— Постарайся повидаться с самим господином Чэнем, — наказала Айцзе. — Ему в руки передай да ответа дождись.
Вышибала спрятал за пазуху послание и с подарками отправился в город. Не будем говорить, как он туда добирался.
Перед домом начальника гарнизона Чжоу он присел у придорожной каменной террасы и стал ждать. Из дому вышел слуга Цзян.
— Мне самого господина Чэня надо повидать, — заговорил посыльный. — Я подарки принес, и дело есть. Я тут обожду, а ты доложи.
Слуга удалился. Немного погодя из дому с беспечным видом, покачиваясь, вышел Цзинцзи. Время стояло жаркое — пятая луна,[1757] и Цзинцзи был в креповом легком халате и шапке с ребристым верхом, украшенной золотой шпилькой. На ногах у него были летние туфли и светлые чулки.
— Как ваше драгоценное здоровье, сударь? — низко кланяясь, спросил вышибала. — А меня к вам Хань Айцзе послала. Просила письмо передать и подарки.
— Как себя чувствует барышня? — беря письмо, спросил Цзинцзи.
— Она грустит, сударь, — говорил посыльный. — Вы так давно ее не навещали. Просила вам низко кланяться. Как скоро вы собираетесь навестить нас, сударь?
Цзинцзи распечатал конверт и стал читать.
«Возлюбленному моему господину Чэню
с нижайшим поклоном от ничтожной наложницы Хань Айцзе.
Милостивый Государь!
С того момента, как я перестала лицезреть Вас, моим сердцем овладела неизбывная тоска. Душа моя терзается постоянною думой о Вас. Вы удостоили меня обещанием встречи, и, к двери прислонясь, я застыла на месте, пристально вглядываясь вдаль. Однако Вы снизошли до моей убогой хижины. Я посылала вышибалу справиться о Вас, но он вернулся ни с чем. Дошел до меня слух, будто Вы недомогаете, чем я сильно опечалена и отчего не нахожу утешения. Я терзаюсь наяву и во сне, что нет у меня крыльев, на которых я прилетела бы к Вашим стопам. У Вас же, сударь, рядом очаровательная любящая супруга. Разве Вы хотя бы вспомнили обо мне, наложнице! Меня Вы выплюнули словно косточку плода. К сему прилагаю короб со съестным, весьма скромным, к чаю. Надеюсь, Вы примите скромные знаки внимания, а равно и искреннее пожелание скорейшего выздоровления. О своей любви распространяться не стану.
Р.S. Посылаю мешочек для благовоний из узорной парчи с изображением пары неразлучных уток и прядь волос как выражение моих сердечных чувств.
Ваша ничтожная наложница Айцзе
с поклоном посылает в середине лета двадцатого дня».
Цзинцзи прочитал письмо и рассмотрел мешочек с прядью ее волос. На нем выделялись пара уточек-неразлучниц и надпись:
«Его милости возлюбленному господину Чэню».
Цзинцзи сложил письмо и вместе с мешочком спрятал в рукав.
Около их дома находился кабачок. Туда он и велел слуге Цзяну проводить посыльного от Айцзе.
— Угости его вином, — наказал Цзинцзи. — А я пока ответ напишу. Подношения ко мне в спальню отнесешь. Если матушка спросит, скажи: приказчик Се, мол, из кабачка прислал.
Слуга незамедлительно понес в дом подношения, а Цзинцзи проследовал к себе в кабинет, где тайком написал ответ и запечатал в пакет вместе с пятью лянами серебра. Потом он направился в кабачок.
— Тебя угостили? — спросил он посыльного.
— Благодарю вас, сударь, за доброе вино, — отозвался вышибала. Я сыт и мне пора в путь.
Цзинцзи вручил ему пакет с ответом и серебром.
— Поблагодари от моего имени барышню Айцзе. — наказал он. — А пять лянов серебра ей на расходы сгодятся. Дня через три я сам ее навещу.
Вышибала спрятал пакет и стал спускаться вниз. Цзинцзи проводил его за дверь кабачка.
Когда Цзинцзи вошел в спальню, Гэ Цуйпин встретила его вопросом:
— Кто это тебе прислал?
— Толстяк Се, приказчик, узнал, что мне нездоровиться, гостинцы собрал.
Цуйпин поверила мужу, и они решили утку, рыбу и свиные ножки отнести в задние покои Чуньмэй, для чего к хозяйке с подносом была послана служанка Цзиньцянь.
У Чуньмэй тоже не возникло никаких подозрений, когда ей сказали, что это из кабачка от приказчика, но не о том пойдет речь.
А пока расскажем о вышибале. Воротился он на пристань вечером и тут же вручил пакет Хань Айцзе. Она при свете лампы распечатала его и принялась читать.
