и остались в этой пустыне, не хватило сил на переход. Мы торопились застать японцев врасплох. Очень трудно было. Но фашисты – младенцы по сравнению с японцами, хотя много всякого народа уничтожили. Но японцы много звероватее. У них такой девиз: «трех дочиста». Это их политика – «выжигай дочиста, убивай всех дочиста, грабь дочиста». Как нас встречали в освобождённых местностях, в городах! Эти звери экономили патроны на мирном населении и закалывали штыками тысячи мужчин призывного возраста, чтобы те не могли в будущем поднять оружие против Японии. Уничтожали женщин, стариков, детей. Убивали китайцев только за