И это только один из известных секретарям обкомов способов водить Москву за нос. Центр требовал обязательств, и в ответ он получал обязательства о будущем перевыполнении плана на 50 процентов, в два, а то и в три раза. Местные руководители купались в славе, расписывали свои, еще не достигнутые, успехи, а когда подходила пора отчета, мухлевали, кто как мог.
Особенно больно ударила по самолюбию и репутации отца информация, поступавшая из Рязани. Приходившие оттуда в ЦК письма приобрели душераздирающие оттенки. «Очковтирательство, обман государства. Оформляют сдачу скота на приемных пунктах мясокомбината, фактически не сдают, а дают доверенности в получении тех же животных на передержку, и вот четвертый квартал 1959 года “выполнен”. Так звучит в отчете, а на деле мясо поступило только в первом квартале 1960 года. Дальше — больше, под нож пошли и дойные коровы, и телята рождения 1959 года. Иначе не выполнить четырехкратный план сдачи мяса в 1960 году. Кому нужно такое выполнение плана? Бумага — не мясо! Это похабщина! Народ смеется!» — читал отец в одном из полученных из Рязани сообщений.
«Рязанская область совершенно не имеет скота, если не считать некоторого количества свиней. Поэтому продолжается скупка скота. Скот закупается по рыночным ценам во Владимирской, Липецкой, Воронежской, Московской областях. Можно себе представить, во что обойдутся колхозам и государству такие “заготовки”, что останется на текущих счетах колхозов в Госбанке, и самое главное, мяса в стране не прибавится. Одновременно используется старый, испытанный конек — приписки к отчетности», — пишет отцу В. С. Виноградов, работник Главного управления заготовок Министерства cельского хозяйства РСФСР.
Направленная в Рязань московская комиссия подтвердила: изложенное в письмах — правда. Для отчета о тройном в 1959-м и четырехкратном перевыполнении плана 1960 года по сдаче мяса в Рязани использовали весь набор жульнических приемов: и скупку скота, и «передержку-доращивание», и откровенные приписки. На поверку Ларионов оказался не героем, а махровым «шулером». Поняв, что в Москве всё знают, игра окончена, он попросился к Хрущеву на прием.
Отец ему в просьбе отказал, говорить им не о чем. Ларионов понял, что проиграл и запил, на работу не ходил.
В начале сентября 1960 года, перед отъездом отца в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, Ларионова решили с обкома снять. Отец попросил Козлова подобрать кандидатуру на его место. Пока отец пересекал Атлантику на дизельэлектроходе «Балтика», в Москве и Рязани искали выход из положения. Так продолжалось почти две недели. Перед самым прибытием отца в США Козлов поды скал Ларионову преемника — секретаря Владимирского обкома Константина Николаевича Гришина. На 23 сентября назначили перевыборный пленум обкома, но снимать оказалось некого, 22 сентября около десяти часов вечера Ларионова не стало.
В опубликованном в газетах некрологе сообщалось, что Алексей Николаевич Ларионов умер 22 сентября 1960 года. Подчеркивалось, что он «был верным сыном Коммунистической партии, талантливым организатором и энергичным руководителем, активным и стойким борцом за великое дело коммунизма». Однако никто из высоких руководителей и коллег не поставил, как это принято, свою подпись под эпитафией, ограничились анонимной «группой товарищей». О причине смерти в некрологе стандартно сослались на «тяжелую болезнь». Написанному в газетах не поверили ни в Москве, ни в Рязани, судачили, что Ларионов застрелился, — погнался за славой, обманул всех и вся, получил героя, а когда в ЦК докопались до истины, понял, что проиграл и пустил себе пулю в сердце.
Молва приписала игроку Ларионову и соответствующую его образу смерть. Посмертно он стал героем, вернее антигероем, но все равно «прославился». Все забыли украинцев или туляков, тоже баловавшихся закупками коров на стороне, передержкой-доращиванием, приписками. А Ларионова запомнили, и запомнили надолго.
На самом деле Алексей Николаевич Ларионов умер не от пули. Его пистолет оставался в обкоме в служебном сейфе, откуда его на следующий день официально изъял начальник областного управления КГБ. Детали происшедшего стали известны благодаря Василию Поликарповичу Зенину, тоже секретарю Рязанского обкома, естественно, не первому; всю свою жизнь он вел дневник. Жили они с Ларионовым по соседству. В те тяжелые для Ларионова дни Зенин его не бросил, поддерживал, как мог.
«Вечером 22 сентября я встретился с Ларионовым, — пишет Зенин. — Сказал ему, что предстоящий пленум пройдет хорошо. Нервничать не следует. Освобождение мотивируют личной просьбой в связи с болезнью.
В тот день Ларионов ездил в Москву, там у него сохранилась дача, по возвращении сидел, задумавшись, с сыном на лавочке во дворе. Моя дочь Лариса ласково его о чем-то расспрашивала, он ее очень любил…
22 сентября в 9 часов 50 минут Ларионов умер… С плачем постучала к нам в дверь его жена Александра Васильевна… Я поднялся на третий этаж, вошел в квартиру и увидел мертвого Алексея Николаевича на диване в его кабинете. Срочно вызвал врачей во главе с заведующим здравотделом Симоновым. Долго они с ним “работали”, но безуспешно. В 12.00 ночи увезли на вскрытие».
Далее Зенин пишет, что, насколько он знает, «смерть наступила вследствие отравления большой дозой снотворного. Из желудка извлекли еще даже не растворившиеся таблетки. Он принял тайком снотворное, поиграл с внуком, а потом захрапел и затих. Жена не усмотрела ничего подозрительного, не раз проходила мимо спальни, но то, что произошло несчастье, обнаружила слишком поздно, он уже посинел».
То, что Ларионов принял большую дозу снотворного, скорее всего, миф. В Рязанском архиве лежит заключение врачей: «22 сентября, в 21 час 05 минут внезапно наступила смерть при явлениях острой сердечно-сосудистой недостаточности. Патологоанатомическое вскрытие показало наличие распространенного атеросклероза сосудов, множественные рубцы стенки левого желудочка сердца, отек мозга, отек легких, цианоз внутренних органов. Причиной смерти явилась острая сердечно-сосудистая недостаточность». И дальше подписи: Е. В. Литвина, заместитель заведующего облздравотделом; П. С. Бельский, главный врач больницы № 2; Н. А. Троицкий, профессор; И. Е. Мацуев, профессор; П. З. Котлярчук, областной патологоанатом, кандидат медицинских наук.
Так что все объясняется просто — сердце не выдержало, а снотворное Ларионов выпил около 9 часов вечера, чтобы заснуть после разволновавшего его разговора с Зениным о назначенном на следующий день пленуме обкома. И не горсть, а пару таблеток, как рекомендовали врачи. Вскоре, естественно, лег в постель, а через несколько минут его не стало. Вот снотворное и не успело раствориться в желудке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