Ответ гласил:
«Моей любимой Хань Пятой с поклоном отвечает Цзинцзи.
Милостивая Государыня!
Вы удостоили меня посланием и щедрыми дарами, за что выражаю Вам мою сердечную благодарность. Я постоянно помню о тех усладах, той пылкой любви, которую Вы мне подарили. Памятуя о нашем уговоре, я жаждал свидания с Вами, но из-за непредвиденного недомогания моего пришлось Вас разочаровать в Ваших ожиданиях. Мне доставили огромное удовольствие любезно присланные Вами яства и искусно вышитый мешочек, за что я Вам бесконечно благодарен и признателен. Дня через два-три обо всем поговорим с глазу на глаз.
Р.S. Дабы как-то выразить мое почтение, шлю пять лянов серебра и набивной платок. Искренне надеюсь, что придутся Вам по душе.
С поклоном Цзинцзи».
Айцзе прочла письмо, потом стала разглядывать платок. На нем было написано четверостишие.
Оно гласило:
Мой сучжоуский платок причудлив узором.Четкой кисти мазок, изящный и скорый.Полон сладостных чувств Хань Пятой в подарок.Пары фениксов пусть союз будет жарок.
После чтения стихов Айцзе отдала пять лянов серебра Ван Шестой. И мать и дочь с нескрываемой радостью стали ждать приезда Цзинцзи, но не о том пойдет речь.
Да,
С гостем любезнымбеседу вовек не нарушу.С другом сердечнымвдвоем лишь отводим мы душу.
Тому свидетельством стихи:
Сердечные думы бумаге она поверяла,Писала красавица — дух ее в высях парил.В руке ее ловкая кисть трепетала, порхала.Пойми: это крик приглушенный души ее был.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Глава девяносто девятая
Пьяный Лю Второй обрушивается с бранью на Ван Шестую. Разгневанный Чжан Шэн убивает Чэнь ЦзинцзиИзречения гласят:
Все огорченья наши, все волненья —От неуменья перенесть лишенья.При пораженье не теряй терпенья,Глядишь — и низойдет к тебе прозренье.Наставит слово Будды нас в морали,Конфуций держит от вражды подале.Желает каждый жизни бестревожной,Но век прожить беспечно невозможно.
Так прошло еще два дня, а на третий приходилось рождение Чэнь Цзинцзи. Чуньмэй в его честь устроила пир в дальней зале. Веселились всем домом целый день.
— Давно я на пристань не заглядывал, — сказал он на следующее утро Чуньмэй. — Делать мне сегодня нечего, надо съездить в кабачок. И счета пора подвести, и от жары отдохнуть. Я скоро вернусь.
— Возьми паланкин, — посоветовала Чуньмэй. — Легче будет добираться.
Чуньмэй велела двоим солдатам нести паланкин, а слуге Цзяну сопроводить Цзинцзи в кабачок на пристань, однако не станем говорить, как они туда добирались.
Было уже за полдень, когда Цзинцзи вышел из паланкина и проследовал в кабачок. Его встретили приветствиями оба приказчика.
— Как ваше драгоценное здоровье, сударь? Полегчало немного? — спрашивали они Цзинцзи.
— Благодарю вас за заботу, — отвечал он, все мысли которого были заняты Айцзе.
Цзинцзи присел ненадолго и встал.
— Счета пока приготовьте, я приду и проверю, — наказал он и направился во внутрь кабачка, где его встретил вышибала и доложил Ван Шестой.
Хань Айцзе, облокотившись на перила, сверху всматривалась и кистью выводила стихи, чтобы отогнать душевную тоску, когда ей сказали о прибытии Цзинцзи. Она тотчас же, приподняв подол юбки, засеменила своими лотосами-ножками и торопливо спустилась из терема вниз. При встрече с Цзинцзи она и ее мать расплылись в улыбке.
— Дорогой сударь! — воскликнули обе. — Редкий вы у нас гость. Каким ветром вас принесло, какими судьбами!
Цзинцзи приветствовал их поклонами. Они вошли в комнату и сели. Немного погодя Ван Шестая заварила чаю.
— Прошу вас, сударь, пройдемте ко мне в спальню наверх, — пригласила его после чаю Айцзе.
Цзинцзи поднялся в терем. Они резвились, как рыбки, обретшие воду. Казалось, их прилепили друг к дружке, лаком склеили. В задушевной беседе они только и говорили о нежной любви и крепких узах, их связывающих.
Айцзе достала из письменного столика разрисованный цветами лист бумаги и показала его Цзинцзи.
— Это я писала здесь, в тереме, пока ждала тебя, чтобы отогнать тоску, — пояснила она. — Тревожит одно: не оскорбили бы они твой слух.
Цзинцзи принялся читать. Вот какие стихи написала Айцзе:
